– Вы совершенно правы. Туда можно выбросить что-то совершенно неважное, – кротко ответил Пуаро.
Тем не менее Джепп с подозрением посмотрел на него.
– Ладно, – сказал он. – Я знаю, что буду делать дальше. А вы?
– Eh bien[7], – ответил Пуаро. – Я закончу свои изыскания по поводу неважного. Я еще не обследовал мусорный ящик.
Он проворно выскользнул из комнаты. Джепп неодобрительно посмотрел ему вслед.
– Чокнутый, – сказал он. – Совсем чокнутый.
Инспектор Джеймсон сохранял почтительное молчание. На его лице читалось британское чувство превосходства над иностранцами.
Вслух он сказал:
– Значит, вот каков мистер Эркюль Пуаро! Я много о нем слышал.
– Это мой старинный друг, – объяснил Джепп. – Он вовсе не такой сумасшедший, как кажется. Но сейчас он успешно продвигается в этом направлении.
– Как говорится, немного двинулся, сэр, – предположил инспектор Джеймсон. – Возраст дает себя знать.
– И все равно, – сказал Джепп, – хотел бы я знать, что он затеял.
Он подошел к письменному столу и беспокойно уставился на изумрудно-зеленое перо.
Джепп только начал допрашивать третью шоферскую жену, когда Пуаро бесшумно, словно кот, возник у него под боком.
– Ну вы меня и напугали, – сказал старший инспектор. – Нашли что-нибудь?
– Не то, что искал.
Джепп снова обернулся к миссис Джеймс Хогг.
– Вы говорили, что видели этого джентльмена прежде?
– О да, сэр. И мой муж тоже. Мы сразу его узнали.
– Миссис Хогг, вы наблюдательная женщина, насколько я вижу. Я не сомневаюсь, что вы знаете все и обо всех в округе. И вы женщина рассудительная – просто необычайно рассудительная, могу сказать… – без всякого смущения повторил он в третий раз.
Миссис Хогг слегка задрала нос, изображая сверхчеловеческую мудрость.
– Скажите мне пару слов об этих двух молодых женщинах – миссис Аллен и мисс Плендерли. Какие они? Веселые? Часто ходят на вечеринки? Это так?
– О нет, сэр, вовсе нет. Они часто выходили, особенно миссис Аллен, но они не из простых, ну, вы понимаете. Не из таких, которые совсем из другого теста, сказала бы я. Я уверена, что миссис Стивенс из таких – если она вообще миссис, в чем я сильно сомневаюсь, так вот, хотя мне и не хочется рассказывать, что у нее творится, но…
– Именно так, – сказал Джепп, ловко остановив ее словоизвержение. – Теперь очень важно, чтобы вы мне сказали вот что – миссис Аллен и мисс Плендерли здесь любили?
– О да, сэр, они обе очень милые девушки, особенно миссис Аллен. Всегда скажет доброе словечко ребенку. Она ведь собственную маленькую дочку потеряла, бедняжка… Да я сама троих младенчиков похоронила. Я хочу сказать…
– Да, да, это очень печально. А мисс Плендерли?
– Ну, конечно, она тоже мила, но более грубая, если вы меня понимаете. Просто кивнет мимоходом, не то чтобы остановиться и поздороваться… Но я против нее ничего не имею, совсем ничего.
– Они с миссис Аллен ладили?
– О да, сэр. Ссор у них никаких не было, ничего подобного. Они были очень счастливые и довольные; я уверена, что миссис Пирс подтвердит это.
– Да, мы уже говорили с ней. Вы когда-нибудь видели жениха миссис Аллен?
– Того джентльмена, за которого она собиралась замуж? О, конечно. Он часто сюда приезжал. Говорят, он член парламента.
– Это не он приезжал прошлым вечером?
– Нет, сэр, не он. – Миссис Хогг подобралась, из-под маски старательной чопорности прорвалось возбуждение. – И если бы вы меня спросили, сэр, что я на этот счет думаю, то я сказала бы, что все не так! Она не из таких, я уверена! Да, в доме тогда никого не было, но я ни во что такое не верю, я так и сказала Хоггу сегодня утром. «Нет, Хогг, – сказала я, – миссис Аллен была леди, настоящая леди, так что не придумывай», – вы же знаете, что у мужика на уме, уж простите. Всегда какую-нибудь гадость подумают.
Пропустив обидные слова мимо ушей, Джепп продолжал:
– Вы видели, как он приехал и уехал, так?
– Так, сэр.
– А больше вы ничего не слышали? Какой-нибудь ссоры?
– Нет, сэр, ничего похожего. Не могу сказать, чтобы такого я вообще не слышала, вовсе нет, и уж если для миссис Стивенс орать на свою бедную служанку – обычное дело, и все мы говорим ей, что нельзя такого терпеть, да только платят хорошо, тридцать шиллингов в неделю…
Джепп быстро вставил слово:
– Но вы не слышали ничего такого в доме номер четырнадцать?
– Нет, сэр. За этими петардами ничего не услышишь, да еще мой Эдди брови почти вчистую спалил.
– Этот мужчина уехал примерно в десять двадцать, верно?
– Возможно, сэр. Лично я точно сказать не могу. Но Хогг говорит, что это был очень солидный, степенный мужчина.
– Вы видели, как он уезжал. Вы не слышали, что он сказал?
– Нет, сэр. Я была далековато для этого. Я просто увидела его из окна, как он стоял в дверях и говорил с миссис Аллен.
– Вы и ее видели?
– Да, сэр, она стояла прямо в дверях.
– Вы не заметили, как она была одета?
– Нет, сэр, не могу сказать. Ничего особо приметного.
– Вы даже не заметили, была она в обычном платье или вечернем? – вступил в разговор Пуаро.
– Нет, сэр, не могу сказать.
Бельгиец задумчиво посмотрел на окно, затем на дом № 14, улыбнулся и коротко переглянулся с Джеппом.
– А джентльмен?
– Он был в темно-синем плаще и котелке. Очень элегантный и осанистый.
Джепп задал еще несколько вопросов, затем занялся другим свидетелем. Им был мастер[8] Фредерик Хогг, лукавый ясноглазый паренек, просто раздувшийся от осознания собственной важности.
– Да, сэр. Я слышал, как они разговаривали. «Подумайте и дайте мне знать», – сказал джентльмен. Приятный такой, понимаете. А затем она что-то сказала, и он ответил: «Хорошо. До свидания». И сел в машину – я ему дверцу придержал, но он ничего мне не дал, – сказал мастер Хогг с ноткой разочарования в голосе. – И уехал.
– Ты не слышал, что сказала миссис Аллен?
– Нет, сэр, не могу сказать, чтобы слышал.
– А ты не можешь сказать, в чем она была одета? Хотя бы цвет?
– Не могу, сэр. Понимаете, я не то чтобы ее видел. Она, видать, стояла где-то за дверью.
– Понятно, – сказал Джепп. – Теперь послушай. Я хочу, чтобы ты подумал и ответил на мой следующий вопрос очень подробно. Если не знаешь или не помнишь, так и скажи. Понятно?
– Да, сэр.
Мастер Хогг поедал его глазами.
– Кто из них закрыл дверь? Миссис Аллен или тот джентльмен?
– Переднюю дверь?
– Естественно, переднюю.
Парнишка задумался. Он закатил глаза, пытаясь вспомнить.
– Думаю, наверное, леди… нет, не она. Он закрыл. Потянул, дверь чуток хлопнула, и он быстро сел в машину. Как будто у него где-то встреча назначена была.
– Хорошо. Что же, молодой человек, ты вроде парень сообразительный. Вот тебе шестипенсовик.
Отпустив мастера Хогга, Джепп повернулся к другу. Оба медленно согласно кивнули.
– Возможно, – сказал старший инспектор.
– Есть вероятность, – согласился Пуаро.
Глаза его светились зеленым, как у кота.
Снова войдя в гостиную дома № 14, Джепп не стал тратить времени и сразу взял быка за рога.
– Мисс Плендерли, вам не кажется, что лучше сразу все рассказать? В конце концов, все равно придется это сделать.
Джейн Плендерли подняла брови. Она стояла у камина, опираясь на полку и грея ногу.
– Я правда не понимаю, о чем вы.
– Да неужели, мисс Плендерли?
Она пожала плечами:
– Я ответила на все ваши вопросы. Не понимаю, чего вы еще от меня хотите.
– А мне кажется, что вы могли бы рассказать мне гораздо больше – если б захотели.
– Это вам кажется, главный инспектор.
Джепп побагровел.
– Я думаю, – сказал Пуаро, – что мадемуазель лучше поняла бы причину ваших вопросов, если бы вы просто рассказали ей, как обстоит дело.
– Это просто. Итак, мисс Плендерли, факты таковы. Ваша подруга была убита выстрелом в голову из пистолета, находившегося в ее руке, дверь и окно были закрыты. Это выглядит как явное самоубийство. Но это не самоубийство. Уже одно медицинское обследование это показывает.
– Как?
Вся холодная ироничность исчезла из ее голоса. Она подалась вперед, напряженно всматриваясь в лицо инспектора.
– Пистолет был в ее руке, но она не сжимала его пальцами. Более того – на рукоятке не осталось отпечатков пальцев. И угол таков, что просто невозможно, чтобы она сама нанесла себе такую рану. Опять же, она не оставила предсмертной записки – очень необычно для самоубийства. И хотя дверь была заперта, ключа не нашли.
Джейн Плендерли медленно повернулась и села в кресло лицом к ним.
– Вот оно что! – сказала она. – Я все время чувствовала, что не могла она застрелиться. Я была права! Не она застрелилась – кто-то убил ее…
