Как же я не подумала об этом сразу? Билли устроила в нью-милфордский приют девочку-ротвейлера. Когда мы с ней туда ездили в первый раз, она спросила Альфредо, как дела у собаки, которую она привезла. Я хорошо помню, как она сказала ему: «Я за нее волновалась».
Я попросила охранника отвести меня к телефону.
Маккензи практически сразу выяснил, что у ротвейлера стоял микрочип. Его просканировали и узнали, что владелицей собаки была Пэт Леви. Альфредо сказал, что не стал сканировать чип при поступлении собаки в приют, поскольку Билли сказала, что хозяин умер. Он подтвердил готовность засвидетельствовать в суде, что ротвейлера привезла Билли. Он сказал, что его ошарашила вся ситуация: собака, вверенная его заботам, оказалась уликой в расследовании убийства.
Маккензи передал информацию Бьенвенидо, двоюродному брату Амабиле, следователю по уголовным делам в полицейском управлении округа Саффолк, который занимался делом Пэт Леви.
Стивен привез в полицию мой компьютер, и техники из экспертно-криминалистического центра установили личность Распутницы по IP-адресу. Это была Билли.
Как только Билли подпала под подозрение, полиция конфисковала ее машину, и хотя та была отмыта до блеска внутри и снаружи, в салоне все равно обнаружились волоски, совпадавшие с шерстью аргентинских догов.
Билли арестовали в доме ее бабушки. Мне хочется думать, что ее посадили в ту же камеру, где сидела я. Кэрол Андрес, адвокат по уголовным делам, нанятая для меня Стивеном и Маккензи, добилась того, что, как только главной подозреваемой стала Билли, с меня сняли все обвинения. Ей были предъявлены обвинения в убийстве полицейского при исполнении служебных обязанностей, в покушении на убийство второго полицейского, а также в убийстве Пэт Леви. Еще через несколько дней бостонская полиция нашла молоток, которым была убита Сьюзен Рорк. Билли спрятала его в той же кладовке в бабушкином доме, где она хранила свои детские игрушки. Губная помада цвета «тирамису», обнаруженная в бардачке машины Билли, принадлежала Саманте Купер – что было подтверждено экспертизой ДНК. Полиция Нью-Йорка передала информацию в Торонто, и к списку обвинений добавилось еще и убийство Саманты Купер. Оставался только Беннетт. Или Джимми Гордон. Как сказал мне прокурор, чтобы предъявить Билли обвинение в этом убийстве, необходимо произвести эксгумацию тела Джимми. Мне было страшно представить, как это воспримет его мать. Смертную казнь отменили в штате Нью-Йорк в 2007 году; но даже без обвинения в убийстве Джимми Гордона Билли светит пожизненное заключение без права на досрочное освобождение.
Я знаю, бывают люди, которые верят, что прошлое можно «закрыть» и уже никогда к нему не возвращаться. Меня всегда раздражало такое ошибочное представление, что всякое горе преодолимо и что человек, позабыв все плохое, может спокойно жить дальше и все наладится само собой. Мне всегда казалось, что так не бывает. Хотя, может быть, у кого-то это получается. Или они убеждают себя, что у них получилось.
Кому как удобно.
* * *
Как человек, злостно обманутый не одним социопатом, а сразу двумя – причем не просто обманутый, а чуть было не ставший жертвой серийного убийцы, – я начала сомневаться в своей пригодности для работы, которую себе выбрала. Но я продолжала писать диплом и разбираться с определением того типа людей, который я изучала. В «Руководстве по диагностике и статистике психических расстройств» нет понятий «социопат» и «психопат». Там есть понятие «диссоциальное расстройство личности», которое определяется как «систематическое пренебрежение к правам других людей и нарушение этих прав» по трем и более из следующих семи показателей:
1. Неспособность соответствовать социальным нормам.
2. Безответственность.
3. Склонность к обману.
4. Безразличное отношение к другим людям.
5. Безрассудство и рискованное поведение.
6. Неспособность планировать наперед.
7. Раздражительность и агрессивность.
Для выявления склонности к психопатии чаще всего используется опросник, составленный канадским психологом Робертом Хейром. Хейр писал, что социологи обращают внимание главным образом на окружающие условия и социальные факторы, поддающиеся изменению, в то время как психологи и психиатры при постановке диагноза учитывают генетические, когнитивные и эмоциональные особенности человека.
Случай Билли я описала в последней главе своего диплома. Закончила я вопросом: Можно ли простить этих людей?
Себя я простить не могла.
«За что тебе себя прощать? – искренне не понимали Маккензи и Стивен. – За то, что ты хорошо думаешь о людях? За то, что ты добрая и доверчивая?» Но мне нужно было найти другой путь к прощению. Кто-то считает, что способность прощать в определенный момент возникает сама собой, а кто-то считает, что эта способность – собственный выбор, что она проявляется как еще одна форма сочувствия, как подарок себе самому.
Не стесненная в средствах бабушка Билли наняла целый штат адвокатов, которые добивались, чтобы ее внучку перевели из тюрьмы в частную психиатрическую клинику. И это при том что психопатия, по мнению многих специалистов, вообще не поддается лечению. Сейчас Билли содержится в психиатрической больнице особо строгого режима для заключенных при Манхэттенском психиатрическом центре, где за ней наблюдает судебный психиатр, назначенный прокуратурой, и независимый эксперт, приглашенный защитой. Это то самое здание с решетками на окнах, которое мы с Билли видели на другом берегу реки Гарлем, когда забрали Тучку из муниципального приюта и устроили ей небольшую прогулку по набережной, чтобы она порадовалась вновь обретенной свободе.
Селия говорила, что, когда ты знакомишься с человеком в период кризиса, у вас сразу же появляется общая история. Вы пропускаете стадию маленьких повседневных неловкостей и откровений. Минуя все мелочное, пустяковое и банальное, вы переходите прямиком к сути.
Маккензи видел меня в тюрьме. Он видел меня наивной, испуганной и ревнующей. Он видел, как я упорно не замечала того, что творилось у меня перед носом. И все-таки он меня видел.
И хотел видеть снова. У каждого из нас есть фантазии, которые вдребезги разбиваются о реальность. Вряд ли я представляла себе наш первый поцелуй прямо на выходе из Райкерса, когда я была с грязной головой, немытая и максимально далекая от идеального образа желанной женщины. Но Маккензи это не остановило. Он притянул меня к себе, взял мое лицо в ладони – так нежно и вместе с тем властно – и поцеловал в губы. Мне вспомнились слова песни Бетти Эверетт: «Если хочешь узнать, влюблен он в тебя или нет, ты все поймешь по его поцелую». Реальность оказалась лучше фантазий. Лучше – потому что желание было спокойным и мягким, без тревожного возбуждения, свойственного одержимости. Лучше – потому что он был настоящим, и я точно знала, кто он такой.
Через неделю после моего освобождения Маккензи подал ходатайство об освобождении Тучки.
Он предложил отвезти меня в приют, но мне хотелось поехать за Тучкой одной. Стивен дал мне свою машину. Направляясь к выезду из города, я миновала психиатрическую больницу для заключенных на острове Уорда. За одним из этих забранных решетками окон была камера Билли.
День выдался ясным, в небе плыли редкие белые облачка, которые, если верить прогнозу погоды, к вечеру должны были превратиться в дождевые тучи – с большой вероятностью ливня. Я ехала на предельной дозволенной скорости, хотя могла ехать быстрее – машин было мало. Мне, конечно, хотелось быстрее забрать Тучку домой, но хотелось и насладиться этой пронзительной ясностью ощущений, рождавшейся из тихой радости, что я жива. Я гордилась собой: я боролась за жизнь, я смогла за себя постоять. Разумеется, так и должно быть – чтобы человек боролся за свою жизнь, но тогда это казалось не столь очевидным. И, конечно, во многом мне просто повезло. Как бы мне ни хотелось чувствовать себя настоящим героем, я хорошо понимала, что в основном все решило везение.
По моим расчетам, минут через сорок мне предстояло проехать мимо того самого бара, где Билли разоблачила себя как Распутницу. Это преображение пугало меня до сих пор. После двух кружек пива она проявила пять из семи признаков психопатии.
Я заехала на заправку. Раньше я думала, что не царское это дело – самой заливать в бак бензин из колонки, но потом как-то втянулась, и мне даже понравилось. Во-первых, приятно осознавать, что я все же освоила эту премудрость. И меня очень радуют циферки, быстро сменяющиеся на счетчике. Я расплатилась наличными, и за это мне сделали скидку.
Я проехала Гринвич, где жила бабушка Билли. Я видела ее на суде, куда меня вызывали свидетелем. Она сидела в гордом одиночестве на скамье перед входом в зал судебного заседания. Говорят, молодые женщины одеваются так, чтобы нравиться, а старые – так, чтобы не вызывать отвращения. Бабушка Билли была одета с отменным вкусом: элегантный костюм от Шанель, изысканно-скромные жемчужные бусы. Она в совершенстве владела искусством смотреть сквозь человека, что и продемонстрировала, когда я попыталась поймать ее взгляд. Потом меня вызвали в зал суда. Билли сидела за отдельным столом вместе с командой адвокатов. Судя по всему, одежду ей подбирала бабушка. Я никогда раньше не видела Билли в костюме, чулках и лакированных туфлях на низком каблуке. Ее длинные волосы были зачесаны назад и собраны в хвост на затылке. Она вообще не накрасилась и выглядела кроткой и безобидной. В отличие от своей бабушки, Билли встретилась со мной взглядом, но ее лицо осталось непроницаемым. На нем отражался разве что вялый, скучающий интерес, как будто все обвинения в ее адрес – просто еще один способ скоротать время.
