Квиллер спросил:
– Газета может прислать сюда фотографа? Хотелось бы иметь картинки с вашего праздника.
Сэнди несколько раз быстро вздернула брови и ответила:
– Предполагалось, что Зоя Ламбрет это организует, но я думаю, она способна хорошо разрекламировать только саму себя.
– Я позвоню в фотолабораторию, – сказал Квиллер, вставая. – Посмотрим, может, они смогут прислать человека.
Полчаса спустя Одд Банзен, рабочий день которого заканчивался в двадцать три ноль-ноль, прибыл с висящим на шее фотоаппаратом и неизменной сигарой в зубах.
Квиллер встретил его в фойе словами:
– Постарайся сделать хороший снимок Кэла и Сандры Галопей.
Одд возмутился:
– Ты будешь мне указывать? Они просто обожают видеть свои фото в газете.
– Попытайся сфотографировать всех по парам. Они одеты как известные любовники – Отелло и Дездемона, Лолита и Гумберт Гумберт, Адам и Ева.
– Да ты с ума сошел, – воскликнул Одд Банзен, проверяя камеру. – Как долго тебе придется торчать тут, Джим?
– Ровно столько, сколько нужно, чтобы узнать, какой костюм завоюет главный приз, и позвонить в газету.
– Почему бы нам не встретиться в баре пресс-клуба и не пропустить чего-нибудь покрепче на ночь? Я буду свободен после того, как сделаю фотографии бала.
Возвратившись за столик Галопея, Квиллер был представлен женщине, облаченной в потрясающее вечернее платье, вышитое бисером.
– Миссис Даксбери, – объяснила Сэнди, – самый крупный коллекционер в городе. Тебе следует написать статью о ее коллекции. Это Англия, восемнадцатый век, – Гейнсборо и Рейнольдс.
– Мистер Квиллер, – сказала миссис Даксбери, – я не горю желанием увидеть статью о моей коллекции до тех пор, пока это не будет полезно именно для вас в вашем новом положении. Честно говоря, я чрезвычайно рада видеть вас сегодня тут, среди нас.
Квиллер поклонился:
– Спасибо. Это абсоллютно неизвестная область для меня.
– Я надеюсь, что ваше присутствие здесь означает, что «Дневной прибой» наконец образумился и уволил Маунтклеменса.
– Нет, – ответил Квиллер, – мы просто работаем вместе, каждый в своем направлении. Маунтклеменс по-прежнему будет писать критические отзывы.
– Какая жалость! Все мы надеемся, что ваша газета все-таки избавится от этого ужасного типа.
Со стороны сцены донесся звук фанфар, возвещающий начало вручения призов за лучший костюм, и Сэнди сказала Квиллеру:
– Мне нужно найти Кэла для присуждения призов и торжественного шествия. Ты уверен, что не можешь задержаться подольше?
– Прошу прощения, но мне нужно готовить материал о бале. Не забудь, что ты собиралась помочь мне написать статью о твоем муже.
– Я позвоню тебе и приглашу к себе на ленч, – сказала Сэнди, нежно приобнимая корреспондента на прощание. – Это будет забавно.
Квиллер отошел к стене и, когда были оглашены имена победителей конкурса, быстро записал их. Когда он искал телефон, у него за спиной раздался женский голос, мягкий и тихий:
– Это не вы новый корреспондент «Дневного прибоя»?
Усы Квиллера дрогнули. Женские голоса иногда действовали на него подобным образом, а этот и вовсе был похож на ласкающие пальчики.
– Меня зовут Зоя Ламбрет, – сказала женщина. – И я боюсь, что с треском провалила мое задание. Предполагалось, что я должна известить прессу о проведении бала, но это совершенно выпало у меня из головы. Я сейчас готовлюсь к персональной выставке и очень много работаю, если вы примете такое неубедительное извинение. Надеюсь, вы тут не чувствовали себя брошенным. Вы собрали необходимую информацию?
– Да, кажется. Миссис Галопей присматривала за мной.
– Я это заметила, – сказала Зоя, слегка поджав прелестно очерченные губы.
– Миссис Галопей была очень любезна.
Глаза Зои блеснули.
– Пожалуй.
– Вы не в маскарадном костюме, миссис Ламбрет?
– Да, муж не захотел прийти сегодня, а я просто заскочила на несколько минут. Мне бы хотелось, чтобы вы посетили галерею Ламбретов как-нибудь на днях и познакомились с моим мужем. Муж и я хотим быть вам полезны.
– Да, помощь мне нужна. Для меня это совершенно неосвоенная территория, – сообщил Квиллер и лукаво добавил: – Миссис Галопей предложила мне свои услуги по повышению моей квалификации в области искусства.
– О Боже! – воскликнула Зоя тоном, в котором сквозило легкое недоумение.
– Вы этого не одобряете?
– Ну… Простите, но Сандра отнюдь не самый большой знаток в этой области. Рано или поздно вы увидите, что художники напоминают кошек. – Большие карие глаза Зои с обезоруживающей искренностью взглянули на Квиллера, и он моментально утонул в них. – Мне бы не хотелось, чтобы вы пошли по ложному пути, – продолжала Зоя. – Большинство работ, которые выдают сейчас за истинное искусство, на самом деле просто дешевка, даже самые лучшие из них. Вы должны учитывать склонности и привязанности ваших советчиков.
– Что бы вы мне предложили?
– Приходите и посмотрите галерею Ламбретов, – проворковала она.
Квиллер поправил ремень и в очередной раз принял решение сбросить несколько лишних фунтов веса – начиная с завтрашнего дня. Затем он предпринял очередную попытку отыскать телефон.
Торжественный марш закончился, и гости разбрелись кто куда. По клубу распространился слух, что на вечере присутствует репортер из «Дневного прибоя» и его можно узнать по неповторимым усам. И как следствие этого, Квиллеру пришлось перезнакомиться почти со всеми членами клуба, выслушать искренние пожелания всего самого хорошего и немало нареканий в адрес Джорджа Бонефилда Маунтклеменса. Те, кто торговал предметами искусства, не упускали случая сделать рекламу своим галереям; художники упоминали о грядущих выставках, простые смертные приглашали Квиллера прийти и осмотреть их собственные коллекции в любое время, и если он захочет, то вместе с фотографом.
Среди тех, кто приветствовал корреспондента, был Кэл Галопей.
– Приходите как-нибудь к нам на обед, – приглашал он. – Приходите всей семьей.
Вечеринка незаметно превратилась в попойку. Наибольшая кутерьма происходила в игровой комнате, куда Квиллер проследовал вместе с толпой. Комната была битком набита веселящимися гостями, стоявшими плечом к плечу, и места едва хватало на то, чтобы поднять стаканы с «хайболом». В центре внимания был Марк Антоний. Он стоял на стуле. Без шлема Марк Антоний оказался женщиной с пухлым лицом, коротко подстриженными волосами, уложенными тугими волнами.
– Вперед, ребята! – орала она. – Покажите, на что вы способны!
Квиллер протиснулся в комнату. Он увидел, что толпа сконцентрировалась на игре «дартс». Игроки пытались поразить мишень – нарисованного на деревянном щите человека в натуральную величину, с тщательно выписанными анатомическими подробностями.
– Вперед, ребята, – говорила нараспев женщина-воин. – Удовольствие стоит всего цент. Каждому одна попытка. Кто хочет поиграть в игру «Убей критика»?
Квиллер решил, что на сегодня с него достаточно. Его усы улавливали смутное беспокойство, витавшее в воздухе. Он осторожно пробрался к выходу, позвонил в редакцию и передал собранный материал, а затем присоединился к Одду Банзену в баре пресс-клуба.
– Маунтклеменс, должно быть, наркоман, – сказал он фотографу. – Ты читаешь его заметки?
– Еще чего! – воскликнул Одд. – Я только просматриваю фотографии и проверяю, чтобы мне их вписали в платежку.
– Кажется, он является источником множества проблем. Тебе известно что-либо о ситуации в Музее искусств?
– Я знаю, что в гардеробе у них работает приятная пташка, – ответил Одд. – А на втором этаже выставлено несколько обалденных скульптур обнаженной натуры.
– Интересно, но я имел в виду не это. Руководству музея не удалось получить грант в миллион долларов от некоторых фондов, и в результате директор был уволен. На сегодняшней тусовке я узнал, что, по слухам, причиной этого был критик по искусству из «Дневного прибоя».
– Я в этом не сомневаюсь. В фотолаборатории он всегда поднимает все вверх дном. Он звонит нам и сообщает, какие фотографии должны быть сделаны к его заметкам. А нам приходится идти на выставки и фотографировать заказанное. Вы бы видели тот хлам, который нам приходится снимать! Я на прошлой неделе дважды возвращался в галерею Ламбретов и так и не смог сделать снимок, который не стыдно было бы напечатать.
– А в чем проблема?
– Намалевано что-то черное и темно-синее. Мой снимок выглядит как угольный ящик на фоне темной ночи, а босс думает, что это моя вина. Старик Маунти всегда придирается к нашим фотографиям. Если бы мне когда-нибудь подвернулась возможность, я бы с радостью разорвал его рецензии у него на глазах.
