– А что будет, когда она умрет? – Сара перевела разговор в практическую плоскость.
Жерар пожал плечами.
– Все зависит от того, когда именно. Если это случится сейчас… тогда, полагаю, еще не будет слишком поздно. Парень и девушка еще молоды и податливы. Убежден, они станут нормальными людьми. А с Ленноксом, возможно, все зашло слишком далеко. На меня он производит впечатление человека, который расстался с надеждой – и превратился в бесчувственное животное.
– Но его жена обязана что-то делать! – с жаром воскликнула Сара. – Она должна вытащить его из этого кошмара.
– Кто знает… Возможно, она даже пыталась – но тщетно.
– Думаете, чары старухи на нее тоже подействовали?
Жерар покачал головой:
– Нет. Сомневаюсь, что старая леди обладает над ней какой-либо властью – и по этой причине ненавидит ее лютой ненавистью. Достаточно посмотреть на ее взгляд.
Сара нахмурилась.
– Не могу ее понять – я имею в виду молодую миссис Бойнтон. Она догадывается, что происходит?
– Думаю, не просто догадывается, а знает точно.
– Гм, – пробормотала Сара. – Эту старуху нужно прикончить! Я бы прописала ей мышьяк в утренний чай… А что насчет самой младшей, – вдруг сменила она тему, – рыжеволосой девушки с довольно милой рассеянной улыбкой?
Жерар нахмурился.
– Не знаю. Тут есть что-то странное. Джиневра Бойнтон – единственная родная дочь старухи.
– Да. Полагаю, это должно что-то менять… Или нет?
– Я не верю, – медленно проговорил доктор Жерар, – что маниакальная жажда власти и склонность к жестокости, овладевшая человеком, способны пощадить кого-либо, даже самых близких и любимых… – Немного помолчав, он спросил: – Вы христианка, мадемуазель?
– Не знаю, – задумчиво ответила Сара. – Я привыкла считать себя неверующей. Но теперь… я не уверена. Я чувствую… что если все это смести прочь, – она решительно взмахнула рукой, – все эти постройки, разнообразные секты, вечно ссорящиеся между собой церкви… то… то я смогла бы увидеть безмятежную фигуру Христа, въезжающего в Иерусалим на осле… и поверить в него.
– Я верю, по крайней мере, в одну из главных заповедей христианства – довольствуйся малым. – Доктор Жерар был серьезен. – Я врач и знаю, что честолюбие – желание успеха – становится причиной большинства болезней человеческой души. Если это желание исполняется, то из него вырастают высокомерие, жестокость и в конечном итоге пресыщение; а если не исполняется – пусть вам об этом расскажут лечебницы для душевнобольных! Они переполнены людьми, которые не смогли примириться с собственной заурядностью, серостью, с отсутствием способностей и которые нашли способы бегства от реальности, чтобы навсегда отгородиться от жизни.
– Старухе Бойнтон самое место в сумасшедшем доме, – вдруг выпалила Сара.
Жерар покачал головой:
– Нет, ее место не среди неудачников. Дело обстоит еще хуже. Ведь она добилась успеха! Ее мечта сбылась.
Сара вздрогнула.
– Но так не должно быть! – с жаром воскликнула она.
Саре не терпелось узнать, примет ли Кэрол Бойнтон ее приглашение.
Честно говоря, она сомневалась. Сара опасалась бурной реакции Кэрол на собственные робкие признания, сделанные сегодня утром. Тем не менее она приготовилась – надела синий шелковый халат, достала маленькую спиртовку и вскипятила воду.
Когда Сара решила, что Кэрол уже не придет (шел второй час ночи) и собралась спать, в дверь постучали. Она открыла и поспешно посторонилась, впуская Кэрол.
– Я боялась, что вы уже легли… – задыхаясь, прошептала девушка.
Сара и бровью не повела.
– Нет, нет, я ждала вас. Хотите чаю? Настоящий «Лапсан Соучун»[7].
Она достала чашку. Кэрол нервничала и чувствовала себя неуверенно. Взяв чашку и печенье, она немного успокоилась.
– Все это довольно забавно, – улыбнулась Сара.
Кэрол как будто удивилась.
– Да, – с сомнением проговорила она. – Да, наверное.
– Похоже на ночные пирушки, которые мы устраивали в школе, – продолжала Сара. – Полагаю, в школу вы не ходили?
Кэрол покачала головой:
– Нет, мы учились дома. У нас была гувернантка… разные гувернантки. Они подолгу не задерживались.
– Вы вообще никуда не уезжали?
– Нет. Всегда жили в одном и том же доме. Эта заграничная поездка – первая.
– Должно быть, для вас это захватывающее приключение, – небрежно заметила Сара.
– О, да. Это… это словно сон.
– А почему ваша… мачеха вдруг решила отправиться за границу?
При упоминании миссис Бойнтон Кэрол поморщилась.
– Понимаете, – поспешила объяснить Сара, – я вообще-то врач. Только что получила звание бакалавра. Ваша мать – то есть мачеха – меня очень заинтересовала… я хочу сказать, с профессиональной точки зрения. Я бы сказала, что наблюдаю у нее явную патологию.
Кэрол смотрела на нее во все глаза. Такая точка зрения явно оказалась для нее неожиданной. Сара сказала это намеренно. Она понимала, что для членов семьи миссис Бойнтон была чем-то вроде огромного, могущественного идола. Цель Сары заключалась в том, чтобы старуха перестала внушать ужас.
– Да, – сказала она. – Иногда людьми овладевает такая болезнь – мания величия. Они становятся властными и настаивают на том, чтобы все их беспрекословно слушались, и с ними очень трудно иметь дело.
Кэрол отставила чашку.
– О! – воскликнула она. – Я так рада, что могу с вами поговорить. Понимаете, на самом деле я осознаю, что мы с Реем становимся очень… очень странными. Нервничаем по любому поводу.
– Бывает очень полезно поговорить с посторонним человеком, – согласилась Сара. – В семье часто возникает чрезмерное напряжение. – Помолчав, она непринужденным тоном спросила: – Если вы несчастны, то почему не подумали о том, чтобы уехать из дома?
– О, нет! – Кэрол выглядела испуганной. – Как мы могли? Я… я хочу сказать, что мама никогда бы не позволила.
– Но она не может вас остановить, – мягко возразила Сара. – Вы уже совершеннолетняя.
– Мне двадцать три.
– Именно.
– Но я все равно не вижу, как… То есть я не знаю, куда идти и что делать, – растерянно пробормотала Кэрол. – Понимаете, у нас нет денег.
– А друзья, к которым вы могли бы поехать?
– Друзья? – Кэрол покачала головой. – Нет, у нас нет друзей!
– И ни у кого даже не возникало мысли уйти из дома?
– Нет… не думаю. Мы… мы не могли.
Сара сменила тему. Ей стало жалко растерянную девушку.
– Вы любите мачеху?
Кэролайн медленно покачала головой и тихо прошептала:
– Я ее ненавижу. И Рей тоже… Мы… мы часто желали ей смерти.
Сара снова сменила тему:
– Расскажите мне о старшем брате.
– Ленноксе? Я не знаю, что стряслось с Ленноксом. Он теперь почти не разговаривает. Ходит все время, как во сне. Надин ужасно волнуется.
– А невестку вы любите?
– Да. Надин совсем другая. Она добрая. Но очень несчастная.
– Из-за вашего брата?
– Да.
– Давно они женаты?
– Четыре года.
– Они всегда жили в вашем доме?
– Да.
– И вашей невестке это нравится?
– Нет.
Помолчав, Кэрол продолжила:
– Чуть больше четырех лет назад у нас случился ужасный переполох. Понимаете, как я уже вам говорила, мы не выходили из дома. То есть, конечно, выходили на территорию поместья, но больше никуда. За исключением Леннокса. Он убегал по ночам и отправлялся в Фаунтин-Спрингс – там было что-то вроде танцев. Мама жутко рассердилась, когда узнала. Это было ужасно. А потом она пригласила Надин пожить у нас. Надин приходится дальней родственницей папе. Она была очень бедной и училась на медсестру. Надин приехала и жила у нас месяц. Я вам не могу передать, как это было здорово – когда в доме гости! Они с Ленноксом влюбились друг в друга. И мама сказала, что им лучше поскорее пожениться и жить с нами.
– И Надин согласилась?
Кэрол замялась:
– Не думаю, что ей очень этого хотелось, хотя на самом деле ей было все равно. Затем, позже, она захотела уехать – с Ленноксом, конечно…
– Но они не уехали? – спросила Сара.
– Нет, мама и слышать об этом не желала. – Кэрол помолчала. – Не думаю, что Надин ей по-прежнему нравится. Надин… она забавная. Никогда не поймешь, о чем она думает. Она старается помочь Джинни, а маме это не по душе.
– Джинни ваша младшая сестра?
– Да. Ее полное имя Джиневра.
– Она… тоже несчастна?
Кэрол с сомнением покачала головой:
– В последнее время Джинни стала такой странной… Я ее не понимаю. Знаете, она всегда была довольно болезненной… и… и мама все время хлопочет над ней… а от этого становится только хуже. А теперь Джинни стала совсем чудная. Иногда… она меня пугает. Она… не всегда соображает, что делает.
