Когда он вернулся, лицо его было мертвенно-бледным, лоб покрылся бисеринками пота.
– Та-ак, – еле слышно произнесла миссис Бойнтон, вглядываясь в его лицо.
Потом она заметила пристальный взгляд Надин, и ее глаза вдруг вспыхнули злобой.
– А где сегодня утром мистер Коуп? – спросила старуха.
Надин снова опустила глаза и ответила мягким, лишенным эмоций голосом:
– Не знаю. Я его не видела.
– Он мне нравится, – заявила миссис Бойнтон. – Очень нравится. Мы должны чаще с ним видеться. Ты со мной согласна, не правда ли?
– Да, – ответила Надин. – Мне он тоже очень нравится.
– Что случилось с Ленноксом? В последнее время он какой-то скучный и тихий. Вы не поссорились?
– Нет. С какой стати?
– Мало ли. В браке случаются размолвки. Может, вам было бы лучше жить в собственном доме?
Надин не ответила.
– Ну, как тебе эта идея? Выглядит заманчиво?
Молодая женщина покачала головой и с улыбкой ответила:
– Не думаю, что она привлекает вас, мама.
Веки миссис Бойнтон затрепетали.
– Ты всегда была против меня, Надин. – Голос старухи сочился ядом.
– Мне жаль, что вы так думаете.
Ладонь миссис Бойнтон легла на набалдашник трости. Лицо побагровело еще сильнее.
– Я забыла капли, – сказала она уже другим тоном. – Принеси их мне, Надин.
– Сейчас.
Молодая женщина встала и пошла через весь салон к лифту. Миссис Бойнтон смотрела ей вслед. Реймонд обмяк в кресле; во взгляде его читались тоска и страдание.
Надин поднялась наверх, миновала коридор и вошла в гостиную их апартаментов. Леннокс сидел у окна с книгой руке, но не читал. Увидев Надин, он встал.
– Привет, Надин.
– Я за каплями для мамы. Она их забыла.
Надин прошла в спальню миссис Бойнтон. Из пузырька на умывальнике она аккуратно отмерила дозу лекарства в маленький стаканчик и разбавила водой. На обратном пути остановилась.
– Леннокс…
Тот отозвался только через секунду или две, как будто оклик жены не сразу дошел до него.
– Прошу прощения, – наконец произнес он. – Ты что-то хотела?
Надин Бойнтон осторожно поставила стакан на стол. Затем подошла к мужу и остановилась рядом.
– Леннокс, посмотри, как ярко светит солнце – там, за окном. Посмотри на жизнь. Она прекрасна. И мы могли бы наслаждаться ею – вместо того, чтобы смотреть на нее из окна.
Он снова ответил не сразу:
– Прости. Ты хочешь выйти?
– Да, – быстро ответила Надин. – Я хочу выйти – вместе с тобой – на солнечный свет, в настоящую жизнь… и жить… вдвоем с тобой.
Леннокс съежился в кресле. Взгляд его стал беспокойным, тревожным.
– Надин, милая… опять ты об этом.
– Да, опять. Давай куда-нибудь уедем и будем жить своей жизнью.
– Но как? У нас нет денег.
– Мы можем их заработать.
– Каким образом? Что мы умеем делать? У меня нет профессии. Тысячи людей – квалифицированных, с образованием – сидят без работы. У нас ничего не выйдет.
– Я заработаю достаточно для нас обоих.
– Мое милое дитя, ты даже не закончила обучение. Это безнадежно… просто невозможно.
– Нет, безнадежна и невозможна наша теперешняя жизнь.
– Ты не понимаешь, о чем говоришь. Мама очень добра к нам. Она нам ни в чем не отказывает.
– Кроме свободы. Давай уйдем… прямо сегодня…
– Надин, мне кажется, ты сошла с ума.
– Нет, я в здравом рассудке. Абсолютно. Я хочу жить своей жизнью, с тобой, на солнце… а не задыхаться в тени старухи, которая тиранит тебя и получает удовольствие от того, что ты несчастен.
– Возможно, у мамы и есть диктаторские наклонности…
– Твоя мать сошла с ума! Она ненормальная!
– Это неправда, – мягко возразил Леннокс. – Она прекрасно разбирается в бизнесе.
– В бизнесе – возможно.
– И ты должна понять, Надин, что мама не может жить вечно. Она стареет, и здоровье у нее очень плохое. После ее смерти деньги моего отца будут поровну поделены между всеми нами. Помнишь, она читала нам завещание.
– Когда она умрет, – возразила Надин, – может быть уже слишком поздно.
– Для чего?
– Слишком поздно для счастья.
– Слишком поздно для счастья, – еле слышно пробормотал Леннокс и неожиданно поежился. Надин приблизилась к нему и положила руку на плечо.
– Я люблю тебя, Леннокс. Это битва между мной и твоей матерью. Ты на ее стороне или на моей?
– На твоей… на твоей.
– Тогда сделай то, о чем я тебя прошу.
– Это невозможно!
– Нет, возможно. Представь, Леннокс, мы могли бы иметь детей…
– Мама хочет, чтобы у нас были дети. Она говорила мне.
– Знаю, но я не хочу, чтобы мои дети жили без солнца, как вы. Твоя мать может влиять на тебя, но надо мной у нее нет власти.
– Иногда ты ее злишь, Надин, – пробормотал Леннокс. – Это неразумно.
– Она злится только потому, что не в состоянии влиять на меня, диктовать, что я должна думать!
– Я знаю, что ты всегда с ней вежлива и внимательна. Ты чудесная. Ты слишком хороша для меня. И так было всегда. Когда ты сказала, что выйдешь за меня, это казалось прекрасным сном.
– Не нужно мне было за тебя выходить, – тихо сказала Надин.
– Да, не нужно. – В голосе Леннокса слышалось отчаяние.
– Ты не понимаешь. Я имею в виду, что, если бы я тогда уехала и позвала тебя с собой, ты бы согласился. Да, я верю, что ты… Тогда мне не хватило ума понять, что представляет собой твоя мать и чего она хочет.
Помолчав, Надин прибавила:
– Значит, ты отказываешься уходить? Что ж, я не могу тебя заставить. Но я-то свободна! И мне кажется… да, я уйду…
Леннокс недоверчиво посмотрел на жену. Впервые за все время он ответил сразу, как будто медленное течение его мыслей внезапно ускорилось.
– Но… но… ты не можешь. Мама… мама и слушать об этом не захочет, – запинаясь, пробормотал он.
– Она не сможет меня остановить.
– У тебя нет денег.
– Я заработаю, займу, выпрошу или украду. Пойми, Леннокс, твоя мать не имеет надо мной власти. Я могу уйти или остаться – как захочу. И мне начинает казаться, что я достаточно долго терпела такую жизнь.
– Надин… не оставляй меня… не оставляй меня…
Надин задумчиво посмотрела на него; по ее лицу ничего нельзя было прочесть.
– Не бросай меня, Надин.
Он был похож на испуганного ребенка. Надин отвернулась, чтобы Леннокс не увидел слез в ее глазах. Потом опустилась рядом с ним на колени.
– Тогда уйдем вместе. Уезжай со мной! Ты сможешь. Ты сможешь, если захочешь.
– Я не могу. Как ты не понимаешь, я не могу. У меня… Боже, помоги мне… У меня не хватит смелости…
Войдя в офис туристического бюро «Касл», доктор Жерар увидел у конторки Сару Кинг.
Она посмотрела на него.
– О, доброе утро. Я заказываю тур в Петру. Говорят, вы тоже решили поехать.
– Да, оказалось, что я успеваю.
– Как мило.
– Интересно, у нас будет большая группа?
– Мне сказали, еще две женщины, кроме нас с вами. Поместимся в один автомобиль.
– Очень рад, – с легким поклоном сказал Жерар и занялся своими делами.
Через некоторое время он вместе с Сарой вышел из бюро, держа в руке письма. Солнце светило ярко, но в воздухе веяло прохладой.
– Как дела у наших друзей, Бойнтонов? – спросил доктор Жерар. – Я был в Вифлееме, Назарете и других местах – трехдневный тур.
Сара медленно и с неохотой поведала о своих неудачных попытках наладить с ними отношения.
– В общем, ничего не вышло, – заключила она. – А сегодня они уезжают.
– И куда они направляются?
– Понятия не имею. – Знаете, – с досадой прибавила Сара, – у меня такое чувство, что я сваляла дурака.
– Почему?
– Влезла в чужую жизнь.
Жерар пожал плечами:
– Это как посмотреть.
– Вы хотите сказать, на вопрос вмешательства?
– Да.
– А вы сами как на него смотрите?
Похоже, француза забавлял этот разговор.
– Другими словами, есть ли у меня привычка совать нос в чужие дела? Отвечу вам честно: нет.
– Значит, вы считаете, что я была не права, пытаясь вмешаться?
– Нет, нет, вы меня неверно поняли, – быстро и энергично возразил Жерар. – Думаю, это спорный вопрос. Следует ли, увидев несправедливость, попытаться исправить ее? Вмешательство может принести пользу – или непоправимый вред! Заранее это предсказать невозможно. Некоторые люди обладают особым талантом – у них получается. А другие вмешиваются так неловко, что лучше бы они этого не делали! Кроме того, тут важен возраст. Молодые люди отличаются смелостью идеалов и убеждений, но их ценности скорее теоретические, чем практические. У них еще нет жизненного опыта, и они не знают, что факты противоречат теории. Если вы верите в себя и в свою правоту, то можете принести пользу своим вмешательством. Но также можете сильно навредить! С другой стороны, люди среднего возраста уже обладают опытом и знают, что попытка вмешательства чаще вредит, чем приносит пользу, и поэтому вполне разумно предпочитают воздерживаться от каких-либо действий. Но результат от этого не меняется; порывистая молодость приносит как вред, так и пользу, а острожная зрелость – ни того, ни другого!
