Ознакомительная версия.
– Верно. Но Лилиан навела меня на одну мысль. – Фортен посмотрел на Клару. – Я знал, что если извинюсь, то вы примете мои извинения. Вот почему вам ничего не светило в мире искусства. У вас нет характера. Нет станового хребта. Я знал, что если попрошу разрешения приехать сюда на вечеринку, стану вас умолять, то вы согласитесь. Но мне не пришлось это делать. Вы сами меня пригласили.
Фортен покачал головой.
– Нет, в самом деле, я обошелся с вами так, будто вы грязь под ногами, а вы меня не только простили, но и пригласили к себе домой. Клара, где ваш здравый смысл? Если вы не будете осторожны, люди станут пользоваться вами.
Клара посмотрела на него сердитым взглядом, но промолчала.
Еще один сильнейший удар грома сотряс дом – гроза усилилась, переместившись в долину, стиснутую горами.
В гостиной возникла почти интимная обстановка. Обстановка раскрытия старого греха. Пламя свечей помаргивало, освещая мебель и людей. Превращая их в нечто гротесковое на стенах, словно здесь присутствовало еще несколько темных слушателей.
– Как вы узнали, что это я убил Лилиан? – спросил Фортен у Гамаша.
– В конечном счете все оказалось очень просто, – сказал Гамаш. – Мы не сомневались, что это сделал человек, бывавший в деревне. Человек, который знал не только как найти Три Сосны, но и где находится дом Клары. Было бы большой натяжкой предположить, что Лилиан случайно убили в саду Клары. Нет, мы знали, что это было спланировано. Но если так, то с какой целью? Убив Лилиан в саду Клары, этот человек достигал двух целей. Избавлялся от Лилиан, но еще и вредил Кларе. А вечеринка давала вам целую деревню подозреваемых. Других людей, которые знали Лилиан. Могли желать ее смерти. Этим объясняется и время, которое вы выбрали. Так что убийцей должен был быть кто-то из мира искусства, знавший Клару и Лилиан и дорогу в Три Сосны.
Старший инспектор выдержал взгляд сверкающих глаз Фортена.
– Кроме вас, других кандидатов не было.
– Вы ждете раскаяния? Не дождетесь. Она была омерзительной, мстительной сукой.
Гамаш кивнул:
– Я знаю. Но она пыталась стать лучше. Возможно, она приносила извинения не теми словами, какие могли бы понравиться вам, но я верю, что она искренне раскаивалась в содеянном.
– Попытайтесь сначала простить человека, который погубил вашу жизнь, самоуверенный вы ублюдок, а потом приходите читать мне лекции о прощении.
– Если у вас такой критерий отбора, то позвольте, лекцию прочту я.
Все посмотрели в темный угол, где видны были лишь очертания фигуры странной женщины в несуразной одежде.
– «Она естественна во всех своих проявлениях, – сказала Сюзанна шепотом, который был слышен и за шумом разбушевавшейся стихии. – Творит произведения искусства так же легко, как отправляет физиологические потребности». Я сумела простить это. И знаете почему?
Никто не ответил.
– Пусть простит меня Господь. Не ради Лилиан, а ради меня самой. Я цеплялась за эту обиду, лелеяла ее, кормила, растила, пока она не поглотила меня целиком. Но наконец я поняла, что хочу чего-то большего, чем моя боль.
Грозе удалось выбраться из долины, и теперь она медленно двигалась прочь, к другой жертве.
– Тихое место под ярким солнцем, – сказал старший инспектор Гамаш.
Сюзанна улыбнулась и кивнула:
– Покой.
Следующее утро было хмурым, но дышало свежестью, дождь и высокая влажность предыдущего дня ушли в прошлое. Постепенно в тучах начали появляться просветы.
– Кьяроскуро, – сказал Тьерри Пино, догоняя Гамаша, вышедшего на утреннюю прогулку.
На деревенском лугу и в садах перед домами – всюду валялись отломанные ветки и листья, но деревья гроза пощадила, не сломав ни одного.
– Pardon?
– Небо, – показал Пино. – Контраст темного и светлого.
Гамаш улыбнулся.
Они вместе пошли дальше и вскоре заметили Рут – она вышла из дома, закрыла калитку и похромала протоптанной дорожкой к скамье на лугу. Смахнув для вида влагу со скамьи, она села и уставилась в даль.
– Бедняжка Рут, – сказал Пино. – Сидит целыми днями на этой скамье, кормит птиц.
– Бедняжки птицы, – возразил Гамаш, и Пино рассмеялся.
Они увидели, как из гостиницы Габри вышел Брайан. Он помахал главному судье, поклонился Гамашу, прошел по лугу и сел рядом с Рут.
– Он одержим жаждой смерти? – поинтересовался Гамаш. – Или его влечет ко всему, что имеет душевные раны?
– Ни то ни другое. Его влечет к тому, что способно исцелять.
– Тогда здесь ему самое место, – сказал старший инспектор, оглядывая деревню.
– Вам здесь нравится? – спросил Тьерри у этого крупного человека.
– Нравится.
Они остановились, глядя на Рут и Брайана, явно погруженных в свои собственные миры.
– Вы, наверное, очень им гордитесь, – сказал Гамаш. – Просто невероятно, чтобы парень с такой предысторией стал чистым и бросил пить.
– Я рад за него, – сказала Тьерри. – Но гордиться им не могу. Не мне им гордиться.
– Вы скромничаете, сэр. Я думаю, не каждый опекун добивается такого успеха.
– Его опекун? – переспросил Тьерри. – Я не являюсь его опекуном.
– Тогда кто же вы? – спросил Гамаш, стараясь не показать удивления.
Он перевел взгляд с главного судьи на запирсингованного молодого человека, сидящего на скамье.
– Не я его опекун. Это он мой опекун.
– Что-что? – спросил Гамаш.
– Брайан – мой опекун. Он уже восемь лет как перестал быть алкоголиком. А я пока только два.
Гамаш перевел взгляд с элегантного Тьерри Пино в сером спортивном костюме и легком кашемировом свитере на бритоголового молодого человека.
– Я знаю, что вы думаете, старший инспектор. И вы правы. Брайан очень терпимо ко мне относится. Друзья устраивают ему выволочки, когда видят его на публике вместе со мной, а я в своих костюмах, галстуках и все такое. Его это очень смущает. – Тьерри улыбнулся.
– Нет, я не совсем об этом подумал, – сказал Гамаш. – Но достаточно близко.
– Но вы на самом деле не думали, что я его опекун, правда?
– Я совершенно точно никак не думал, что он – ваш опекун, – сказал Гамаш. – Разве нет никого…
– Никого другого? – спросил Тьерри П. – Сколько угодно, но у меня были основания, по которым я предпочел именно Брайана. И я очень благодарен ему за то, что он согласился меня опекать. Он спас мне жизнь.
– В таком случае я тоже ему благодарен, – сказал Гамаш. – Прошу прощения.
– Вы приносите извинения по уставу АА? – спросил Тьерри с ухмылкой.
– Да.
– Тогда я их принимаю.
Они продолжили прогулку. Дело оказалось хуже, чем опасался Гамаш. Он спрашивал себя прежде, кто может быть опекуном главного судьи. Явно кто-то из АА. Еще один алкоголик, имеющий немалое влияние на весьма влиятельного Тьерри. Но Гамашу и в голову не приходило, что Тьерри может выбрать себе в опекуны бритоголового парня.
Вероятно, он был пьян.
– Я понимаю, что перехожу за рамки дозволенного…
– Бога ради, старший инспектор.
– …но это далеко не ординарная ситуация. Вы человек важный.
– А Брайан – нет?
– Конечно, он важный. Но он еще и преступник, отсидевший срок. Молодой человек, который злоупотреблял наркотиками и алкоголем, сел за руль в пьяном виде и убил маленькую девочку.
– Что вам известно о том случае?
– Я знаю, что он признал свою вину. Я слышал об этом деле. И я знаю, что он получил срок и отсидел его.
Они молча шли вокруг деревенского луга. Дождь предыдущего дня поднимался туманом, по мере того как утро разогревало землю. Было еще рано. Бóльшая часть жителей продолжала спать. Двигались только туман и двое мужчин, гуляющих вокруг луга, трех сосен в центре и скамейки, на которой сидели Брайан и Рут.
– Маленькая девочка, которую он убил, была моей внучкой.
Гамаш остановился:
– Вашей внучкой?
Тьерри тоже остановился и кивнул:
– Ее звали Эме. Ей было четыре года. А теперь, если бы этого не случилось, исполнилось бы двенадцать. Брайан отправился в тюрьму на пять лет. Освободившись, он первым делом пришел к нашему дому и стал просить прощения. Мы, конечно, не приняли его извинений. Сказали, чтобы он убирался. Но он возвращался и возвращался. Косил газон у моей дочери, мыл их машину. Боюсь, семья избавилась от немалой части рутинной работы. Я сильно пил, и проку от меня было мало. И тут Брайан стал делать все это. Он приходил раз в неделю, делал работу по дому для моей дочери и для меня. Он все время молчал. Делал работу и уходил.
Тьерри снова двинулся вперед, и Гамаш поспешил за ним.
– В один прекрасный день, приблизительно год спустя, он начал говорить мне о своем пьянстве. О том, как он пил и что чувствовал. Я чувствовал то же самое. Но я, конечно, не признавал этого. Не хотел признавать, что у меня есть что-то общее с этим ужасным существом. Но Брайан знал. Потом как-то раз он пригласил меня прокатиться, и мы приехали в АА. Это было мое первое собрание в обществе.
Ознакомительная версия.
