– Возможно. – У примадонны был загадочный вид сфинкса. – Но я позволю Пинк и мистеру Холмсу управлять сегодняшним шоу.
– Но они же не смогут руководить вдвоем!
– Я знаю и именно поэтому буду с интересом наблюдать за их схваткой. Будет весьма забавно, обещаю.
Как только последняя афиша заняла свое место и официанты удалились, вышеупомянутый господин вошел через открытые двери в наш зал.
Его цилиндр, перчатки и трость принял у двери официант. На Шерлоке Холмсе был костюм мягких тонов; одну руку сыщик держал в кармане. Я заподозрила, что там огнестрельное оружие.
Кивнув нам и мисс Блай, гений дедукции без особого удовольствия окинул быстрым взглядом стол и принялся пристально рассматривать афиши.
Пинк все еще переставляла цветы на столе, так что он обратился к ней:
– Ваша работа? – Он кивнул на почетный караул мольбертов, окруживших стол.
– Нет. Я думала, это вы.
Шерлок Холмс натянуто улыбнулся и еще раз нам кивнул. Затем он принялся медленно обходить мольберты, рассматривая афиши. Начал он с того, который находился ближе всех к дверям.
Пинк бросила на нас нетерпеливый взгляд, словно негодуя на идею Ирен с афишами. По-видимому, она считала, что плакаты лишь зря отнимают у великого человека драгоценное время.
Сыщик между тем остановился перед нами, словно мы были еще одной афишей: Сестрички из Нёйи, прославленные во всем мире… жонглеры.
– Это будет спиритический сеанс? – осведомился он. – Половины представленных здесь артистов нет в живых.
Ирен поспешно ответила:
– Я считаю режиссером банкета вас, а ассистировать вам будет энергичная Пинк, Несравненная Сплетница.
– Я бы предпочел поющую русалку, – буркнул Холмс, бросив взгляд через плечо. – Или хотя бы толковую секретаршу. Мисс Блай ожидает потрясающего раскрытия преступления, которое попало бы попало в утренний выпуск газеты, на радость ее новому издателю, мистеру Пулитцеру.
– И вы окажете ей такую услугу? – сладким голосом спросила Ирен.
Ничего не ответив, сыщик двинулся к следующей афише.
– Хотела бы я знать, – шепнула мне Ирен, – решил ли он загадку.
– А как ты думаешь?
Но не успела она ответить, как на пороге появился первый гость.
– Чудо-профессор! – приветствовала его Ирен, наконец-то выйдя на первый план, как и положено хозяйке.
Взяв примадонну за руки, старый Финеас Ламар поцеловал ее в щечку.
Интересно, уж не поцелуй ли это Иуды? Теперь я подозревала всех, с кем мы встречались.
Как ветеран варьете, профессор был знаком со всеми эстрадными номерами. Наверное, в случае необходимости он и сам мог сыграть множество разных ролей.
Меня вывело из задумчивости создание под густой вуалью, остановившееся в дверях. Рядом с ним стояла карлица. Благодаря яркому свету у них за спиной они казались весьма зловещей парочкой.
Но я мигом бросилась к ним, поняв, что это несчастная Хрюшка со своей маленькой дочерью Эдит, а не Феба Каммингс.
– Входите, – пригласила я Леди Хрюшку, взяв малышку за руку.
Надо думать, бедная изуродованная женщина избегала публичных мест. Я проводила их с Эдит к столу и указала на стулья рядом с Чудо-профессором, который тепло приветствовал старых знакомых. Он встал, чтобы усадить обеих, и даже подозвал официанта, чтобы тот положил подушку на стул для ребенка. Вскоре все трое уже непринужденно болтали – видимо, их действительно связывала крепкая дружба.
Минуту спустя Ламар распорядился принести еще одну подушку, на этот раз для Фебы Каммингс. На Дюймовочке было клетчатое платье-пальто, очень похожее на то, которое Пинк носила в подражание мне. Вообще-то оно также напомнило мне плащ в клетку, в котором мистер Холмс явился к нам в Нёйи. Мысль о том, что я, Пинк и мистер Холмс одеты как близнецы, позабавила меня. Если бы и малютку Эдит нарядить в такое платье, они с Фебой могли бы сойти за пару близнецов.
Неподалеку от меня Шерлок Холмс засыпал вопросами Чудо-профессора, ходячую энциклопедию, относительно его метода «все факты на кончике языка». Меня удивило, что они знакомы.
– Мои «чудеса» – результат многих лет на сцене, мой дорогой сэр, – с удовольствием распространялся Чудо-профессор. – Вы были бы удивлены, узнав, насколько ограничен круг вопросов у любого зрительного зала. Я добиваюсь успеха вследствие недостатка воображения у публики, а не благодаря своему загадочному мастерству.
– Однако требуются ловкость рук и гибкость ума, – возразил мистер Холмс.
Ламар взмахнул пальцами с утолщенными суставами:
– Ловкость рук и гибкость ума со временем утрачиваются. К счастью, я умею компенсировать их недостаток. Например, вовремя сказанная острота оттягивает момент истины достаточно долго, а смеющаяся публика довольна, что ее развлекают.
Мне подумалось, что вряд ли публика на нашем банкете будет смеяться, когда дойдет очередь до гвоздя программы (он же момент истины): разоблачения убийцы.
Тут на пороге появился человек в клетчатом костюме, под которым бугрились литые мускулы. Пинк бросилась к нему и усадила рядом с собой. Она представила его как мистера Холли.
Это мог быть только инспектор из городской полиции. Он ничуть не походил на франтоватого парижанина Франсуа ле Виллара, с которым нам приходилось иметь дело. Меня бы не удивило, если бы этот громила правил кэбом или подвизался «жучком» на конных бегах. Он и не подумал снять котелок в дверях и сделал это только на подходе к столу.
В то время как силач занял предложенное место, чувствуя себя при этом весьма неуютно, Ирен проводила к столу собственного гостя и усадила напротив инспектора, приглашенного Пинк.
Это был мистер Конрой, сыщик из агентства Пинкертона!
Я наблюдала за противостоянием двух женщин. Каждая встала за стулом своего представителя закона и порядка: Пинк возле инспектора и Ирен возле агента Пинкертона. Они были словно матери парочки соперничающих дебютанток, отвоевывающие место за столом для своих неловких дочурок.
Даже я вынуждена была признать, что Шерлок Холмс на сто голов выше обоих нью-йоркских полицейских, как официального, так и частного. Но ведь у него неоспоримое преимущество: он англичанин!
Сам великий детектив пока что не занял место, которое указала ему Пинк. Он расхаживал по комнате, изучая афиши и время от времени бросая пронзительные взгляды на собравшихся гостей.
В дверях показалась еще одна высокая фигура. Я бросилась приветствовать маэстро. Он держал узловатыми пальцами цилиндр. Когда я видела Штуббена в последний раз, в них была скрипка.
Официант сразу же принял у него цилиндр, перчатки и трость. На маэстро был элегантный галстук. Я с облегчением вздохнула: собираясь на банкет, он уделил должное внимание своему туалету. Это говорило о его уважении к Старому Свету (чего я в прошлый раз не заметила).
Ирен похитила у меня маэстро и усадила на почетное место, по левую руку от себя. Она устроилась на другом конце длинного стола, напротив мистера Холмса.
Мне не особенно нравилось, что извечные соперники сидят таким образом, как лорд и леди старинного замка. А еще они напоминали игроков за шахматной доской.
Затем появилась мать Пинк. Я подняла брови: ведь она не имеет никакого отношения к этим делам, не так ли?
Разумеется, тут Ирен не могла противопоставить миссис Кокрейн собственного кандидата, не то что в ситуации с двумя представителями закона.
Когда прибыл еще один джентльмен, я уже не удивилась. Пинк представила его как мистера Гордона Иверса. Это был тот самый карманник, приятель Пинк, которого она привела на спиритический вечер. Ей нужно было тогда, чтобы он помог определить, не мошенничает ли медиум. Поскольку Чудо-профессор также был здесь, в зале присутствовали почти все лица, посетившие тот роковой сеанс.
За длинным столом становилось людно, и я поспешно заняла свое место справа от Ирен. Пинк примостилась возле мистера Холмса на другом конце стола.
Господа Конрой и Холли, агент и полицейский, сидели через два стула от мистера Холмса. Очевидно, Пинк ожидала, что хваленый гений дедукции разоблачит преступника, и хотела, чтобы длинная рука закона могла с легкостью дотянуться до злодея.
Теперь, когда все места за столом были заняты, я окинула взглядом присутствующих. При этом меня снедала какая-то безотчетная тревога.
Я мысленно перечисляла умерших женщин из театрального мира. Незнакомая мне Абиссиния, которая вошла в слишком тесный контакт со своим сценическим партнером, боа-констриктором. Близнецы Софи и Саламандра, каждую из которых недавно убили во время их представления. Давно умершая Уинифред, или Петуния, безжизненное тело которой в ванне меблированных комнат когда-то обнаружила Ирен, из-за чего потеряла голос. Ее сестра-близнец Вильгельмина, она же Незабудка и Мина, пережившая трагическую смерть близняшки и столько лет безуспешно пытавшаяся найти ребенка, которого тайно родила. Обе они были клиентками мадам Рестелл, владевшей позорным искусством прерывать беременность.
