Ах, если бы отважный краснокожий воин пришел сейчас нам на помощь, уж он-то справился бы с ужасной Татьяной и ее немытыми приспешниками!
Кстати, о приспешниках: я вдруг заметила, что на меня уставились глаза преданного телохранителя русской, поблескивающие среди зарослей у него на лице. Если бы я не знала, кто есть кто, то подумала бы, что эти волчьи зенки принадлежат Джеймсу Келли. От этого пристального взгляда я вздрогнула, вспомнив, как безумный мебельщик набросился на меня, одурманенную хлороформом, и как его когтистые лапы вцепились мне в платье, а глаза вспыхнули двумя полными безжалостными лунами.
Стряхнув морок воспоминаний, я отвернулась от чудовища. Слуга, что мне подмигивал, смотрелся бы настоящим Ромео по сравнению с Медведем. Я взяла себя в руки и решила повнимательнее разглядывать каждого встречного цыгана, пока не найду нужного.
Годфри тем временем попал в орбиту внимания Татьяны. Это парадоксальным образом шло только на пользу нашему плану. Я взяла кубок с вином и принялась прогуливаться по залу, останавливаясь, чтобы потопать ногой и покачать головой под энергичную музыку цыганских скрипачей. Впервые по-настоящему присмотревшись к ним, я заметила, что они столь же грубы и чумазы, как звероподобный прихвостень русской, но куда менее зловещи. Черты их были темными – иссиня-черные волосы и усы, не столько грязная, сколько смуглая кожа; однако впечатление сглаживали многоцветные яркие одежды.
Темные глаза скрипачей горели потаенным смехом и слезами, в них не было ничего зловеще волчьего или вороньего, лишь глубина, тайна и жизнь. И хотя их мелодия звучала хрипло и размашисто, в ней чувствовалась хрупкая меланхолия. Я лишена всяческих талантов в сфере музыки, но дружба с Ирен научила меня понимать это искусство и скрытую в нем страсть. По мере того как я вслушивалась, в разнузданных мотивах мне открывались и искусство, и страсть. На лицах скрипачей блуждало то же отрешенное выражение, как у Ирен, когда та играла этюды Шуберта на рояле.
На меня никто не обращал внимания, и потому я чувствовала себя свободнее, чем за все время заточения в этом проклятом замке. Мне подумалось, что, если бы не разделяющие нас барьеры, цыгане тоже поняли бы мою глубокую потребность в свободе, которую я едва осознавала сама. Впервые у меня зародилась уверенность, что безумный план обратиться за помощью к одному из кочевников может принести плоды.
Звон обеденного колокольчика оторвал меня от процесса самопознания. Точнее, это оказался не колокольчик – Татьянин слуга стучал вилкой по резному бронзовому кубку, – но эффект не заставил себя ждать. Все начали собираться к столу: Годфри, я, граф в старомодном наряде, как у испанского аристократа времен инквизиции. Я нигде не видела полковника Морана и испытывала от этого немалое облегчение. Татьяна явно хотела монополизировать Годфри, как и в прошлый раз, обособившись в ним и графом на своем конце стола. А я осталась предоставлена сама себе на другом конце и могла спокойно рассматривать музыкантов и слуг, подносящих блюда, в поисках моего возможного ухажера.
Татьяна кивнула своему «медведю», чтобы тот перестал стучать, и объявила:
– Сегодня мы имеем честь принимать необычного гостя.
Мы с Годфри посмотрели друг на друга, заметив особое ударение, которое она сделала на слове «честь», дразня нас надеждой, что неизвестный посетитель может оказаться приличным человеком и дать нам шанс оказаться на свободе.
– А вот и он, уже привел себя в порядок с дороги и готов присоединиться к нам. – Она направила взгляд в холл, откуда послышались шаги.
Судя по звуку, гость был обут в тяжелые сапоги. Значит, мужчина. Не Ирен! Конечно, она порой переодевается в мужское платье, но нет: здесь и сейчас она бы не пошла на такое.
– Я думаю, – продолжила Татьяна, скромно потупив взор, – что наши английские друзья будут рады встретить соотечественника.
Определенно мужчина, да еще англичанин. Сердце замерло у меня в груди. Неужели Квентин?
Глава сорок вторая
Знакомый незнакомец
Милости прошу, мистер Харкер. Войдите, ночь холодна, вам нужно подкрепиться и отдохнуть.
Граф (Брэм Стокер. Дракула)Он решительно вошел в зал, величественный, как строитель британской империи, но увы: вновь прибывший не являлся ни строителем, ни даже британцем.
Я чуть было не вскочила с места, но заставила себя спрятать изумление и страх подальше в глубину души, вместе с оглушительным стуком сердца.
Уверенная поступь гостя сбилась на полпути, когда он остановился, повернувшись спиной к обеденному столу, и задрал голову, уставившись на три этажа книжных шкафов и медленно обводя их взглядом. Подозреваю, в тот момент он также собирался с мыслями, столкнувшись столь неожиданно со знакомыми из Лондона и, позднее, Парижа.
– Великолепная библиотека, мадам, – сказал гость, наконец обратив лицо в сторону собравшихся, но глядя только на хозяйку. – Хотя замок требует ремонта, я не видел столь грандиозного собрания книг с того времени, как покинул Англию.
– Поистине высокая оценка в устах британца! У нас за столом уже есть двое англичан. – Татьяна указала на нас, внимательно наблюдая за реакцией.
– Какая приятная встреча, – поклонился гость нам с Годфри. – Пара отважных путешественников вроде меня, полагаю. Не глубины Черной Африки привлекают наше общее любопытство, а Трансильвания, не так ли? Мистер и миссис… Редко встретишь даму в такой глуши, не говоря уже о том, чтобы она разделяла тягу своего супруга к приключениям. Увы, моя жена домоседка. Завидую вам и вашей стойкой спутнице, сэр.
Разумеется, ревнивая Татьяна извивалась ужом, когда гость приписал Годфри мне. Спектакль был разыгран как по нотам – но я и не ожидала меньшего от нашего новоявленного сотрапезника и хитрого соотечественника мистера Брэма Стокера.
Я хихикнула, как школьница. Притворство не составило никакого труда: я действительно была счастлива видеть его широкое лицо и крепкую фигуру. А еще больше меня порадовало, насколько стремительно и точно он оценил обстановку, чтобы сразу изобразить полного незнакомца.
– Ах, сэр… – замялась я. – Я не замужем и являюсь секретарем мистера Нортона, но благодарю вас за лестное предположение, будто я одна из немногих смелых путешественниц, оказавшихся на вашем пути. Прошу простить мне некоторую вольность наряда – багаж утонул в реке, и я вынуждена носить то, что подошло по размеру.
– В таком случае вам повезло. Путешествуя по разным странам, я ценю любую возможность изучить национальные костюмы, ибо в них проявляется история и воображение народа. – И писатель с доброжелательным любопытством близорукого ученого оглядел разрушающийся, но все еще грандиозный зал и разношерстных обитателей замка, сидевших за столом.
– Позвольте представить вам… – начала Татьяна, глядя на молчаливую фигуру графа, сидевшего по левую руку от нее.
– Мы уже познакомились, – опередил ее Брэм, – когда я первый раз проходил через селение. Мистер Лупеску как раз и посоветовал мне посетить этот впечатляющий образец крепостной архитектуры двенадцатого века.
– Ну что ж, раз все так удачно сложилось, прошу вас занять место на том конце стола, – предложила русская. – Рядом с мисс Стенхоуп.
Брэм приподнял брови в согласной гримасе и кивнул мне, стоически принявшей свое переименование. Увы, иного мне не оставалось: я же не могла бросить на Татьяну свирепый взгляд. Как и сказал Годфри, ей нравилось издеваться над теми, кто оказался в ее власти. К счастью, хотя бы Квентин далеко отсюда и не страдает от ее уколов, а то и кое-чего похуже. И конечно, русская не знает, что Брэм Стокер – друг Ирен. Или все-таки знает?
– Какая редкая удача! – продолжал писатель, расправляя салфетку, точно белый флаг, и садясь за стол. – Ужинать в древнем замке, построенном во времена турок, под несравненную музыку цыган и притом с самой красивой женщиной в Трансильвании, а может быть, и в мире – я пока объехал не все его уголки, – в качестве хозяйки.
Брэм Стокер явно многому научился, умасливая Сару Бернар и других звезд сцены. Его старомодные поклоны и добродушие выглядели совершенно естественными, а лесть сочилась из уст импресарио, как мед из сот.
Милый Брэм! И как мы могли записать его в подозреваемые! Как могла я презирать его за предположительно непорядочное поведение в борделе? Он управлял ситуацией почти столь же убедительно, как Ирен, когда ей выпадал случай. Да и просто видеть знакомое лицо и слышать успокаивающий голос ирландца, соотечественника – казалось, опасность отступила на три шага и сделала реверанс в стиле Миньон.
Татьяна, однако, предпочитала реверансы исключительно в собственный адрес. Она кивнула своему «зверю», и тот обошел стол, наполняя кубки вином. Когда увалень приблизился ко мне, рукав его грубой рубахи скользнул по моей неприкрытой руке. Я инстинктивно дернулась, как ошпаренная, и чудовище, прежде чем налить вина Брэму, оскалилось в отвратительной понимающей ухмылке.
