Татьяна, однако, предпочитала реверансы исключительно в собственный адрес. Она кивнула своему «зверю», и тот обошел стол, наполняя кубки вином. Когда увалень приблизился ко мне, рукав его грубой рубахи скользнул по моей неприкрытой руке. Я инстинктивно дернулась, как ошпаренная, и чудовище, прежде чем налить вина Брэму, оскалилось в отвратительной понимающей ухмылке.
– Благодарю вас, дружище! – воскликнул писатель, все еще играя роль благодушного подслеповатого англичанина.
Как только кубки были наполнены, Татьяна снова взяла на себя инициативу, хотя мы с Годфри, разумеется, и без того не спешили заговорить с Брэмом.
– Я слышала от слуг и цыган, что вы уже неделю обследуете окрестности селения, мистер…
– …Абрахам, – ответил Брэм, ловко заменив фамилию своим полным именем, – Оскар Абрахам. Я нахожу, что пешие прогулки – наилучший способ путешествия. Я обошел б́ольшую часть Англии и Западной Европы и теперь знакомлюсь с чудесами к востоку от Рейна.
– Для чего же?
Брэм принял одновременно самодовольный и скромный вид:
– Я публикую кое-какие заметки. «Размышления о Мидленде» и прочее в таком духе. Как мне кажется, есть спрос на рассуждения вдумчивых путешественников. Должен сказать, сей эпитет как раз подходит ко мне. Вдумчивый путешественник. Мне уже видится ежемесячная колонка в каком-нибудь литературном журнале. Благодарю вас еще раз, мадам, что служите источником моего вдохновения.
Если представить, что существует эталон помпезного и самодовольного писателя, Брэм попал в образ до самого кончика гусиного пера. И как хитро он выбрал личину! Как все злодейки, Татьяна была склонна недооценивать людей, которые превыше прочего ценят благоразумие и хорошие манеры.
Годфри возводил очи к небу, слушая бахвальство Брэма, чтобы укрепить ее мнение о госте как бесполезном идиоте, который без всякого умысла забрел на ужин и которого можно снова отпустить, тем самым поманив пленников столь желанной свободой, недоступной им.
Я взяла пример с Годфри и с тоской уставилась в тарелку, но ничего толком не ела, зато – и в этом состояла лично моя гениальная находка – делала вид, что часто прихлебываю вино. Когда мне представится возможность завязать беседу с моим цыганом, это можно будет списать на действие алкоголя.
– И что же вам удалось узнать занятного об этом тихом уголке Трансильвании? – поинтересовалась Татьяна.
– Что несколько столетий назад он не был таким тихим! Даже сейчас местные жители умолкают при упоминании определенных тем… неких имен и практик.
– Только не говорите мне, что собираете байки о потусторонних силах, мистер Абрахам.
– Вы раскусили меня. У читателя неутолимый аппетит на истории о древнем зле, от Макбета до легенды об Атилле, и в том числе о так называемом Владе Цепеше, который, возможно, когда-то жил в этом замке. Разве не об этом вы мне рассказывали? – обратился Брэм к графу, и тот встрепенулся в своем тяжелом кресле, как бы очнувшись от векового сна.
– Цепеш владел несколькими замками. Здешний мог быть одним из них, – отметил Лупеску. – Но где он жил и где погиб – это не важно. Важно то, что он остановил продвижение турок, хотя никому другому это оказалось не под силу. А свое прозвище – в переводе оно значит «пронзатель» – он получил потому, что имел привычку сажать врагов на кол.
Кажется, мне предстояло узнать о здешних местах несколько больше, чем хотелось бы. К этому моменту тарелки гостей опустели и настало время для «историй». Учитывая, какое общество собралось за столом, я знала, что они будут зловещими. Впрочем, это я еще могла потерпеть. Вот кровавые истории – другое дело…
– Он был христианским королем и героем пятнадцатого века, – продолжал граф по-английски с мягким акцентом.
Не знаю, почему знатный человек в стране, многие столетия находившейся под влиянием Венгрии и Германии, озаботился выучить английский, но это определенно помогло Годфри заключить с ним сделку.
– Он был абсолютно безжалостен к врагам, – добавил граф. – Сейчас мы за столом и в присутствии дам, – тут, как я заметила, он поглядел на меня, а не на Татьяну, – но я вижу, что, будучи простым путешественником, вы глубоко интересуетесь местными легендами, мистер Абрахам, и, по-моему, это замечательно.
– Подобный интерес – часть моей работы театрального импресарио. Прошлой весной участники моей труппы провели несколько недель в Шотландии, чтобы подготовить новую потрясающую постановку «Макбета».
– Я не знаком с этой пьесой.
– Макбет – шотландский дворянин, убивающий короля, чтобы занять его трон, но все кончается плохо. Трагедия, знаете ли.
– Ах, такое часто случалось у нас в Валахии и Трансильвании. Во времена Влада тоже. У него самого было прозвище Дракула, что значит «сын дракона». Брата его похоронили заживо, возможно, поэтому граф Цепеш и отличался такой жестокостью к врагам.
– Американские индейцы тоже бывают весьма безжалостны, даже прибивают пленников копьями к земле, чтобы те помучились подольше, – вставил Брэм.
– У индейцев, мистер Абрахам, не было такого богатого воображения, как у Влада Цепеша. Он насаживал врагов на кол вертикально, и втыкал палки в землю, так что в течение нескольких часов или даже дней умирал целый лес страдающих душ. Однажды он казнил тридцать тысяч венгерских бояр, которые саботировали его приказы, и расставил колья по окружности вдоль городской черты. Когда пришли турки и увидели, что он сделал с врагами из собственного народа, они бежали от него, как от демона.
После такой лекции за столом воцарилась тишина, когда присутствующие либо пытались вообразить подробности ужасной казни, либо, как я, старались ни в коем случае не воображать их.
– Но не только врагов он сажал на кол, – продолжал граф. – Он не переносил девушек, потерявших девственность до брака, неверных жен и вдов, не сохранявших целомудрие. Им Дракула вырезал женские органы, после чего казнил.
Мы с Годфри обменялись взглядами. У него на лице читалась тревога за меня, вынужденную выслушивать жуткие подробности, а я пыталась напомнить ему, что демон пятнадцатого века мало отличался от нынешнего демона, совершающего убийства по всей Европе. Может быть, у обоих сходные мотивы?
– Граф, – сказал вдруг Годфри, – вы правы, что такие темы непригодны для застольной беседы в присутствии дам. Не уверен, что даже для мужчин они подходят.
– Верно, верно, – согласился мистер Стокер. – О подобных вещах легче читать в книгах, чем обсуждать их в смешанной компании.
Татьяна встрепенулась в своем кресле, как проснувшаяся змея:
– Вы, англичане, такие – как это сказать? Нежные? Точнее, вас легко шокировать.
Никто из нас не стал вступать с ней в спор.
Медведь тем временем ковылял вокруг стола, подливая вино, изрядная часть которого попадала на некогда белую скатерть, по-видимому привезенную Татьяной. Нагнувшись, чтобы вытереть пятна после его «обслуживания», я понизила голос и обратилась к мистеру Стокеру:
– Займите нашу хозяйку. У меня есть миссия, о которой она не должна узнать.
Брэм немедленно подхватил свой кубок и, отодвигая стул, слегка покачнулся – какие же все-таки мы, англичане, талантливые притворщики! Выпрямившись, писатель отправился на другой конец стола, где затеял с графом приватную беседу по поводу других местных легенд, одна другой страшнее.
Пока я думала, каким образом Годфри мог бы отвлечь Татьяну, я заметила, что музыканты из холла постепенно перебрались в библиотеку. Они устроились недалеко от камина и начали играть так зажигательно, что беседовать стало возможно только с ближайшим соседом, сидя нос к носу. Теперь у меня появился шанс приступить к осуществлению плана.
Я встала из-за стола, прижимая кубок к груди, и побрела в сторону разыгравшихся цыган, вокруг которых на полу стояли бутылки с вином.
Всего я насчитала восемь человек разного возраста и комплекции, от безусых юнцов до пожилых мужчин с проблесками седины в волосах, как будто шевелюру во время сна посеребрил мороз. Темнокожие, как каштаны, музыканты так же блестели, потому что энергично двигались, сидя у огня, и лоснились от пота. Одежда выглядела очень яркой, с избытком красных, оранжевых и лиловых оттенков. Запах кожи, пота и крепкого алкоголя напомнил мне конюшню, но там спирт использовали разе что для растирания лошадям растянутых мышц.
В обычной обстановке я держалась бы подальше от столь густого аромата, однако сейчас я потягивала вино и качала головой в такт музыке. Во мне импровизированный оркестр нашел самую преданную слушательницу, и вскоре музыканты начали посверкивать в мою сторону черными глазами, а я, вместо того чтобы отворачиваться при столь беззастенчивом разглядывании, только улыбалась и продолжала качать головой.
