– Как? – спросил Монк, перебив Рэтбоуна. – Что произошло? Он покончил с собой? – Сыщик злобно выругался, потрясая крепко сжатым кулаком. – Неужели здесь такие законченные идиоты? Хотя я не понимаю, какое мне до этого дело?! Этот бедняга правильно сделал – так лучше, чем дожидаться, пока его вздернут в законном порядке. Мне надо только радоваться. – Эти слова он произнес, плотно сжав зубы, низким, слегка гортанным голосом. – С какой стати я должен горевать?
Оливер, до сих пор смотревший на Уильяма, теперь перевел взгляд в сторону Гуда. Его душу тоже разрывали схожие противоречивые чувства. Ему следовало благодарить судьбу. Кейлеб, по сути дела, сознался в совершенном им преступлении. Значит, Рэтбоун выиграл дело. На память ему пришли слова герцога Веллингтона, заявившего, что вкус победы ненамного лучше горечи поражения. Впрочем, вкуса победы он сейчас не ощущал.
– Это не самоубийство, – проговорил защитник с дрожью в голосе. – Рэйвенсбрука пропустили к нему, как он просил. Кейлеб, видимо, переживал из-за того, что его собираются признать виновным. Он заявил, что хочет написать заявление. Возможно, он решил сознаться или о чем-то сообщить, кто знает? Рэйвенсбрук вышел, чтобы принести перо и бумагу. Перо, вероятно, оказалось тупым. Рэйвенсбрук достал карманный нож, чтобы заточить его…
Обвинитель ощутил приступ тошноты, словно заранее зная, что он сейчас услышит.
– Кейлеб неожиданно бросился к нему, выхватил нож и ударил им Рэйвенсбрука, – проговорил Гуд, попеременно глядя то на Рэтбоуна, то на Монка.
Слова адвоката ошеломили Оливера. Он совершенно не ожидал такого поворота событий.
– Завязалась схватка, – продолжал Эбенезер. – Бедный Рэйвенсбрук получил весьма серьезную рану.
– Да поможет ему Господь! – тихо сказал обвинитель. – Это не тот исход, которого я желал, но, возможно, не самый худший. Спасибо, Гуд. Я благодарю вас за рассказ.
Страшное известие произвело на Рэтбоуна ошеломляющее впечатление. Случившееся казалось ему нелепостью, не говоря уже о том, что являлось во всех отношениях настоящей трагедией. Ему еще никогда не приходилось сталкиваться с подобными происшествиями, и такое просто не укладывалось у него в голове.
Монк продолжал стоять неподвижно, и лицо у него сделалось совсем мрачным.
– Идемте, – тихо сказал Оливер, – все кончено.
Детектив не сдвинулся с места.
– Нет, – пробормотал он. – Я этого не понимаю.
У Рэтбоуна вырвался короткий смешок.
– Вот как? Да понимает ли тут вообще хоть что-нибудь любой из нас? – развел он руками. – Если он, по-вашему, собирался рассказать, что сделал с Энгусом, или объяснить, почему убил его именно сейчас, а не на несколько лет раньше, вы просто предались мечтам, и всё. Этот негодяй был сумасшедшим. Боже мой, кто теперь в этом усомнится? Зависть сделала его безумцем. Как еще это можно объяснить?
– Но почему он напал на Рэйвенсбрука сейчас? – спросил в свою очередь Уильям, а потом, повернувшись, зашагал вверх по лестнице. – Чего он рассчитывал этим добиться?
– Ничего! – нетерпеливо бросил в ответ Оливер, торопливо направившись следом. – Ради чего он убил Энгуса? Только для того, чтобы дать выход собственной ненависти. Может, он точно так же ненавидел и Рэйвенсбрука. Ему было нечего терять. Его бы не повесили дважды.
– Его пока никто не собирался вешать! – резким тоном возразил Монк, распахнув двери и направляясь в вестибюль. – Гуд еще не приступал к делу. А он на редкость способный юрист.
Они прошли мимо группы негромко переговаривающихся мужчин в темных костюмах, едва не столкнувшись с торопливо шагавшим навстречу секретарем.
– Нам известно, что Кейлеб убил Энгуса, – продолжал сыщик. – По крайней мере, мне… потому что я слышал это от него собственными ушами. Он даже похвастался тогда. Однако это не доказательство. У него еще оставалась надежда.
– Возможно, он считал иначе. Я тоже на редкость способный юрист, – заявил Рэтбоун в пику собеседнику.
– Вы этого желали? – поинтересовался Монк, едва поспевая за Оливером, идущим по коридору столь стремительно, что у него развевались полы пальто. – Не в силах доказать его вину, вам захотелось заставить этого несчастного совершить еще одно убийство, прямо в камере, чтобы его наверняка повесили? Теперь его не смог бы спасти даже Эбенезер Гуд!
Рэтбоун с трудом сдерживался, чтобы не ответить столь же желчно. Однако заглянув Уильяму в глаза, он увидел в них смущение. Выражение его лица казалось скорее не злобным, а исполненным сомнения и боли.
– Что? – спросил он, резко остановившись.
– Вы что, оглохли? Я сказал… – начал Монк.
– Я слышал, что вы сказали! – бросил юрист. – Это было достаточно глупо. Мне не следует обращать на ваши слова внимания. Я лишь пытаюсь вникнуть в их скрытый смысл. Что-то вызывает у вас недоумение, причем речь идет не о вопросах, которые мы задавали раньше и на которые теперь почти наверняка так и останутся без ответа.
– Рэйвенсбрук утверждает, что Кейлеб на него напал, – проговорил сыщик, вновь зашагав по коридору. – И ему пришлось защищаться. В завязавшейся схватке Кейлеб был убит… случайно.
– Я это слышал, – согласился Рэтбоун, прежде чем начал спускаться по ведущей к камерам лестнице. – Почему вы об этом вспомнили? Как по-вашему, он действительно совершил самоубийство или Рэйвенсбрук что-то скрывает? И если скрывает, то почему?
Некоторое время им пришлось идти одному за другим по узкому коридорчику, а потом, на нижнем этаже, Монк снова поравнялся с Оливером.
– Это не поддается объяснению, – продолжал тот. – Зачем ему так поступать? Негодяй мертв и признан виновным, пусть даже у нас нет прямых улик против него. С какой стати он будет его выгораживать? Или кто-то другой на его месте?
– По закону он невиновен, – хмуро возразил детектив. – Вина его пока не доказана, какими бы сведениями мы ни располагали – ни вы, ни я. Наше мнение не принимается в расчет.
– Ради бога, Монк, это известно всем! Когда суд возобновится, его обвинят еще и в попытке убийства Рэйвенсбрука.
Они подошли к двери, ведущей в другой коридор, где находились камеры.
– Но как самоубийцу, его похоронят в неосвященном месте, – заметил Уильям. – Он не был осужден, ему только предъявили обвинения. Люди вольны думать что угодно, но он так и останется невиновным.
– На мой взгляд, Рэйвенсбрук лжет от начала до конца, – возразил Рэтбоун. – Он, скорее всего, не желает, чтобы его обвинили в умышленном невоспрепятстовании совершению самоубийства. С точки зрения морали, это достойно осуждения всегда, но является противозаконным лишь в случаях, когда человек находится под арестом или судом.
– Верно, – согласился детектив.
– Благодарю, – ответил его спутник. – По-моему, в том состоянии, в котором он сейчас находится, он просто говорит о том, что ему удалось узнать, а заодно и том, что он только предполагает. Ему пришлось пережить огромное потрясение, и он наверняка очень переживает, бедняга.
Ничего не сказав в ответ, Монк резко постучал в дверь.
Их пропустили не слишком охотно. Рэтбоуну пришлось напомнить о своих правах представителя судебной власти, а Уильяму охранник, очевидно, позволил войти, поскольку неоднократно встречался с ним раньше, когда тот служил в полиции, инстинктивно привыкнув подчиняться стражам порядка.
Рядом с камерой находилось небольшое помещение для отдыха конвойных. Рэйвенсбрук сидел в нем, наполовину согнувшись, на деревянном стуле с жесткой спинкой. Его волосы и одежда казались теперь неопрятными, а руки, грудь и даже лицо были забрызганы кровью. Он, по всей видимости, находился в сильнейшем шоке, глаза его глубоко запали в глазницы, и взгляд их оставался рассеянным. Он тяжело дышал, с шумом втягивая воздух ртом, и его сделавшееся напряженным тело била крупная дрожь, словно в комнате стоял жестокий холод.
Около него стоял конвойный, крепко прижимавший скомканный носовой платок к ране на груди у Майло, в то время как другой охранник держал в руке стакан с водой, настойчиво предлагая сделать хотя бы глоток. Однако Рэйвенсбрук, похоже, не слышал его слов.
– Вы врач? – спросил конвойный с платком, увидев Монка. Парик и одежда Рэтбоуна, по всей видимости, не вызывали у него сомнений насчет того, кем он являлся.
– Нет. Но здесь находится медсестра, она, наверное, еще не уехала. Пошлите кого-нибудь за ней! – ответил сыщик. – Ее зовут Эстер Лэттерли. Поищите ее в карете леди Рэйвенсбрук.
– Сестра здесь не поможет, – безнадежно заявил охранник.
– Здесь не за кем ухаживать. Боже мой! Сами посмотрите! – добавил его коллега.
– Это военная медсестра, – объяснил Уильям. – Врача вы тут не найдете и на милю в округе. К тому же у нее все равно больше опыта в таких делах, чем у большинства здешних врачей. Отправляйтесь за нею. Не тратьте времени на споры!
