— Ну все, попали в лапы Кисловскому! — сказал он стоявшему у трапа вахтенному матросу Васе Удоду, которого за глаза на судне все называли «моральный удод». — Теперь заявятся не раньше полуночи. Отдыхай, ребята… Уже давно прошло обеденное время, но обед на «Биробиджанском партизане» запаздывал, так как кок, помня строгий наказ капитана о тщательной термической обработке мяса, несколько перестарался и спалил его вчистую. Голодные и злые моряки слонялись взад-вперед по кают-компании, ругая Воронидзе самыми последними словами. И тут в каюту вбежал Третий механик Сисяев — щуплый рыжеволосый парнишка.
— Мужики! — возбужденно закричал он. — От тещи получена важная телефонограмма: к концу дня в боннике состоится крупный выброс товара. Шмотки, аппаратура, обувь, покрышки…
Теща Сисяева работала товароведом на базе «Торгмор-транса» и, естественно, владела крайне ценной информацией относительно поступления в магазин для моряков — боновый, как они его называли — очередной партии дефицитных товаров. Об этом она сообщала своему зятю, а тот в свою очередь — всему экипажу «Биробиджанского партизана». Правда, прежде чем ввести в обиход эту практику, Сисяев смущенно сообщил коллегам, что, мол, дабы узнавать эти сведения раньше всех, теще приходится кое-кому отстегивать, так что… Поэтому за каждое подобное сообщение моряки по взаимной договоренности платили по два рубля чеками Внешторгбанка с носа. Которые Сисяев, якобы, передавал теще, а та еще кому-то. И хотя имелись не лишенные оснований подозрения, что эти чеки дальше Сисяева кармана никуда больше не идут, все равно моряки, (кроме капитана и помполита) покорно платили: дело этого стоило. Помполит, правда, поначалу пытался бороться с, как он выразился, «сисяевским оброком», но после того как с помощью третьего механика приобрел в боновом шикарный японский стереокомплекс затих и делал вид, что ничего не замечает.
Услышав сообщение Сисяева, моряки засуетились и, забыв про обед, разбежались по каютам. Наскоро собравшись, они на ходу совали в руки Сисяева чеки и мчались по трапу. Скоро на судне никого, кроме вахтенных не осталось. Посмотрев вслед убежавшим товарищам, вахтенный штурман Нагишкин огорченно вздохнул, закурил в неположенном месте и меланхолично замурлыкал, подражая голосу и интонации Леонида Утесова:
— Товарисчь, я вахту не в силах стоять, Сы-казал кочегар кочегару… Ветер между тем потихоньку крепчал. На порт мягко опускались сумерки.
…Глядя, как вконец окосевший Кисловский под лихую барабанную дробь ресторанного оркестра истерично отплясывает лезгинку, подбрасывая ноги чуть ли не выше головы и размахивая руками, капитан торопливо расплатился с официантом и сделал знак помполиту и старпому — «уходим отсюда»…
Подъехав на такси к проходной порта, капитан, помполит, и старпом, пошатываясь, побрели к дальнему причалу, где стояло их судно. Все трое думали об одном: как бы по возможности незаметно прошмыгнуть в свою каюту, не дав неизвестному судовому стукачу лишней негативной информации о своей персоне. Отмахав порядочное расстояние, они наконец подошли к своему причалу. Задумавшийся было капитан поднял голову и остановился в недоумении: «Биробиджанского партизана» у пирса не было.
— Что за черт, где же судно? — удивленно произнес старпом. — Перешвартовывать его вроде не собирались…
— Может, на рейд вывели? — высказал предположение помполит. — Погрузка-то у нас закончена, а причалов не хватает.
«А досмотр, таможня, пограничники?!» — хотел было возразить капитан, но что-то заставило его замолчать. Задумчиво почесывая затылок, он прошелся вдоль причала и внезапно остановился, увидев намотанный на причальную тумбу швартовый трос, другой конец которого колыхался на волнах у пирса. Какое-то тоскливое предчувствие шевельнулось в душе у Степана Григорьевича, Сам не понимая зачем он это делает, Беспалкин торопливо вытащил швартов на сушу и вздрогнул: противоположный конец троса был распущен, словно его обрезали каким-то острым предметом. Капитан испуганно отбросил швартов подальше и растерянно посмотрел в сторону старпома и помполита, недоуменно озирающихся по сторонам.
В это время вдали показалась гомонящая толпа. Это экипаж «Биробиджанского партизана» несолоно хлебавши возвращался из бонового на корабль. Никакого товару в бонник сегодня не привезли, и моряки напрасно проторчали в нем до самого закрытия. Находясь в состоянии крайнего раздражения, они поносили Сисяева вместе с его тещей самыми ужасными словами, не в силах смириться с мыслью, что их последний вечер перед рейсом прошел столь глупо и бестолково. Сисяев вяло огрызался, угрожая, что, «если будете возникать, вообще лавочку прикрою».
Подойдя к причалу и увидев, что судна нет, моряки бросились к капитану:
— Степан Григорьевич, а где судно? Куда перешвартовали? Беспалкин с удивлением смотрел на экипаж своего парохода, почти в полном составе толпившийся на берегу.
— Вы где шлялись, позвольте спросить? — хмуро произнес он, стараясь не дышать в их сторону. Моряки вкратце ознакомили Беспалкина с ситуацией. Тревога и беспокойство все сильнее и сильнее начали терзать капитана.
— Стоять всем тут и никуда ни ногой! — нервно приказал он. — Я сейчас…
И Степан Григорьевич торопливым шагом направился к видневшейся неподалеку будочке тальманов. В его голове тяжелым колокольным набатом вдруг зазвучал сегодняшний разговор с судовым врачом: «Десятки миллионов… выставьте охрану… наркоманы способны на все… из порта угнали судно…» «Да нет, этого просто не может быть, это просто невозможно!» — гнал он от себя ужасную мысль, но она упорно билась в его голове, как хомяк в клетке: угнали, угнали!
И все же, как внутренне он уже ни был готов к самому плохому, после телефонных разговоров с диспетчером и капитаном порта у Беспалкина подкосились ноги от ужаса и он чуть было не грохнулся в обморок. Выяснилось, что никаких операций по перешвартовке, выводу на рейд и так далее с «Биробиджанским партизаном» не выполнялось и что он должен стоять там же, где и стоял, на 28 причале.
— Это конец, — понял Беспалкин. — Тюрьма. Что же делать, что?.. Придя немного в себя, он медленным шагом направился к ожидающей его с нетерпением команде. По дороге у капитана в голове созрел отчаянный план…
— Все нормально, хлопцы, судно вывели на рейд, так как причал в срочном порядке понадобился… э-э, монгольскому сухогрузу со скоропортящимся грузом — сгущенным кумысом, — с наигранной бодростью сообщил Беспалкин экипажу. — Рейдовый катер будет только завтра в девять. Так чго одесситы могут идти домой, а остальным я сейчас сделаю места на межрейсовой. Сбор завтра на проходной в девять. Моряки по-разному отреагировали на это сообщение. Жители Одессы радовались, что случай подарил им еще одну мочь в объятиях любимых. Остальные чертыхались: им совсем не улыбалась перспектива переться, на ночь глядя, черти куда, на межрейсовую базу моряков. Вконец обозленный боцман, бормоча проклятья, согнул свои огромные кривые пальцы и выписал Сисяеву такой мощный шелобан, что у того на лбу появилась вмятина. Сисяев захныкал. А моторист Гаркавый шел, злорадно потирая руки. «Может сейчас я в конце-концов эту сучку застукаю? — бормотал он не совсем понятную фразу. — Она думает, я уже в рейсе, а я вот он, здрасте!»
И он неожиданно громко, по-мефистофельски, захохотал. Вспугнутые его смехом, на далеком пакгаузе густой тучей вспорхнули голуби…
Капитан Беспалкин закончил свой рассказ, и почти в то же мгновение в комнате вспыхнул свет. Все невольно зажмурились. Степан Григорьевич поморгал глазами, достал из кармана платок и вытер им вспотевший лоб. Казалось, он вот-вот громко разревется, словно трехлетний карапуз, которого злые шутники угостили пустым фантиком, сложенным «под конфетку».
— Так-так, — вздохнул Шура, с задумчивым выражением лица разминая в пальцах папиросу. — Стало быть, вы утверждаете, что ваше судно угнали из порта наркоманы или какие-то другие головорезы, дабы похитить имеющийся на борту морфий и другие наркотические препараты?
— Ну да! — горячо произнес капитан и даже привстал. — Другого и предположить нельзя.
— Угу, — буркнул Холмов и обратился к мужчине в форме. — Я извиняюсь, а кто вы будете?
— Башлинский, начальник службы охраны порта, — представился мужчина.
— Это мой хороший, и надежный товарищ, — пояснил капитан. — Он не меньше меня заинтересован в скорейшем розыске судна.
— А почему эти лекарства нельзя было похитить прямо, в порту, — вмешался в разговор Дима. — а потом незаметно вывезти?
— Абсолютно исключено, — покачал головой Башлинский. — Для этого нужно открывать трюмы, рыться в них, сносить товар на берег, прятать, пытаться вывезти. Незаметно это не сделаешь, обязательно кто-нибудь заметит. И потом за это время кто-то из команды мог вернуться и поднять хипеш… Нет, это исключено…
