Ознакомительная версия.
Когда оторопь с меня немного спала, я смогла разглядеть, что помимо полуголых девиц там были и полуголые юноши, тоже в блестках. Однако и девицы, и юноши были всего лишь фоном – главным на сцене был певец, которого знала вся страна. Завидный жених, блондин и просто красавец, Николай Басков заливался соловьем, демонстрируя отменное состояние голосовых связок. Зрители восторженно ухали и хлопали, свистели и визжали.
Потом я разглядела лица зрителей – и в груди моей начало разгораться пламя праведного гнева.
О, нет, это не были злые дядьки, силой захватившие мое издательство. Это не были заморские буржуи, скупающие разорившиеся фирмы по дешевке. Но это были и не рядовые сотрудники, которым доброе начальство устроило последний новогодний праздник перед закрытием фирмы.
Среди разгоряченных красных лиц я обнаружила до боли знакомые мне физиономии. Топ-менеджеры, руководители отделов, главные редактора, вездесущий проныра Ветерков – скользкий мужичок, занимавший у нас абсолютно непонятную должность «руководителя проектов». И, конечно, сама хозяйка издательства «Работа» – несравненная Елена Михайловна Кириллова.
От обиды у меня стало горько во рту. Выходит, они тут пируют по высшему разряду, а уволенным сотрудникам наверняка не на что купить своим детям молока?! Как же они смели нам врать, что издательство на грани банкротства и нет денег, что им всем тоже в ближайшее время предстоит искать работу… Да одни эти устрицы стоят столько же, сколько получал в месяц весь наш отдел!
От волнения и ярости я дышала все чаще и чаще, забыв, что Галина Егоровна перед выходом предупредила меня:
– Ты, Люсь, сильно в этой блузке не вертись. И дыши поспокойнее. Это ж не шелк, а вискоза, да и размерчик не твой, так что… Одним словом, не вырони бюст, Люся!
Юбка тоже была чересчур коротка. В родном, прости господи, ресторане я к ней уже как-то привыкла, но здесь, в ярком свете, да еще среди знакомых людей, сама себе показалась голой. Вообще-то так оно и было, потому как проклятая юбка норовила задраться чуть ли не до пояса.
Я как раз решила ее одернуть, но в этот момент с ужасом почувствовала на своей ляжке нечто горячее и влажное. Не веря собственным ощущениям, я медленно повернулась – и обнаружила прямо перед собой отвратительную пьяную рожу с красным носом и прилипшими ко лбу волосиками. При виде моих вытаращенных глаз рожа радостно икнула – и ее обладатель, пьяный вусмерть, немедленно ухватил меня за нервно вздымающуюся грудь.
– Т-ты м-моя пр-рельсь… Пи-тич-ка моя! Пойдем потанцуем?
– Да как вы…
– У, какая… срдитая… Хочешь водочки?
– Отстаньте от меня!
– Не груби! Знашь, кто я? Я о-ли-гарх! Ик! Ну, почти.
– Вы хам и скотина! Уберите руки!
– Не ломайся, цыпочка…
Человеческому терпению есть предел. Я набрала воздуха в свою грудь и изо всех сил толкнула нахала в его грудь. На его лице нарисовалось обиженно-изумленное выражение, и он смачно плюхнулся на пол. Я гневно одернула проклятую юбку и перешагнула через поверженного врага. Теперь меня переполняла холодная и чистая, как снега Эльбруса, ярость.
Твердым шагом я прошла на середину банкетного зала и поманила звезду эстрады пальчиком. Кумир миллионов нерешительно огляделся и наклонился ко мне, решив для начала выяснить, стоит мне хамить или нет. Вдруг я переодетая олигархиня?
– Дайте мне микрофон, Николай! – суровым тоном приказала я певцу.
Басков снова огляделся вокруг, но никто из окружающих не возмутился, наоборот, кое-где даже раздались одобрительные смешки. Вероятно, подвыпившие гости решили, что на смену певцу пришла юмористка. Что-то вроде Клары Новиковой.
Одним словом, микрофон я заполучила безо всякого труда и смело забралась на сцену. Из зала на меня смотрели сытые, лоснящиеся рожи, а я думала сейчас о своих бывших сослуживицах, а также о новых знакомых – отце троих детей Сергее, о Галине Егоровне – о тех простых людях, которые честно трудятся всю свою жизнь, а в награду получают лишь под зад коленом!
Я откашлялась прямо в микрофон и закричала:
– Как вам не стыдно! Посмотрите на себя, вы уже и на людей-то не похожи! Какие-то свиные рыла, а не лица!
Над залом повисла тишина. А потом раздался женский голос:
– Это же Гоголь, «Ревизор»!
Что ни говори, а женщины в нашей стране гораздо начитаннее мужчин. Народ опять засмеялся, кое-кто принялся фотографировать меня на мобильный.
А я продолжала:
– И ведете вы себя как свиньи! Как можно пировать, когда совсем недавно из этих стен пинком под зад вышвыривали хороших работящих сотрудников?! А уж от вас, Елена Михайловна, я этого никак не ожидала. Неужели вы забыли, как сами начинали? Совсем зажрались, да? А ведь у Лены Смирновой – трое несовершеннолетних малышей. Кто ее на работу возьмет, а? Галя Петренко одна сына растит и отца-инвалида содержит, вы об этом подумали?
Смешки прекратились, теперь им на смену пришел неясный гул. Я угрожающе придвинулась к краю сцены, отчего те, кто находился рядом с нею, шарахнулись назад в совершенно непритворном испуге. Елена Михайловна растерянно таращилась на меня, словно ребенок, которого разбудили посреди ночи. Ирина Львовна, моя бывшая начальница, которая стояла от директрисы по левую руку, что-то быстро нашептывала ей на ухо.
А меня несло дальше:
– Вы все, все еще попомните этот свой пир во время чумы! Вы еще ответите за слезы детишек! Бог правду видит и шельму метит! Вы еще пожалеете о своем хамстве и свинстве, ох, пожалеете, да только поздно будет!
В зале наступила зловещая тишина, лишь чей-то задумчивый голос даже не позвал, а скорее предложил:
– Охрану?..
Стало слышно, как торопливой скороговоркой частит Ирина Львовна:
– Вы, Еленочка Михайловна, не волнуйтесь, Лютикова у нас всегда была с придурью, ку-ку, можно сказать…
В этот момент сквозь толпу наконец-то начали проталкиваться трое парней с профессионально-безразличными физиономиями. В принципе я была вовсе не против пострадать за свои убеждения до конца, но похабная юбка и не менее похабная блузка грозили превратить героическое действо в стриптиз для извращенцев. Поэтому я отдала микрофон окончательно обалдевшему Баскову и погрозила охране пальцем:
– Не смейте меня трогать! Я сама.
В полной тишине я спустилась со сцены и с гордо поднятой головой прошла через зал к выходу. Люди расступались передо мной, как волны моря перед Моисеем. В полном одиночестве я вышла в вестибюль, отворила входную дверь и ушла в ночь.
Минут через десять, впрочем, я остановилась и хлопнула себя по лбу. Надо же, как сильно действует на человека адреналин! На улицу я вышла без верхней одежды, в одной лишь нелепой униформе официантки. Спохватилась только, когда зимний холод пробрал меня до костей…
Справедливо предположив, что черный ход наверняка остался открытым на случай, если нам с Оксаной что-нибудь понадобится в фургончике, я бегом вернулась по морозцу во дворик издательства. Осторожно проскользнула мимо дремавшего за рулем Сашки и протиснулась в дверь.
Напрасно я хлопала выключателем в раздевалке, очевидно, лампочка перегорела. Впрочем, свою куртку я могла снять и на ощупь. Яшагнула к вешалке – и немедленно споткнулась обо что-то мягкое. Решив, что это чья-нибудь шуба свалилась с крючка, я пошарила рукой в темноте…
Это была не шуба. Под вешалками в служебной раздевалке лежал человек. Я выпрямилась, чувствуя, как холодеет у меня в животе. На негнущихся ногах я вернулась к дверям, вышла на улицу и постучала Сашке в кабину. Он вскинулся, моргая глазами со сна.
– Ты чего, Люсь?
– Саш, ты это… У тебя спички есть?
– Покурить, что ли?
– Нет, я не курю. Мне там надо… сапоги найти в темноте!
– Тогда держи фонарик.
Я кивнула и вернулась в раздевалку. Сердце у меня колотилось так, словно хотело выпрыгнуть прямо из горла.
Луч фонарика метнулся по стенам, по вешалкам, по полу – и замер.
На полу в луже чего-то темного и густого лежала Елена Михайловна Кириллова, генеральный директор издательского холдинга. Не было сомнений в том, что она мертва. Я наклонилась и увидела, как что-то темное и густое вытекло из глубокой раны на ее виске.
Рядом с трупом Елены Михайловны валялся окровавленный жестяной поднос. Тот самый, на котором я разносила еду!
По всей видимости, Кириллову с огромной силой ударили углом этого самого подноса в висок.
Не медля больше не секунды, я схватила свою куртку с вешалки и опрометью кинулась прочь из страшного здания.
Я не помню, как добралась до своей коммуналки. Скорее всего, доехала на общественном транспорте, но память этого не сохранила. Странно только, что дорога до моего нового жилища заняла почти три часа, хотя мне и надо-то было всего лишь проехать по кольцевой ветке метро от «Таганской» до «Белорусской».
Очутившись в комнате Галины Егоровны, я первым делом тщательно, на два поворота закрыла замок, а для надежности еще придвинула к двери диван. Не знаю, зачем я это сделала, но так мне было спокойнее.
Ознакомительная версия.
