Первым делом у агента возник вопрос, откуда у обвинителя, получающего зарплату государственного служащего, такие хоромы.
Похоже, рассуждения напарника текли по тому же руслу. Перегнувшись через сиденье, Уилкинс выглянул в окно со стороны пассажира:
– Что скажешь? Богатый муженек?
Джек пораздумал над подобной возможностью. Кто-то богатенький точно присутствовал, поскольку самой помощнице прокурора такой дом был явно не по средствам. Либо же три года тому назад Паллас оказался недалек от истины, съязвив о полученной от Мартино взятке.
– И не думай даже, – прочел его мысли напарник. – Именно на такой ерунде ты в прошлый раз крупно навернулся.
Паллас указал на Камерон, спавшую как сурок на заднем сидении.
– Единственное, о чем я думаю – это как можно скорее уладить дело здесь и вернуться в офис. – Открыв дверцу, он повелительно скомандовал: – Пройдемте, мисс Линд.
– Она хоть жива? – забеспокоился Уилкинс, оборачиваясь.
Джек наклонился к лицу пассажирки, прислушиваясь к дыханию:
– Живехонька, – и легонько подергал ее за плечо. – Ну давайте же, просыпайтесь.
По-прежнему никакого ответа.
– Может, спящую красавицу надо поцеловать? А что? – поймав насупленный взгляд напарника, лукаво ухмыльнулся Уилкинс. – У чувака из сказки сработало.
Паллас повернулся обратно к Камерон, перебирая варианты. Можно отвесить ей пару тычков. Заманчиво. Или облить ледяной водой. Очень заманчиво. Только знает он эту дамочку – съездит ему по роже зарядкой для телефона, и Джек еще до захода солнца опять окажется в Небраске. Поэтому остается единственный выход.
Пошарив рядом с засоней, он бросил на переднее сиденье ее сумочку и велел:
– Давай, поищи ключи.
– Шутишь?! А что, если она откроет глаза и увидит, как я тут роюсь? Сумочку не трожь. Женская сумочка – это святыня.
– Или ищи ключи, или иди сюда и сам ее вытаскивай.
Уилкинс пару секунд пристально разглядывал неприкосновенную сумочку, затем взял ее в руки.
– Дело того стоит. Посмотрим, как у тебя получится. Ставлю десять баксов, что мисс Линд проснется и начистит тебе физиономию, прежде чем доберешься до крыльца.
Джек оценивал шансы такого поворота примерно семьдесят к тридцати. Скомандовав напарнику открыть багажник, он вытащил чемодан, отволок его под входную дверь, вернулся к машине, взял дамскую сумочку и пристроил ее хозяйке на колени. Затем забрал у Уилкинса ключи, положил себе в карман, без дальнейших проволочек подхватил пассажирку на руки и осторожно снял с заднего сиденья.
Спящая Камерон прижалась к нему, положив голову на плечо. Паллас понес ее к дому, размышляя, что среди всех его воображаемых сценариев нечаянной встречи с Камерон Линд такого точно не было. Джек задавался вопросом, что подумают окрестные жители, завидев, как среди бела дня какой-то мужчина тащит на руках их соседку к парадному входу. Конечно, если у кого-то из любопытствующих найдется чертов телескоп, чтобы хоть что-нибудь рассмотреть в этом скромненьком поместье посреди города.
Он бросил взгляд на Камерон, выглядевшую сейчас удивительно умиротворенной, и на какую-то долю секунды поймал себя на мысли, что сочувствует ее бессонной ночи. Как бы там ни было, девица держалась молодцом.
Открыв одной рукой кованую калитку, Паллас поднялся по ступеням на крыльцо. Судя по размерам дома, можно было с уверенностью предположить, что помощница прокурора живет здесь не одна, и Джек раздумывал, не выскочит ли сейчас на порог какой-нибудь обеспокоенный мужик, чтобы отобрать его ношу.
Ничего подобного не произошло.
Паллас выудил из кармана ключи и отпер входную дверь. По-прежнему никакого полуобезумевшего от тревоги друга-мужа-любовника. Джек посмотрел на приникшую к его груди Камерон. Не то чтоб ему небезразлично, но этот парень просто придурок, если не заметил, что с ней почти полдня нельзя было связаться.
– Камерон, проснитесь, – голос почему-то звучал необычно мягко, пришлось прокашляться. – Вы уже дома.
На этот раз она пошевелилась. Паллас поставил ее на крыльцо и поспешно отодвинулся. Мисс Линд немного постояла, пошатываясь спросонку, и пристально прищурилась на спутника, словно видя его впервые.
– Вы...
– Я.
Она сморгнула, затем махнула рукой, устало бормоча:
– Давайте. Валите отсюда.
Джек с удовольствием свалил бы отсюда, но сперва следовало убедиться, что дамочка в безопасности. В конце концов, она – главный свидетель по делу. Он сунул мисс Линд сумочку, которую та едва не выронила, и втащил через порог чемодан.
– Ключи в замке – не забудьте забрать. Вы тут одна живете? – Последний вопрос был задан исключительно из профессионального долга. – Тяжелая выдалась ночка – вам, наверное, не захочется оставаться одной.
Паллас наблюдал, как хозяйка дома вынула ключи из замка, вставила их обратно и с недоумением воззрилась на уже открытую дверь.
– Да-а… По-моему, вам точно пока не следует оставаться одной.
Несмотря на то, что мисс Линд еще не совсем пришла в себя, она без особых усилий враждебно зыркнула на агента, пробормотала:
– Я позвоню Колину, – шагнула в дом и захлопнула дверь прямо у Джека перед носом.
Вот оно как.
Значит, имеется некий Колин.
Паллас быстренько осмотрелся, чтобы убедиться, что дом выглядит надежно, затем вернулся к машине и забрался в салон.
– Ну? – вопросительно развел руками Уилкинс
– Можно ехать.
– Ты уверен, что разумно оставить свидетельницу здесь одну?
– Она собирается позвонить Колину.
– Какое облегчение. Кто такой Колин?
– Понятия не имею, – пожал плечами Джек. – Все, что я знаю: мисс Линд теперь его забота, не моя.
– Ого. Резковато.
– Собирался выразиться порезче, но, должно быть, потерял форму. Долгая выдалась ночь, – обронил Паллас. – Не забудь по дороге про кофе.
Трогая с места, Уилкинс ухмыльнулся:
– Знаешь, Джек, мне кажется, я многому у тебя научусь.
Паллас не был уверен, к чему клонит напарник, хотя его слова, конечно, были правдой.
– Спасибо.
– Ты всегда говоришь начистоту – я такую черту уважаю. Уверен, ты тоже уважаешь откровенность в других людях.
Ага, вот откуда ножки растут…
– Давай уже, выкладывай, что ты там собираешься сказать.
Уилкинс остановил машину на перекрестке.
– Ваши проблемы с мисс Линд – твое личное дело. Я просто хочу услышать, что эти проблемы не скажутся на нашем расследовании.
– Не скажутся.
– Вот и хорошо. А еще лично мне на заметку – ты намерен впадать в раздражительность и бессловесность всякий раз, как упомянут ее имя?
Джек молча уставился на напарника.
– Я что, перегнул палку? – ухмыльнулся тот.
– Обычная ошибка новичка. Одним вопросом больше, чем надо.
– Буду работать над собой.
– Смотри уж, старайся, – Джек отвернулся и выглянул в окно, наслаждаясь знакомым пейзажем, которого не видел с тех пор, как три года тому назад уехал из Чикаго. Немного погодя он нарушил молчание: – И еще: не вздумай больше распинаться перед свидетелями о моей набыченности. Портишь эффект.
– Так ты делаешь это намеренно?
– О, свое умение бычиться я совершенствовал долгие годы.
Уилкинс с удивлением оторвал взгляд от проезжей части:
– Неужели это была шутка?
– Нет. И смотри на дорогу, салага. А то я страшно разозлюсь, если ты разобьешь машину прежде, чем доберемся до кофе.
– Поверить не могу, что ты не позвонила из гостиницы никому из нас!
Судя по тону, Колин колебался между тревогой за подругу в свете событий минувшей ночи и досадой, что впервые услышал о них только сейчас.
К оправданию Камерон, после того, как ФБРовцы высадили ее у дома, она первым делом собиралась связаться и с Колином, и с Эйми. Их троица была неразлучна с колледжа, и обычно Камерон делилась с друзьями всеми новостями. Но потом вспомнила, что сегодня суббота, а значит, Колин работает, а Эйми по уши занята предсвадебными хлопотами, поскольку до знаменательнейшего события ее жизни осталось всего две недели. Поэтому вместо звонка Камерон послала каждому из друзей коротенькое сообщение с предложением вечером встретиться и поужинать в «Фраска»[2]. А затем заползла в постель и на шесть часов отключилась.
В ресторане, как только их провели к столику, Камерон принялась описывать ночное происшествие – избегая любого упоминания о причастности сенатора Ходжеса, поскольку ФБР держало этот факт в секрете. По мере развертывания истории рассказчица видела, что расположившийся напротив Колин приходит все в большее волнение. Несколько минут назад друг провел пятерней по песочно-русым волосам и скрестил руки на груди – как делал обычно, когда был чем-то обеспокоен.
