— О, несварение желудка обеспечено! — обрадовался Мартинек.
— И вовсе нет тут ничего неудобоваримого! — обиделась Сильвия, которой уже давно делалось нехорошо при виде Мартинека, склонившегося над полной тарелкой. — А главное, все суну в морозилку. За исключением куриной печёнки и брокколи, их сегодня же приготовлю, иначе пожелтеют. Мяса вот, правда, накупила много, но откуда мне знать, какое именно Вандзя предпочитает? И утку купила, вдруг, бедняжка, всю жизнь об утке мечтала, может, у них в Америке их нету? Утка с яблоками, милое дело…
Фелиция простонала, а Мартинек воодушевился при мысли о вкусном обеде.
Сильвия принялась запихивать продукты в морозилку. Выяснилось, все не помещается.
— Есть у нас второй холодильник, в подвале, — напомнила Фелиция. — У него большой морозильник.
— Ну уж нет! — вскинулась Сильвия. — В тот холодильник ничего не спрячу, потому как, считай, что сунешь — навеки пропало. Полгода не могла допроситься у тебя мяса для жаркого. А блинчики с творогом? Я наготовила столько, что хватило бы на ужин на целую неделю. До сих пор лежат у тебя в холодильнике.
Второй холодильник, который поносила последними словами Сильвия, был гордостью Фелиции. Собственно, это был не холодильник, а большая морозильная камера, купленная лично Фелицией для хранения запасов на какой-то чёрный-пречёрный день. Она лично и загружала камеру в подвале, не разрешая сёстрам даже близко к ней подходить, и уже давно содержимое камеры превратилось в единый ледяной монолит, огромный куб льда, в котором смёрзлось неизвестно что. Сама Фелиция давно забыла, что именно припрятывала.
Отчаявшись загрузить в кухонный холодильник купленное мясо, Сильвия вытащила помещённые в морозилку ранее продукты, чтобы уложить аккуратнее, — авось все и влезет.
— А это что? — вдруг вскричала она, вытащив свёрток с чем-то непонятным.
— Не знаю, — ответила Фелиция. — Забыла. Дай-ка посмотрю.
Сильвия принялась сдирать целлофановый пакет со свёртка, посыпались мелкие кусочки намёрзшего льда. Фелиция помогала сестре. Мартинек, не решаясь оставить тарелку без присмотра, остался сидеть на месте, лишь вытянул шею.
В пакете оказались: килограмм соли в мягкой целлофановой упаковке, два пакетика с колготками, большой конверт с красочными фотографиями цветов из ботанического сада и набор гигиенических салфеток.
— Можно узнать, на кой ты все это заморозила? — поинтересовалась Сильвия.
— Я?! — жутким голосом вскричала Фелиция. — Почему именно я?
— А кто?
— Может, и Меланья. Может, наша принцесса…
— Я бы на твоём месте не стала собственный склероз приписывать другим, тем более тем, кто моложе тебя.
— Склероз не зависит от возраста! — упорствовала Фелиция.
— Я и не утверждаю, что он развился у тебя с возрастом, возможно, ты с детства была склеротичкой. Какого черта запихала все это барахло в морозилку, я спрашиваю, а теперь мясо некуда деть? Вот интересно, что у тебя хранится в подвальном морозильнике?
Фелиция разглядывала замороженные фотографии. Отлично получились.
— Отвяжись, — уже мягче сказала она сестре. — Полюбуйся лучше на фотографии, кажется, Меланья фотографировала. И я уверена, что у тебя, как всегда, вышла соль, так что моя замороженная очень даже пригодится. А вот чьи это колготки — ума не приложу.
— Не мои, это уж точно. Знаешь же, я не выношу колготок, ношу только чулки.
— Слушай, раз снимки Меланьи, может и колготки тоже её?
Сильвия никак не могла успокоиться.
— А ну убирайтесь из кухни! — напустилась она на Фелицию и Мартинека. — Дайте спокойно разобраться с продуктами. И за обед пора приниматься. Вон!
Поняв, что больше ни на какую добавку рассчитывать не приходится, Мартинек покинул кухню. Фелиция из вредности сделала попытку продолжить ссору, но одного вопроса о локализации полки в чулане хватило, чтобы она тут же забыла, из-за чего ссорились. Вот так Сильвия обрела желанный покой, а Мартинек, сосредоточенно насупившись, принялся измерять и перемерять расстояние между стенками чулана, а также отмечать карандашом на стенах места будущих пробок для вкручивания шурупов. Очень вдохновляла уже реальная надежда на предстоящий обед.
Обеда он и в самом деле дождался, но перед этим стал свидетелем горячего протеста вернувшейся с работы Меланьи, которой Фелиция пыталась инкриминировать замороженные фото, соль и колготки. Ей удалось не только вспомнить, но и доказать, что фотографии из фотоателье забирала сама Фелиция, она также в тот день лично занималась покупками, так что пусть теперь не заливает. Ещё Меланья напомнила о протухшей недели две назад рыбе, обнаруженной в прихожей, из чего явственно следует, что Фелиция по рассеянности перепутала предметы и в холодильник сунула не то.
Фелиция сразу прекратила сопротивление.
— Значит, эти колготки мои? Очень кстати, я давно собиралась купить. Ну что ржёте, да, и купила! Скажите лучше, уже решили, что будем делать?
— Ты о чем?
— О крёстной Вандзе. Принимаем её у себя в доме?
— Здравствуйте! Ведь специально для этого освободили чулан!
— Значит, сказать Доротке, чтобы из аэропорта привезла её прямо сюда? А как же с бронированием номера в отеле? За него, небось, платить придётся?
— А мне откуда знать? — огрызнулась Меланья. — Целую вечность ничего не бронировала. И почему этот балбес Войцеховский не сообщил номера своего телефона, можно было бы позвонить ему и обо всем расспросить.
Фелиция спокойно возразила:
— Даже если бы и сообщил, мы бы все равно не запомнили, а письмо ведь потеряно. Не мешает записывать, куда кладёшь вещи, когда из-под руки хватаешь.
— А тебе не мешало бы записывать для памяти, чтобы вообще ничего в руки не брать! Что тебе в руки попало, то пропало.
— А ну замолчите! — строго прикрикнула на сестёр Сильвия. — Вы о глупостях, а я хотела бы знать, кто станет платить за кучу продуктов, которые я сегодня приволокла из магазина.
Фелиция обиделась.
— Пока что я ещё в состоянии прокормить старуху! При условии, что моя сестра прекратит свои инсинуации…
— Я о том, что раз она такая богатая… — заикнулась было Сильвия.
— И ты поверила в байки о её богатстве? — презрительно фыркнула Меланья. — Миллионерши не так возвращаются на родину.
— Много ты видела в жизни миллионерш!
— Да сейчас они в Варшаве кишмя кишат.
В дискуссии о богатстве крёстной Вандзи Мартинек участия не принимал. Он только энергично работал челюстями — просто с удивительной для такого копуши энергией — одновременно с пищей жадно поглощая информацию с приезде богатой американки. Исподволь в нем зарождались большие надежды.
Вечером гарпии вцепились в Доротку. Девушка к этому времени уже располагала информацией, но по собственной воле не произнесла бы ни словечка. Теперь же с чистой совестью и тщательно скрытым злорадством обнародовала эту информацию: четырнадцатого ноября в аэропорт Окенче прибывает ровно сорок восемь самолётов, теоретически крёстная бабушка может прилететь на любом из них. Даже на афинском, который приземлится в шесть утра.
Тётки были озадачены и даже не сумели скрыть замешательства.
— Вряд ли она полетит через Афины, — не очень уверенно произнесла наконец Фелиция. — Зачем ей это? Думаю, полетит прямым рейсом.
— Ага, только сейчас это тебе пришло в голову? — ядовито подхватила Меланья. — А кто утверждал — устроит турпоездку по Европе…
— По всему миру! — подтвердила Сильвия.
— …и может прилететь неизвестно откуда.
— Я утверждала? — возмутилась Фелиция. — Это ты выдумала такие глупости!
— Ну знаешь! Склероз у тебя… как отсюда до Новой Зеландии. А кто такое утверждал? Может, Мартинек?
Тот поспешил откреститься:
— Да меня тогда тут не было.
— Сингапур кто выдумал? — напомнила Фелиция.
— Только потому, что ты первая начала.
— Не я, а ты! Парижа ей захотелось!
В гостиной забушевал привычный циклон. Доротка попыталась его унять, заявив, что она не упоминает о чартерных рейсах, правда, сейчас, в зимнюю пору, их не так уж много. Но крёстная бабушка могла ведь воспользоваться одним из них, скажем, тем самым, что летит из Новой Зеландии. Правда, сделает крюк вокруг света, но все равно для старушки получится дешевле. Меланья моментально вцепилась в чартер, Сильвия кричала — богатые чартерами не летают, обычно они пользуются местами в первых классах регулярных рейсов, Фелиция назло настаивала на чартере, утверждая, что богатые потому и богаты, умеют везде соблюсти финансовую выгоду, не то что некоторые, не станем пальцем указывать, привыкли сорить денежками, готовы их в окно выбросить… Смертельно обиженная Сильвия заявляла — все, кончено, она отказывается нести свой тяжкий крест, больше не переступит порога кухни, вкалывает с утра до ночи, а вместо благодарности одни упрёки, расходы растут, и, если сумма на питание не будет увеличена, она умывает руки.
