Инспектор вдруг посерьезнел лицом и взглянул на Ханнасайда. Но тот только еле заметно нахмурился и спросил мисс Гарриет:
— Так это ваша сестра, Гертруда Лаптон, передала дело в руки коронера?
— Ну, в действительности коронеру позвонил доктор Филдинг, — завиляла мисс Гарриет Мэтьюс. — Но он не сделал бы этого, если бы не прозвучало такое пожелание моей сестры — это верно… У нее такая гадкая привычка во все вмешиваться… Я, во всяком случае, знаю, что раз Грегори мертв — то он мертв и ничто ему не поможет, и мне этого достаточно, а она… Ну, наверное, вы понимаете, что именно я имею в виду…
— О да, вполне, — заверил ее суперинтендант Ханнасайд. — Не могли ли вы быть так любезны выяснить, здесь ли еще доктор Филдинг? Если да, то попросите его подойти к нам.
Мисс Мэтьюс была несколько удивлена тем, что ее прекрасную, вдохновенную речь оборвали буквально на полуслове, но все же неохотно поднялась и пошла искать доктора. Поскольку тот все еще самозабвенно обнимал Стеллу в холле, эта задача оказалась не столь трудной.
Пока в библиотеке никого не было, кроме двух полицейских, инспектор Дэвис успел бросить Ханнасайду лишь краткую реплику:
— Тут остается нечто, до чего мы еще не добрались…
И сразу после этого в библиотеку вошел доктор Филдинг.
— Заходите, док, — добродушно сказал Ханнасайд. — Знаете, у меня к вам осталось только два вопроса. — Он мельком глянул в свой блокнот. — Я понимаю так, что, когда вы впервые увидели тело, ничто не натолкнуло вас на мысль, что смерть могла произойти от чего-то иного, как от аритмии сердца. Так?
— Именно так, — подтвердил доктор. — Глупо думать, что отравление можно определить при поверхностном обследовании.
Ханнасайд кивнул.
— Вы ведь были лечащим врачом мистера Мэтьюса некоторое время, не так ли? Как долго?
— Около года.
— И наверное, вы хорошо познакомились с домочадцами, знали, что, где и почему, не правда ли?
Доктор помолчал.
— Гм… Мне трудно ответить на этот вопрос. Я был в очень… гм!.. хороших отношениях с мисс Стеллой Мэтьюс, и мы даже собирались пожениться… А о других членах семьи я, по правде сказать, мало что знаю.
— Но ведь всякие трения тут — о них вам было известно или как?
— Об этом было известно всей округе, — сухо отвечал доктор.
— У вас были внутренние сомнения, когда вы принимали решение передать дело в руки полиции, сэр?
Доктор закатил глаза к потолку, помолчал, а потом пробормотал:
— Вы, кажется, не совсем представляете себе ситуацию, сэр. На расследовании настояла миссис Лаптон. Понимаете?
— Вы мне этого еще не говорили! — заметил Ханнасайд, что-то черкая в блокноте.
— Извините, ради Бога, — вежливо отвечал доктор. — Наверное, память подводит меня. Тогда мне это не казалось сложным случаем. Но смею вас уверить — при малейшем подозрении я был бы первым, кто стал бы настаивать на патоанатомическом исследовании.
— А вы были с покойным в хороших отношениях? — вдруг выпалил инспектор Дэвис.
Филдинг посмотрел на него слегка удивленно:
— Ну… Скорее нет, инспектор, — сказал он. — Наверняка нет.
— А не скажете ли почему? — спросил Ханнасайд.
Доктор стал изучать свои ногти.
— Ну, раз уж вы задали такой вопрос, мне надо отвечать, — промолвил он. — Мне это не очень-то приятно, но делать нечего. Дело в том, что мистер Грегори Мэтьюс был очень против нашего брака с его племянницей, мисс Стеллой.
— Почему же? — спросил Ханнасайд.
Доктор снова погрузился в молчание, углубляя и расширяя исследование своих ногтей.
— Дело в том, что… Видите ли, мистер Мэтьюс разузнал, что мой отец… Мой отец скончался в доме призрения для алкоголиков…
Инспектор, кажется, был здорово ошарашен. Он закашлялся и потянулся к стаканчику с содовой. Ханнасайд спросил бесцветным голосом:
— Понятное дело, вам не хочется обсуждать с нами столь щекотливый вопрос, доктор, но скажите все-таки, сообщил ли мистер Мэтьюс о своем открытии Стелле?
— Да, но это никак не повлияло на ее намерения.
— Ага. А он как-то мог повлиять на ее действия?
— Мы бы поженились вне зависимости от его желания, если вы это имеете в виду, — сказал Филдинг, жестко улыбаясь. — Давайте, суперинтендант, что вы ходите вокруг да около? Вы, вероятно, хотите спросить, не шантажировал ли он меня тем, что расскажет обо мне моим клиентам, если я женюсь на Стелле? Конечно, он угрожал мне, и, конечно, это было бы для меня крайне неприятно…
— Спасибо, доктор, — кивнул Ханнасайд.
В этот момент дверь открылась, и в библиотеку вошли миссис Мэтьюс со Стеллой. Миссис Мэтьюс выглядела очаровательно в черном платье с белой отделкой на воротнике и в черных ажурных чулках. Она остановилась у порога и спросила:
— Мы вам не помешали? Прошу прощения, но мой сын передал мне, что вы хотели меня видеть…
— Конечно, конечно, проходите, — сказал Ханнасайд, привставая со стула. — Я вас не смею больше задерживать, доктор….
Миссис Мэтьюс подождала, пока Филдинг вышел, после чего прошла к столу и села напротив Ханнасайда. Стелла стала сбоку от нее, неприязненно рассматривая суперинтенданта.
— Я думаю, что вы не будете против, если я поприсутствую при вашей беседе с моей дочерью. Боюсь, она сейчас в таком расстройстве, чувствует неясные угрызения совести, и мне, возможно, придется уточнять… Уточнять ее ответы на ваши вопросы, которые просто могут ее напугать. Ведь она еще так молода… — доверительно заметила миссис Мэтьюс.
— Не надо говорить ерунды, мама, — сквозь зубы процедила Стелла.
— Уверяю, что и в мыслях не имел пугать вас, — улыбнулся Стелле Ханнасайд.
— Неужели? — надменно сказала Стелла.
Миссис Мэтьюс сильно сжала пальцы дочери и сказала Ханнасайду:
— Спрашивайте меня, суперинтендант! Многие испытывают инстинктивное отвращение от допросов, но я прекрасно отдаю себе отчет, что во многих случаях это — вынужденная необходимость… Я была так привязана к моему покойному деверю, и его смерть была для меня страшным ударом. Знаете, моя нервная система и без того очень слаба, увы… И тем не менее я готова отвечать на все ваши вопросы — по крайней мере то, что я знаю.
— Спасибо вам, — сказал Ханнасайд. — Естественно, я прекрасно понимаю ваши чувства. Вы ведь жили в доме Грегори Мэтьюса несколько лет, верно?
Миссис Мэтьюс кивнула:
— Я прожила здесь пять лет. Мой деверь поступил по отношению ко мне очень благородно в тяжелый момент моей жизни, и уже за одно за это я ему всегда была благодарна!
— Мой отец умер пять лет назад, — вмешалась Стелла. — Дядя вместе с моей матерью был опекуном — моим и моего брата.
— Ну да, — кивнул Ханнасайд. — А скажите, миссис Мэтьюс, вправе ли был опекун вашего сына послать его в Южную Америку?
Миссис Мэтьюс приподняла брови.
— О, это был совершенно абсурдный план! Я не принимала его уж очень всерьез, честно вам скажу. Вы ведь уже говорили с Гарриет Мэтьюс? Она прекрасный человек, но, как вы наверняка заметили, у нее есть склонность к преувеличениям. Я бы не стала говорить это при ней, но она никогда не понимала своего брата. Я думаю, это именно тот случай, когда люди просто несовместимы… Просто такое, знаете ли, отсутствие желания понять друг друга… Иногда мне казалось даже, что никто не способен понять моего деверя так, как понимала его я…
Инспектор Дэвис обменялся с Ханнасайдом быстрым взглядом. Похоже было, что все домочадцы покойного мистера Мэтьюса были весьма разговорчивыми.
— Так, значит, это намерение послать вашего сына в Бразилию не было сколько-нибудь серьезным? — спросил Ханнасайд.
— Правду сказать, мой покойный деверь всегда считал, что это было бы для мальчика хорошей школой…
— А вы? Вы были с этим согласны?
Миссис Мэтьюс одарила его очаровательной и снисходительной улыбкой.
— Подумайте, ведь я же мать Гая… Вы не стали бы задавать мне такого вопроса, если бы были женщиной… Конечно, я не хотела расставаться с моим мальчиком без… Без особых на то оснований.
— Получается, вы сопротивлялись этому плану, так?
Она многозначительно рассмеялась.
— Вы можете говорить, что я сопротивлялась. Но я уже говорила вам, что понимала своего деверя лучше, чем кто-либо. И я прекрасно знала, что он никогда не приведет в действие этот свой план.
Ханнасайд посмотрел на Стеллу. Та сурово поджала губы и опустила глаза. Он снова повернулся к миссис Мэтьюс.
— У вас не было каких-нибудь ссор по этому поводу?
— О нет, слава Богу, нет! — воскликнула она. — И до самой его кончины мы были в самых добрых, в самых прекрасных отношениях!
— Так у вас не было с ним никаких трений?
Она понизила голос:
— Ну было… Даже не ссора, а… Ощущение того, что… Как бы это сказать поточнее… Я испытала некоторую обиду, что ли, как ни горько сейчас об этом говорить… Я вступила в спор с ним, когда он впервые заговорил про Бразилию. Но ведь это естественный материнский инстинкт, я не могла иначе, хоть с моей стороны это было довольно глупо. Но я сумела сделать так, что этот вопрос больше не возникал… Я всегда знала, что мой деверь никогда не сделает что-либо наперекор мне, просто… Просто, возможно, мне надо было тогда быть более тактичной, что ли. Но в любом случае я испытываю удовлетворение оттого, что и теперь, после смерти бедного Грегори, я могу думать о нем с чистой совестью. Никогда между Нами не пробегала черная кошка…
