— Есть еще кафе. Там меня знают. И не кормят в кредит.
В какой уж раз он посмотрел на дверь. Его страх начал передаваться мне. В любой момент могли зайти солдаты гражданской гвардии и перестрелять нас как парикмахеров.
— У меня нет денег, — признался Роблес.
Я дал ему испанские деньги и попросил принести завтрак для нас двоих. Он схватил банкноты, посмотрел на дверь, нервно закурил, сделал несколько затяжек, сбросил пепел на пол, упал на кушетку.
— Если я закажу завтрак на двоих, они подумают, что у меня кто-то есть.
— Скажите им, что у вас женщина.
— Здесь? В этом хлеву?
— Ну...
— Они меня знают, — он скорчил гримаску. — Они знают, что я не привожу к себе женщин. И ты напрасно пришел. Почему ты покинул Америку. Мейми Эйзенхауэр. Кто укладывает ей волосы?
— Не знаю.
— Из-за тебя столько хлопот. Как нам поесть? Никто не поверит, что ты женщина. У тебя слишком короткие волосы.
Я предложил ему поесть в кафе и принести еду для меня. Он вскочил, обнял меня.
— Ты гений, — вскричал он. — Ты нас спасаешь. Когда он ушел, я попытался запереть дверь. Но замок сломали и не удосужились починить. Я сел на кровать, прочитал плохонький перевод на испанский сборника трудов Кропоткина. Чувствовалось, что у Роблеса это настольная книга. Тут и там он что-то подчеркивал, но почему-то всякую ерунду, а не основополагающие цитаты.
Он вернулся со сладкими рогаликами и бумажным стаканчиком кофе. Пока я ел, рассказывал о том, что он слупил в кафе яичницу на четыре яйца с ветчиной, тарелку фасоли с рисом и персиками, запил все свежевыжатым соком. Я же давился рогаликами и запивал их отвратительным кофе.
— Я постараюсь найти вторую кровать, — добавил он. — Если не получится, ты сможешь лечь на полу. Мой дом — твой дом.
— Я надолго не задержусь.
— Но ты должен задержаться! На улицах небезопасно. Они застрелят тебя, как собаку, — он радостно улыбнулся. — Ты можешь оставаться, пока у тебя есть деньги.
— Ясно.
— У тебя много денег?
— Жалкие гроши.
Он опять посмотрел на дверь.
— С другой стороны, спать на полу не сахар. И находиться тут тебе нельзя. Каждый день приходят полицейские и бьют меня. Ты мне веришь?
— Конечно.
— Правда? Тебе следовало остаться в Америке. Что тебе от меня надо?
— Несколько часов покоя. Я хочу побыть в вашей комнате несколько часов, чтобы потом вы отвели меня к человеку, который поможет мне выбраться из Испании.
— Ты поедешь в Португалию?
— Нет. Во Францию.
— Ага. Так ты хочешь, чтобы я ушел?
— Да.
— Почему?
— Я хочу поспать.
— На моей кровати?
— Да.
— Это негигиенично.
Я достал из бумажника несколько испанских банкнот.
— Вы можете провести эти часы в кинотеатре.
Его как ветром сдуло. Я закрыл дверь, пожалел об отсутствии работающего замка. Подошел к окну, опустил жалюзи. Изрядно поломанные. Через дыру в жалюзи посмотрел в окно комнаты дома напротив. Довольно-таки полная девица с длинными черными волосами одевалась. Какое-то время я наблюдал за ней, потом вернулся к кровати Эстебана, открыл черный «дипломат». «Подарок судьбы», — подумал я. Идеальный набор для выживания, столь необходимый человеку в бегах. Чего в нем только не было: деньги, паспорта и документы, такие секретные, что я и представить себе не мог, что в них прописано.
* * *
Помимо невразумительной записки, которую ее автор запамятовал подписать, я нашел в «дипломате» толстый свитер с ярлыком лондонского магазина, пару нижнего белья, полушерстяные носки, безопасную бритву без лезвий, зубную щетку, жестянку с зубным порошком ливерпульской фирмы и японский шелковый галстук с вышитой яхтой. В конверте из плотной бумаги лежали три пачки денег, аккуратно перехваченные резинкой: двести английских фунтов, сто пятьдесят долларов США и чуть больше двух тысяч швейцарских франков. В другом конверте я обнаружил три паспорта. Американский, выданный Уильяму Алану Трайнору, британский, его владельца звали Р. Кеннет Лейден, и швейцарский, принадлежащий Хенри Бохму. В каждом имелась фотография высокого мужчины. На американский паспорт он фотографировался в очках, на два других — без оных.
Третий конверт, запечатанный липкой лентой, хранил таинственные документы. Они, вероятно, являлись тем «товаром», который мне следовало доставить «по назначению». Я попытался подковырнуть ленту ногтем, в той же манере, как Джеймс Бонд открывал пачку сигарет. Из этого ничего не вышло, поэтому в тиши дублинского сортира просто сорвал ленту и просмотрел содержимое третьего конверта. Что там лежали за бумаги, я так и не понял. Сие осталось для меня тайной и в конуре Эстебана Роблеса.
Шесть фотокопий чертежей. Чего? Я не имел об этом ни малейшего понятия. Десяток листков, испещренных буквами и цифрами. Вероятно, кодированные записи. Еще листки, с какими-то графиками. Конфиденциальная информация, кем-то украденная и кому-то предназначающаяся. Украденная у кого? Кому предназначенная? И содержащая что?
Когда я впервые вскрыл конверт, меня это особо не волновало. Я убрал все в «дипломат», поймал такси и попросил отвезти меня в аэропорт Дублина. До утра рейсов на континент не предвиделось. Но я мог улететь в Лондон, а оттуда в Париж. В тот момент в Лондон меня не тянуло. По американскому паспорту я купил билет до Мадрида, расплатился долларами. Оставил «дипломат» в камере хранения и вернулся в город. В бюро находок на автовокзале сказал, что оставил в автобусе очки, и полюбопытствовал, не принесли ли их сюда. Мне принесли пять пар. Я, конечно, предпочел бы перемерить их все, чтобы найти те, в которых мог что-то видеть, но такое поведение могло вызвать подозрения. Поэтому я взял очки, похожие на те, в которых фотографировался Уильям Алан Трайнор на американский паспорт, поблагодарил служителя и отбыл.
В аэропорт я вернулся к самому вылету. Взял «дипломат» из камеры хранения, конверт с секретными документами сунул под рубашку, деньги положил в бумажник. Оба паспорта, вместе с паспортом Мустафы Али, засунул в карман, сделал себе прическу а-ля мистер Трайнор, надел очки. Их прежний обладатель страдал сильной миопией в сочетании с астигматизмом[13]. Я не проносил их и пяти минут, как у меня жутко разболелась голова.
Я бы предпочел воспользоваться другим паспортом, чтобы обойтись без очков, но логика подсказывала, что из Ирландии проще выехать Уильяму Алану Трайнору. Очки значительно изменяли мою внешность, а фотография Ивена Майкла Таннера красовалась во всех газетах. Кроме того, лишь на паспорте Трайнора имелась ирландская въездная виза. Высокий мужчина, несомненно, предъявлял именно этот паспорт, когда шесть недель тому назад прибыл в Ирландию.
Ничего не видя перед собой, я прошел паспортный контроль и таможенный досмотр, где меня даже не попросили раскрыть «дипломат». Полет в Мадрид прошел гладко, пилот отлично посадил самолет. Все объявления стюардесса «Эйр Лингас» произносила на двух языках, английском и гаэльском, подавали неплохой кофе. Очки я не снимал, но и глаз не открывал. Стоило мне куда-то посмотреть, как перед глазами все плыло, а голова начинала раскалываться от боли.
Миновав испанскую таможню и паспортный контроль, я выудил паспорт Р. Кеннета Лейдена и менял фунты на песеты уже по нему. Снял очки, надеясь, что больше носить мне их не придется, и направился к единственному человеку в Мадриде, который мог помочь мне добраться до Балыкезира.
В тот момент, еще не повстречавшись с Эстебаном Роблесом, я не знал, что он чокнулся.
* * *
Пакет с секретными документами не давал мне покоя. Если б я в них хоть чуточку разобрался, то понял бы, как с ними поступить. Я же не знал абсолютно ничего: от кого они поступили, кому предназначались, какие в них содержались сведения?
Я мог бы их уничтожить, но мысль эта мне не показалась: вдруг они действительно представляли собой немалую ценность. Я мог бы отослать их правительству Ирландии, разумеется, анонимно. Ирландцы заочно поблагодарили бы меня. Как истинный патриот, я мог бы передать их в американское посольство.
Однако я чувствовал себя в долгу перед моим таинственным благодетелем, высоким мужчиной в очках, подстреленным ирландской полицией. Он обеспечил меня тремя паспортами, благодаря которым я выбрался из Ирландии и ушел от преследователей, которые рано или поздно заловили бы меня. Он снабдил меня деньгами, с помощью которых я мог добраться до Балыкезира. Мои личные средства подходили к концу, так что его фунты, доллары и франки пришлись весьма кстати.
От него мне остались носки и белье, которые я надел. Я чувствовал себя обязанным завершить его миссию. Но кем он был? На чьей действовал стороне?
Несомненно, не на ирландской. Следовательно, на стороне врагов Ирландии. Но на кого он мог шпионить в Ирландии? Какой ценной информацией могли располагать ирландцы? Кому она могла понадобиться? Кто его работодатели? Англичане? Русские? ЦРУ? Не зная, что в документах, ответа я найти не мог.
