— Видишь ли…— затянула я, но он и сам все понял. Приятно иметь дело с умными людьми. Однако то, с каким равнодушием Гришка вдруг полностью пересмотрел взгляды на мою жизнь, неприятно царапнуло. С чего это он вдруг стал таким спокойным?
— Представляешь, Настя, тут такой клиент чудной объявился, просит нас найти его собачку.
— Какую собачку? — опешила я.
— Маленькую, беленькую, порода какая-то чудная, слово на “шприц” похоже.
— И что? — тупо соображала я.
— Ну как — что? Вот хотел посоветоваться, браться за заказ или отложить до твоего приезда?
Гришка явно чудил. Возможно, он витиеватым способом пытался мне на что-то намекнуть. Но аллегория была слишком сложна, да и помехи на линии мешали уразуметь суть. Собачки… маленькие, беленькие…
Когда летели из Гонконга, справа от меня как раз сидело нечто похожее, кудлатенькое и капризное. Из-под оранжевого пледа торчали круглые вишневые глазки и острая лисья мордочка, занавешенная пушистыми ушами. Пассажирам предложили напитки, а потом небольшое, но изысканное угощение. Я с вожделением открыла пластиковый короб, уже нацелившись на тарталетку с икрой, но пронырливая псина подсуетилась куда быстрее. Крошечная пасть открылась. Ам, и нету икры. Через пару секунд мне на колени шлепнулась обмусоленная пустая корзиночка. Благодушная хозяйка собачки одобрительно мне улыбнулась. Видимо, она полагала, что для меня счастье — угостить крошку. Когда крошка без ложной деликатности прихватила зубами кусочек ветчины, дама сделала ей пальчиком и, разжав крошечные челюсти, вернула кусок обратно. Должно быть, ветчину собачке нельзя — слишком тяжелая пища.
Я пообещала Гришке быть на связи, а в случае чего — сразу звонить.
— Да, ты не пропадай, — как-то не слишком уверенно ответил он и отсоединился.
Интересно, наш гонконгский провожатый Ваня тоже какой-то дальний знакомый семьи? Возможно, я давала слишком много воли фантазии, но Ваня был немного похож на Алешу. А Алеша на Анну и Марию. В чем именно заключалась сходство, понять было сложно, но оно имелось, будь я неладна. Возможно, все они откровенно врали, широко улыбаясь миру… Но не только это. Что там говорила Наталья? Что-то про титановый стержень, который якобы есть в сестрах. Вот-вот! Вот именно. Какая-то мысль промелькнула у меня в голове, да и сбежала, не оставив записки.
Я пребывала в некотором анабиозе, меня раздирали противоречивые желания — сдаться представителям “Аэрофлота”, бежать куда глаза глядят, выкрав у Фимы свой паспорт. Телефон они мне отдали, а паспорт нет. Но все-таки мне хотелось остаться. Это тайное желание тихой сапой одержало победу над всеми остальными, и я, миновав паспортный контроль, пошла покупать виски. Требовалось срочно выпить, а потом, закусив удила и поплотнее занавесив глаза шорами, двинуть вперед. Авось куда-нибудь вынесет нелегкая.
Да, вспомнила. Прощаясь, Ваня сказал: “Увидимся!” Анна и Мария по обыкновению залепетали свое “конечно, ну конечно”, и я сочла это обычной формальностью. Так часто говорят, не имея в виду скорую и вообще какую бы то ни было встречу. Но все-таки фраза запомнилась.
Странно, что нас никто не встречал и не провожал в Амстердаме. Логика, с которой закручивался сюжет, требовала продолжения. И вдруг — совершенно бесцельное сидение в квартире. Правда, и тут девочки нашли, чем меня удивить. Ближе к обеду они вдруг засели за телефон и заказали прорву продуктов, причем не только полуфабрикатов, но и тех, что требовали долгой и вдумчивой готовки. В заказе обнаружились кусок мяса килограмма на два, множество специй, чеснок, зелень, пакет картошки, экзотические овощи, несколько сортов колбасы и что-то еще, разложенное по бумажным пакетикам, истекающее соком и благоухающее всеми кухнями мира.
— Вы собрались готовить? — удивленно спросила я.
— Ну конечно, — согласно кивнули они, — что же еще? Вы, Настя, может быть, думаете, что мы едим сырое мясо?
— С вас станется, — буркнула я и недоверчиво покосилась на огромный противень, который достала одна из сестер. Вторая, вооружившись огромным ножом и высунув от усердия язык, шпиговала кусок телятины, надрезая его и засовывая то кусочек колбасы, то зубчик чеснока, то горошинку перца, то уж совсем непонятный предмет вроде абрикосовой косточки. Минут через двадцать окончательно растерзанная вырезка была туго стянута бечевкой и тщательно упакована в фольгу.
Девушки принялись за овощи. Представление, развернувшееся на моих глазах, напоминало танец и странным образом ту драку в Калькутте. Анна и Мария словно парили над столом, слаженно действуя ножами. На толстой деревянной столешнице росла гора идеально нарезанных помидоров, моркови, лука, цукини и баклажанов. Такое ощущение, что каждый кусочек, прежде чем отрезать, тщательно выверяли по линейке.
— Этому вас тоже в кружке для девочек научили? — Я с неприкрытым восхищением косила глазами то в сторону шкварчащей и издающей немыслимо восхитительные ароматы духовки, то в сторону огромной чугунной кастрюли, куда сестры слоями загружали овощи, пересыпая их какой-то желтой приправой и прокладывая тонкими пластинками замороженного жира.
— Разумеется, — кивнула головой Анна. Или Мария. — Это блюдо называется “Последняя ночь в Рио-де-Жанейро”. Хотите, поделимся рецептом?
— Ну…— неуверенно протянула я, — пожалуй…
— Хорошо, мы вам потом его запишем. Божественно вкусно!
Пожалуй, они даже слегка поскромничали. Чудо, что в этот вечер у меня не случилось заворота кишок от обжорства. Запив ужин, которому позавидовали бы Гаргантюа с Пантагрюэлем, доброй порцией густого красного вина, я провалилась в самый безмятежный за последнюю неделю сон.
— Фима, а вы хорошо говорите по-английски? — спросила я, когда мы спустились вниз. С минуты на минуту должно было подъехать такси. Девочки замешкались в квартире.
— Хуже, чем занимаюсь сексом, — оскалился он. — Нехорошо подсматривать.
— Случайно вышло, простите, — не стала отпираться я. — Так все неожиданно вышло. А как же репутация девочек?
— А при чем тут их репутация?
— Ну как же… Они говорили…
— Ты слушай их больше. Они еще и не такое наговорят. Репутация! Клейма негде ставить на их репутации, — зло бросил он и резко отвернулся. В стремительно короткие сроки ему удалось напялить на себя прежнюю равнодушно-благонадежную личину. Когда девочки вышли из парадного, он уже был стопроцентным охранником с неуместной семитской внешностью, но вполне русскими повадками.
Глава 6.
Что они делали на острове Сан-Микеле и почему отправились туда ночью?
Венеция была последним городом нашего маршрута и последним местом, где бы я хотела оказаться в январе. Здесь было не просто холодно. Здесь было как в насквозь мокрой одежде. Романтический город, что и говорить. Мне он показался скорее бутафорским, чем красивым. Впрочем, я готова была вручить приз зрительских симпатий тому декоратору, который все это придумал. С воображением у него все было в порядке. Венеция не была шикарной, она даже не была мало-мальски ухоженной и симпатичной. Больше всего она мне напоминала не слишком молодую даму, одетую в винтажные одежды. Она была нелепа, она отчаянно кокетничала, занавешивая руины фасадов вывесками бутиков и кофеен.
И все-таки сердце восхищенно замерло, когда, миновав шумный вестибюль вокзала, мы ступили на каменную мостовую. Здесь пахло морем, веселым пороком, здесь слышались крики чаек, плеск воды и редкие удары весел вместо шелеста шин и визга клаксонов… Здесь, несомненно, приятно было остановиться по пути из Милана и, запершись в крохотном номере, мерить купленные втридорога обновки. А потом в неприлично дорогой кофейне на Сан-Марко пачкать губы взбитыми сливками и обсуждать со спутником так и не увиденные архитектурные достопримечательности.
В Венеции мы остановились в гостинице недалеко от железнодорожного вокзала. Окна моего номера надежно защищали от сквозняков, но не от звуков электричек. У нас были отдельные номера — у девочек, у Фимы и у меня. У меня совсем маленький, из окна которого я могла наслаждаться видом помойки, точнее, вполне аккуратных мусорных контейнеров. Как и в Амстердаме, в Венеции нас никто не встречал. А я уж было настроилась лицезреть очередного парня, итальянского Колю или Витю, великолепно владеющего русским.
До конца путешествия оставалось четыре дня. Я молила Бога, чтобы он дал мне шанс прожить их без особых потрясений. Да и вообще прожить. Сейчас никакой уверенности по поводу собственного долголетия у меня не было. Стыдно признаться, но я тряслась за свою шкуру. Еще как! И потому лишний раз носа из номера не казала. Потому-то и не смогла объяснить итальянскому следователю, когда последний раз видела Анну, Марию и Ефима. Их исчезновение я обнаружила на исходе второго дня, но еще сутки надеялась, что девочки и Фима вот-вот появятся. Объяснить усталому мужику, немного похожему на его российского коллегу Лемехова, почему я тянула с обращением в органы, никак не могла. Ни одного вразумительного ответа не было у меня и на его вопросы, о том, что они делали на острове Сан-Микеле, собственно говоря, на кладбище, и почему отправились туда практически ночью?
