— Это очень странно, не находите? Господин следователь удивлен, почему, совершив столь длинное совместное путешествие, вы вдруг отказываетесь давать подробные объяснения? Как вы могли три дня не видеться со своими друзьями? Возможно ли такое? — наседал на меня переводчик.
— Возможно, — отчаянно врала я, — мы поссорились. Поругались. Устали друг от друга. Господин следователь может такое допустить?
Впрочем, мне было неважно, что они там собираются допускать, а что нет. Предъявить мне им было нечего. Кроме фибрового саквояжика, найденного недалеко от места крушения катера. Стоит ли говорить, что катер взорвался?
В саквояжике помимо проездных документов на всю нашу компанию были обнаружены слегка мокрые заграничные паспорта в количестве четырех штук и около трех тысяч евро. И еще — тугой полиэтиленовый пакет с письмами. Деньги и паспорта, кроме моего, мне не отдали, а пакет вручили под расписку, предварительно отсканировав каждое из писем.
Анну, Марию и Фиму очень хорошо запомнила охрана острова. Разумеется, в это время суток он был закрыт для посещения. Но девочки устроили настоящий спектакль, требуя немедленно пропустить их к праху прапрабабушки, княгини Ольги, и даже называли точное местонахождение ниши с урной. Охранники потом проверили на всякий случай, праха княгини по указанному адресу не значилось, там покоился уважаемый итальянский профессор с труднопроизносимой арабской фамилией.
Из Венеции я улетала в окончательно разбитом состоянии. Даже хорошо, что назойливые и недоверчивые итальянцы как следует помотали мне нервы перед отлетом — меньше сил осталось на тоску-печаль. В крошечном аэропорту было совершенно нечем себя занять, и я в который раз перелистывала взятый в дорогу дамский журнальчик. Сто способов правильного наложения макияжа, низкоуглеводная диета, десять причин провести ночь любви под открытым небом, двенадцать основных мужских типажей, проблемы взаимоотношений со свекровью, анализ неравных браков и диагностика вегетососудистой дистонии… Добрая половина мира представала со страниц куриным стадом, напомаженным, разодетым, сексуально кудахтающим. Честно говоря, иногда мне хотелось взять в плен кого-то из редакторов подобных изданий и долго пытать самыми изуверскими методами, чтобы они наконец раскололись и признались в преступном заговоре против прекрасного пола. Сколько раз я видела в метро юных дев, с горящими глазами поглощающих весь этот низкопробный бред. Кое-кто отмечал карандашиком некоторые из этих идиотских советов и наверняка потом пытался применить их на практике. Эх, да что там говорить… я и сама ими не раз пользовалась.
В моем чемодане лежали и письма. Можно было, не теряя времени, начать просматривать их. Но, открыв первое, я поняла, что не сдюжу. “Привет, маленькие разбойницы, — писал неизвестный мужчина, чей почерк выдавал необузданный, но сильный характер. — Как жаль, что я не могу видеть ваши хитрые мордочки, но уверен, они стали еще краше за это время. В последнем своем письме я писал вам, что красота — не главное оружие женщин, а сейчас думаю: не ошибся ли я? Удалось ли вам без четверок закончить год? Очень прошу вас, старайтесь, маленькие мои, учитесь хорошо…” Я неловко сунула листок обратно в конверт и убрала его с глаз долой. Читать чужие письма оказалось еще круче, чем подсматривать в окно. И плакать все время хотелось, просто еле сдерживала слезы.
Однако по прилете меня ждали другие проблемы, и на время призраки близняшек отошли в тень.
Глава 7.
В которой найдутся очевидцы, которые успели все рассмотреть в деталях. А ведь деталей никаких не было.
Погода в Москве взяла реванш за новогоднюю оттепель. Все-таки в Венеции было теплее. И как-то светлее. Всякий раз, возвращаясь на родину из дальних стран, я не уставала ужасаться — до чего же монотонная, пасмурная, мрачная у нас страна. Чем ближе к Москве, тем приглушеннее краски, цветное кино постепенно превращается в черно-белое. Непатриотичное, зато очень точное сравнение.
— Настюха, ну сколько можно тебя ждать! — Лешка прыгал от нетерпения за блестящим турникетом и махал пышным букетом роз. Это что-то новенькое.
— Леш, а ты чего радостный такой, а? — подозрительно спросила я.
— Ну привет! Соскучился, еще и рейс задержали. Настюх, ты что?
Он почти никогда не называл меня Настюхой. Фамильярность вообще была Лешке несвойственна. И он никогда не выглядел таким довольным и сытым после десятидневной размолвки со мной. Ведь мы поругались перед отлетом, так? Отчего же мой ненаглядный ведет себя, как будто ничего и не было? Решил дипломатично замять размолвку? Ох, не нравится мне эта дипломатия.
— Крольчонок, ты чего такая насупленная? Ты не рада меня видеть?
— Крольчонок? Крольчонок?? Какой я тебе крольчонок?! — запричитала я. — Леш, я ничего не понимаю, что произошло?
— Здрасьте, приехали! Я тут жду ее, жду, а она приехала вся такая злая, вся такая колючая, шипит на меня, ругается.
— Вот этого не надо, ладно? Ты не звонил мне десять дней! Ты не брал трубку! Я чуть не сошла с ума, я чуть не умерла!
— Ну ведь не умерла же, а? Хотя с ума все-таки, по-моему, сошла.
Лешка попытался неуклюже меня обнять, но я ужом выскользнула из кольца его рук. Кое-как пригладив растрепанные волосы, по кривой траектории заспешила к выходу, волоча следом громыхающий чемодан. Надо было все-таки помыть голову перед отлетом, черт знает на кого теперь похожа.
— Боюсь, Настя, это выглядит так, как будто он тебе изменил, — грустно склонила голову Санька, избегая встречаться со мной взглядом, — очень уж похоже.
Я и сама прекрасно понимала, на что это похоже. Не вчера родилась. “Не может такого быть!” — упрямо твердила душа. “Почему нет?” — скептично интересовался разум и подсовывал новые доказательства собственной правоты. И без Санькиных подсказок было понятно: букет, деланое веселье вкупе с виновато бегающими глазами — все это не просто так. А еще дома царил идеальный порядок. Даже вечно забрызганное зеркало в ванной идеально блестело. Этот ослепительный блеск меня просто доконал. А когда я увидела на плите остывающую кастрюлю с супом, а в холодильнике ягодный торт, выдержке моей пришел окончательный и бесповоротный конец.
Пнув подвернувшийся под ноги Лешкин ботинок, я пулей рванула к двери, на ходу набирая Санькин номер.
— Настя, — попытался остановить меня Лешка, — что с тобой? Тебя обидел кто-то? Что случилось?
Он попытался взять меня за руку, с тревогой посмотрел в лицо, но я вырвалась и, с чудовищным грохотом захлопнув дверь, побежала пешком вниз. Примерно на двадцатой ступеньке я подумала, что веду себя не совсем адекватно. Но слишком много событий обрушилось на мою больную голову в последнее время, нервы и без Лешкиного супа были на пределе, а тут еще и торт, и цветы, и тапочки мне принес, едва я только сняла правый ботинок. Не то чтобы Лешка по жизни был равнодушным грубияном или вовсе не проявлял ко мне заботы, но все мыслимые знаки внимания разом настораживали. И это после десяти дней молчания!
— Что же теперь делать? — устало спросила я подругу.
— Ох, Настя, — Санька подлила нам еще коньяку, — сложный вопрос. Главное, не горячись, не руби с плеча и не устраивай истерики. Тебе пока и предъявить ему нечего.
— Да не собираюсь я ему ничего предъявлять. Еще чего! Не стану опускаться до сцен ревности, даже и не подумаю, — неуверенно добавила я, — да и вообще не до того сейчас. Но, Санька, как он мог? Как он мог? Я, рискуя шкурой, отрабатывала этот чертов аванс, думала, получу еще денег, сможем наконец отремонтировать кухню. У меня от этого буйства красок уже крыша едет.
— Да, смалодушничала ты тогда, надо было гнать дизайнера в шею. Я тебе, между прочим, говорила.
— А, — отмахнулась я, — какая теперь разница, кому это теперь надо?
— Все-таки не горячись. У тебя есть подозрения, кто она?
— Подозрения? Как бы не так! У меня есть твердая, стопроцентная уверенность. Это она!
— Хорошо, что не он.
— Не делай вид, будто не понимаешь, о ком я. Это стерва сразу положила на него глаз.
— Ты имеешь в виду Леночку?
— Леночку, Леночку!
— Да зачем ей сдался твой Лешка? Рядом Димка, свободный и очень перспективный мужик. Я бы на ее месте…
— Ты, Сань, никогда не будешь на ее месте. У тебя наглости не хватит. На Димку она тоже положила глаз. Да я уверена, что у нее таких с дюжину, не меньше, наберется.
— Тогда все шансы на твоей стороне. Если ты не преувеличиваешь, то она, прости, конечно, просто шлюха. Переживать не о чем, Лешка же не дурак.
— Не дурак…— пригорюнилась я, — но разве мне от этого легче? Ты бы видела, как они на нее смотрят… А ей что, ей, может, из принципа приятно людям жизнь портить. Ей главное — заполучить, а уж зачем, вопрос десятый. Чтобы было.
Санька призадумалась. Она и без меня знала, что есть такой тип женщин, который в народе принято именовать хищницами. Даже если им не очень надо, они всегда норовят завалить дичь и лишь потом уже думают, что с ней делать. Чаще всего, как это ни странно, очень долго они остаются одинокими. А как бы вы поступили на их месте? Быстро выйти замуж в их ситуации — примерно то же самое, что прийти в шикарный магазин с прорвой денег и купить без примерки первую вещь с краю.
