катушку и на одной волне, от этого становилось только хуже. Показывали новости, и с каждого из чертовой сотни экранов мило улыбалась дикторша.
А потом появилась фотография Ник-Ника, и я растерялась окончательно. Ник-Ник в белом смокинге, с бокалом шампанского в руке и хитрой фиговиной в другой выглядел совершенно непохожим на моего Ник-Ника, того, что спал на моем топчане и разглагольствовал о моей глупости. Но все равно, я узнала, узнала и испугалась: если Аронова ищут, то могут придти ко мне.
– Таинственное исчезновение Николоса Аронова… по словам очевидцев был крайне разочарован… «л’Этуаль» несет убытки… происки конкурентов…
Из-за обилия телевизоров звук наслаивался и большая часть информации прошла мимо меня. Удалось понять лишь то, что Ник-Ник – большая шишка и из-за его исчезновения какая-то Этуаль несет убытки. Не мешало бы разузнать о моем постояльце поподробнее. Вопрос: как?
Ответ: из газеты.
Теленовости имеют обыкновение дублировать в печатном виде.
Газета, купленная в том же супермаркете – обожаю крупные магазины, все-то в них есть – порадовала. Ник-Нику отводился целый разворот, с огромным заголовком «Пропажа века?!». Из статьи, щедро приправленной подхалимистыми эпитетами и фотографиями довольно-таки неплохого качества, следовало, что Аронов – птица не просто важная, а суперважная. Надежда отечественного модельного бизнеса, незаходящая звезда и фея-крестная в одном лице. Его работами восхищались, самого недолюбливали, но при этом старались подражать, правда, по мнению автора статьи некого Аллуриева А. В., не слишком умело.
Ладно, это все сказки, плевать мне на карьеру, модный – или модельный? – бизнес и гипотетических конкурентов, которые спят и видят, как бы избавиться от Аронова. Гораздо больше меня интересует заявления, что «служба безопасности вплотную занялась обстоятельствами данного дела».
Пора вытурить Ник-Ника вон.
Творец
Ксана вернулась более раздраженной, чем обычно, швырнула Аронову газету, а сама уселась за комп. Делает вид, что очень занята, ладно, настаивать на общении Ник-Ник не будет, у него тоже есть чем заняться. Вот, кстати, газету почитать можно.
Статья Аронова позабавила, это ж надо такое придумать: «отец отечественного модельного бизнеса». А Лехин, следовательно, мать.
Ищут, значит. Это хорошо или плохо? Или без разницы? Может, пора выбираться, а то в этом подвале недолго и заразу подхватить, да и Лехин нервничает. С другой стороны, подобный скандал – на пользу бизнесу, пусть болото встряхнется, вспомнит Ник-Ника, а то, видишь ли, сплетни пошли, будто Аронов из моды вышел. Да большая часть этих сплетников под стол пешком ходили, когда Ник-Ник моду делал. Делал и будет делать, талант у него такой.
Ник-Ник умел не сочинять стихи, играть с завязанными глазами на рояле, перемножать в уме пятизначные числа, цитировать на память труды древних философов или же угадывать победителей на скачках, нет, ему доставался талант гораздо более редкий, можно сказать уникальный. Ник-Ник видел красоту, причем не только видел, но и умел сделать так, чтобы другие люди, обычные, серые, погрязшие в своих страстях и проблемах, тоже начинали ее видеть. Талант Ник-Ника не ограничивался живописью, скульптурой, музыкой или еще чем-нибудь таким же, стандартно-выверенным, оцененным и поставленным в длинную вереницу объектов, что прячутся под стыдливым пологом понятия «общечеловеческие ценности». Более того, плевать хотел Ник-Ник на все общечеловеческие ценности вместе взятые. Джоконды, Венеры, Ариадны и прочие общепризнанно-прекрасные лики его совершенно не привлекали, то ли дело сокурсница-Галя, ставшая первым экспериментом, правда, экспериментом не совсем удачным, но, все же… все же именно тогда Колька Аронов совершил первый шаг к будущей славе.
У Гальки были рыжие волосы, веснушки и девяносто пять килограмм живого веса, полный аут, ни один томимый гормонами юноша не глядел в ее сторону. Ни один, кроме Кольки Аронова, который видел не килограммы, а нечто, что позже гордо именовал «индивидуальностью». Галькина индивидуальность складывалась из веснушек, рыжих волос и огромных светло-серых глаз. Его не понимали, над ним смеялись, считали почти что сумасшедшим, но, спустя месяц… спустя месяц Галина стала первой красавицей курса, потом университета, потом… на городском конкурсе красоты они срезались, все-таки Кольке Аронову не хватило знаний и опыта Ник-Ника.
Теперь у него есть и знания, и опыт, и деньги и многое, многое другое. А, ведь эксперимент имеет шансы на успех. В этой девочке есть главный залог успеха – индивидуальность. Лицо… Это, конечно, минус. Татуировка, как у Летиции? Интересно, но этот прием он уже использовал, да и у Летиции был маленький шрам, а тут другое. Единственный выход – спрятать. Да, именно спрятать, но не совсем, это как длинная юбка с разрезом, когда все скрыто-спрятано, а в то же время будто и на виду. Маска?
А, почему бы и нет? Такого в его практике еще не случалось. Леди-маска, леди-тайна, леди-химера…
Леди-химера сидит, уткнувшись взглядом в компьютер, сидит и не догадывается, что будущее ее уже решено. Ник-Ник зажмурился, предчувствуя грядущее удовольствие. Ему нравилось создавать. Ему нравилось удивлять. Ему нравилось эпатировать.
Это будет самое удивительное из его творений!
Дело за малым, нужно, чтобы она попросила. Сама попросила. Пусть кому-то покажется странным, но Ник-Ник никому не предлагал своих услуг. Плохая примета. Вот, если она сама попросит, тогда да, тогда получится. Осталось предоставить ей такую возможность.
Узнай человека по желаниям его.
– Оксана.
– Да? – Она обернулась, и Ник-Ник вздрогнул, на это лицо не возможно глядеть без содрогания. А не переоценивает ли он собственные силы?
Ерунда, чем сложнее, тем интереснее.
Стефания злилась, эта злость таилась в глубоких, словно ущелья, морщинах ее лица, в тяжелых – свинцовые тучи, полные града и молний – мешках под глазами, в тонких, похожих на выцветшие тряпочки, губах и круглом подбородке. Эта злость мешала жить, мешала думать, мешала дышать.
Эту злость следовало использовать.
В конце концов, он ничем не рискует.
– Я думал, ты погибла.
– Скажи лучше, что ты мечтал о моей гибели! – Стефания пила кофе, и, чтобы хоть как-то утихомирить гнев, комкала салфетку с монограммой Адетт. – И ты, и она, спелись за моей спиной, сговорились, думали, с рук все сойдет…
– Она и сейчас так думает.
– А ты?
– Я… Я заблуждался. – Серж приложил все усилия, чтобы голос звучал как можно печальнее. Когда-то Стефания попадалась на эту уловку. – Я страшно заблуждался, поверив ей. Она воспользовалась моим доверием, моей любовью, моим именем и состоянием.
Не совсем правда, но для Стефании в самый раз, она чересчур тупа и чересчур зла, чтобы разбираться.
– Как только деньги закончились… Их было не так много, – рассказывать, что денег не было вообще, Серж
