мне и не разрешило бы ситуацию.
— Я просто пытаюсь понять, как здесь все устроено, — сказал наконец я и не солгал. — Для меня все здесь в новинку. У нас достаточно посетителей. Это плюс. Как вы и говорили, Парк действует успешно.
Я снова не сказал всего. Парк действовал успешно — с учетом всех обстоятельств. Лаура окинула меня коротким взглядом. Она явно расслабилась. Снова подняла вилку и почти донесла до рта.
— Вы уже пообедали? — спросила она.
— Нет, — сказал я и понял, что никаких планов насчет обеда не составил. Я был голоден. — Я не… Может, возьму что-нибудь в «Плюшке и кружке»…
— Вот фалафель и хумус, — сказала она, придвигая ко мне маленькие пластиковые коробочки. — Я уже поела. Съем еще огурцов. Я много с собой взяла.
Я посмотрел на коробочки. Еда в них выглядела так, как будто из них кто-то уже ел. Несмотря на голод, у меня не было ни малейшего желания доедать объедки за тем, кого позже я, возможно, стану подозревать в присвоении чужих денег.
— Нет, спасибо, — сказал я.
Лаура продолжила есть огурцы. У нее зазвонил телефон. Она посмотрела на экран, раскрыла телефон. Возникла красочная картина. Несмотря на блики, я понял, что это картина. Лаура вздохнула и снова взглянула на меня.
— Извините, — сказала она. — Один тип хочет купить картину, но предлагает за нее меньше, чем я потратила на краски. Вот так сейчас обстоят дела. Люди все хотят получить даром. Никто не желает платить художнику за труд. Все думают, что, если бы у них было время и желание, каждый мог бы написать что-то похожее. Даже лучше.
— Можно посмотреть? — неожиданно для самого себя спросил я.
Такое случилось со мной уже во второй раз. Вчера я к собственному удивлению начал рассказывать Лауре Хеланто о своих отношениях с братом. Я не совсем понимал, что происходит.
— Конечно, — сказала она и повернула телефон ко мне.
Экран был заполнен яркими красными и белыми пятнами. Похоже, картина была немаленькой. Она не изображала что-то конкретное, но вскоре в этих переплетениях красок я начал замечать какие-то фигуры и даже движение. Через какое-то время до меня дошло, что я почти загипнотизирован. Мне стоило усилий оторвать глаза от экрана.
— Впечатляюще, — инстинктивно сказал я и тут же почувствовал, что ступил на опасную территорию. Я не мог понять, почему продолжаю говорить. — Сильная картина. Чем дольше на нее смотришь, тем больше видишь. Она живая. В ней все время появляется что-то новое.
— Спасибо, — сказала Лаура и выключила телефон. — Приятно это слышать.
Мне хотелось прекратить этот разговор, но я почему-то продолжал сидеть с ней за столом. Я начал его с чисто бухгалтерских вопросов, а закончил туманными художественными метафорами. Не похоже на меня. Я встал, стараясь не смотреть на Лауру Хеланто.
— Значит, в вас все-таки есть творческая жилка, — сказала она.
— Какая-какая жилка? — Это вырвалось у меня само.
— То, что вы сказали о моей картине. Не ждала от вас таких слов.
А что я должен был сказать? Что я понятия не имел, откуда у меня взялись эти слова?
— Приятно такое слышать. Особенно потому, что в последнее время мне трудно пишется. Спасибо за поддержку.
— Не за что.
У меня в ушах раздался гул — и это не был гул машин на шоссе поблизости. Лаура наклонилась над столом. Ее плечи поднялись.
— Когда вы приехали, вы сразу перешли к делу. Никакой болтовни. Вы даже не поздоровались, не спросили, как у меня дела.
— Я никогда никого об этом не спрашиваю, — сказал я и тут же почувствовал, что расслабляюсь. Это была легкая тема: я знал, о чем говорю.
— Ну да, — кивнула Лаура.
— Мне не нужно знать, как дела у других людей. Мне неинтересно, что они думают, что делают, что чувствуют. Мне неинтересны их планы, их надежды и цели. Поэтому я не спрашиваю.
— Ну да, — повторила Лаура.
— За исключением экстремальных ситуаций.
— Ну да.
Я по-прежнему стоял рядом с ней. Лаура Хеланто улыбалась? Ее реакция удивила меня не меньше своей собственной. Я не собирался делиться с ней своими мыслями; просто это произошло. Меня охватило чувство дискомфорта. Меня больше всего занимали бухгалтерские и финансовые нестыковки. Я видел свою цель в том, чтобы разобраться с ними до конца. А не это… Что именно? Я не знал. Ни точно, ни приблизительно, ни даже в общих чертах. Почему я все еще здесь стою и смотрю в глаза Лауре Хеланто? Я чуть было снова не ляпнул что-то непредвиденное, когда меня спас оглушительный вопль за спиной.
— Эй, Гарри! — крикнул Кристиан с погрузочной площадки, махая руками. — Тут два парня. Пришли с тобой повидаться. Они в твоем кабинете. Говорят, они тебя знают. И знают, где ты сидишь.
Я сделал шаг к Кристиану и повернулся к Лауре.
— Никто не зовет меня Гарри, — сказал я. — Мне не нравится это имя.
— Ну да, — сказала Лаура Хеланто, а затем добавила — Значит, Хенри.
И да, она улыбалась.
Первое впечатление: мужчины являлись полной противоположностью друг друга — как небо и земля.
На старшем, моего возраста, была синяя рубашка с воротником, черный пиджак, светлые джинсы и светло-коричневые топ-сайдеры. Как только я вошел в кабинет, он продемонстрировал, что знает, кто я такой. И судя по всему, это было известно ему давно.
— Соболезную, — сказал он. — Твой брат был интересным человеком.
Круглое и рябое лицо, глазки маленькие, голубые. Короткие, аккуратно постриженные светло-каштановые волосы зачесаны на левую сторону. Телосложение обычное, если не считать футбольного мяча вместо живота. Мы кратко пожали друг другу руки. Я представился, хотя он, без сомнения, знал, как меня зовут. Я ждал, что он назовет свое имя.
— Сейчас перетрем по-быстрому, — бросил он.
И только.
Я взглянул на его спутника. Тот стоял на другом конце кабинета, почти вплотную к стене. Лысый, молодой, широкоплечий, челюсти безостановочно перемалывают жевательную резинку. Черный спортивный костюм Adidas размера XXL. В правой руке — здоровенный смартфон, из ушей торчат белые наушники. Общее впечатление — недоразвитый мутант.
— Чем могу быть полезен?
Старший прошествовал через кабинет, словно у себя дома, и
