— Пол этих клеток может подниматься и опускаться, — заметил подошедший Теу. — Так что женщины могут уйти, не опасаясь, что к ним будут приставать.
— Они, должно быть, ростом в семь футов.
— Во всяком случае, выше шести.
— А что это за женщины вокруг клеток?
— Это не женщины, — Теу отпил из бокала.
— Да нет же, женщины.
— Они — лучшая реклама мастерству бразильских хирургов.
Издалека Флетч не видел никакой разницы между женщинами внутри и вне клеток.
Однажды в Нью-Йорке в такой же ситуации он угодил впросак.
— Вот к ним никто приставать не будет, — добавил Теу. — Печально, конечно. Для них.
Музыка стала громче, и все присутствующие, на танцплощадке, за столиками, в ложах, подхватили песню, представленную на Карнавал фавелой Империу Серрану.
Весь зал, все загорелые, коричневые, черные люди двигались в едином ритме и пели о том, в каком долгу бразильцы перед кофейным зернышком и как они должны его уважать.
С бокалом в руке к Флетчу подошел Адриан Фоусетт.
— Бразилия совсем не такая, как она видится из Америки.
— Раньше я работал в газете, — откликнулся Флетч. — Репортером.
— А что вы делаете сейчас?
— Делаю? Почему я должен что-то делать? Просто живу.
С другой стороны подошла Жетта. После Евы, после женщин в клетках она казалась Дюймовочкой.
— Ну все-таки, — не отставал Адриан, — чем вы занимаетесь?
— Не знаю, — честно ответил Флетч.
— Теу сказал, что пригласил молодого человека, который потанцует со мной, — вмешалась в разговор Жетта.
— Я чувствую себя столетним стариком.
— Да, я слышала эту историю, — кивнула Жетта. — Вы — тот, кто умер незнамо когда. Вас убили, а теперь вы вернулись, чтобы опознать вашего убийцу.
— Вы когда-нибудь слышали подобную чушь?
— Случалось. Так вы потанцуете со мной?
Более всего Флетчу хотелось заползти в уголок ложи и заснуть. Он не сомневался, что сможет заснуть, несмотря на барабаны, трубы, гитары, пение.
— Разумеется.
Выйдя из ложи, они спустились на танцплощадку.
Вокруг кружились люди, одетые кроликами и змеями, арлекинами и шлюхами, знатными дамами и школьницами, злодеями и благородными кавалерами, преступниками и поварами, пиратами и священнослужителями.
К изумлению Флетча Жетта оказалась никудышной партнершей. Она повисла на нем, словно на бревне посреди бушующего моря. То ли она не умела танцевать, то ли ей просто не нравилась музыка.
В нескольких метрах от них Орланду лихо отплясывал с женщиной в светлом парике. По выражению его глаз чувствовалось, что он забыл обо всем, кроме ритма танца. Покрой платья женщины оставлял одну грудь обнаженной.
У края танцевальной площадки дюжина мужчин застыли, как статуи, с открытыми ртами, устремив взгляды вверх. Над ними, на поручне ложи сидела женщина, ее голые ягодицы свешивались вниз.
Жетта проследила за взглядом Флетча.
— Бразильцы так естественны во всем, что касается тела, — изрекла французская кинозвезда. — Так практичны.
Перед мысленным взором Флетча, едва стоящего на ногах от недосыпания, возникли Титу и Тонинью, переворачивающие Норивала головой вниз, пинающие его в живот, чтобы помочь тому проблеваться; Титу и Орланду, голые, показывающие ему, что такое кик-данс, а затем, смеясь, катающиеся по траве; великолепная Ева, стоящая в дверном проеме маленькой, темной комнаты, где умер Норивал, сжимающая левую грудь обеими руками, довольная собой; веревочная упряжь, палки из метел, определение места, где нужно сбросить в воду труп, чтобы на заре его прибило к берегу…
Жетта пробежалась руками по гладким рукавам рубашки Флетча от локтей до плеч.
— Вы так поздно пришли.
Даже в танце сон застилал глаза Флетча.
— Мне пришлось побыть у заболевшего приятеля.
Оказавшись у себя в отеле «Желтый попугай», Флетч первым же делом позвонил в «Жангаду» и попросил соединить его с номером 912.
В номере 912 никто не отвечал.
Не снимая ковбойского костюма, он упал на кровать, полагая, что мгновенно заснет. Часы показывали семь утра. Он не привык ложиться спать после восхода солнца.
Сон не шел, Флетч встал, сбросил одежду на пол, забрался под простыню.
Даже в столь ранний час с улицы доносилась самба. Флетч перекатился на бок, положил на ухо подушку. Закрыв глаза, он видел перед собой женскую плоть: большие, мягкие, податливые груди с громадными сосками, покачивающиеся в ритме танца, стройные, гладкие спины, ускользающие от него, коричневые ягодицы, на которых при движении появлялись ямочки, великолепные длинные ноги, плывущие над танцевальной площадкой, следуя за выбивающими самбу барабанами.
Флетч встал с кровати и позвонил в бюро обслуживания с просьбой принести ему завтрак. А потом долго стоял под горячим душем.
Завтракал он в одиночестве, усевшись в углу, обмотав талию полотенцем. Так как утро было воскресное, мужчина в комнате напротив стены не красил.
Флетч вновь позвонил в отель «Жангада» и попросил соединить его с миссис Джоан Стэнуик из номера 912.
Трубку не сняли.
Он задернул портьеры и улегся в постель.
Застыл в позе Норивала, на спине, скрестив руки на груди. Но вскоре понял, что заснуть не удастся.
Снова позвонил в отель «Жангада».
Раздвинул портьеры.
Надел чистые шорты, тенниску, носки, теннисные туфли.
У отеля, в ярком солнечном свете, его поджидал маленький мальчик, пра-правнук Идалины и Жаниу Баррету.
Он схватил Флетча за руку. Захромал с ним рядом, что-то горячо втолковывая ему.
Флетч вырвал руку и сел в «МР».
На деревянной ноге десятилетний Жаниу Баррету пытался бежать за машиной Флетча, что-то крича ему вслед.
— Добрый день, — поздоровался Флетч с портье отеля «Жангада». — У меня возникли трудности.
Портье мгновенно проникся сочувствием. Покивал, наклонился к Флетчу через регистрационную стойку.
— Вы — гость нашего отеля?
— Я остановился в «Желтом попугае».
Сочувствия поубавилось, но не намного. «Желтый попугай» котировался ничуть не ниже «Жангады», хотя и считался более старомодным. Во время Карнавала все хорошие отели Рио-де-Жанейро удваивали оплату за номер.
Флетч уже позвонил в номер 912 по внутреннему телефону, постучал в дверь, побывал в зале для завтрака и у бассейнов. Никаких следов Джоан Стэнуик. Оставленный им конверт все еще торчал из ячейки 912 за спиной портье.
— Остановившаяся в вашем отеле женщина, североамериканка, — продолжил он, — миссис Джоан Стэнуик разговаривала со мной вчера утром, примерно в это же время, в моем отеле. Мы договорились позавтракать у нее. Она пошла сюда пешком. Я заскочил к себе в номер, переоделся, до этого я пробежался по берегу, сел в машину и приехал в «Жангаду». Из «Желтого попугая» я выехал через полчаса после ее ухода. Она не ответила, когда я позвонил ей по внутреннему телефону. Не ответила на стук дверь. Я не нашел ее ни в зале для завтрака, ни на террасе, ни у бассейнов, ни в баре. У меня возникли опасения, что с ней что-то случилось.
Портье чуть заметно улыбнулся. Ему доводилось слышать истории и похлеще, особенно когда речь шла об отношениях мужчины и женщины.
— Мы ничем не можем помочь вам, сеньор. Мы обязаны уважать желания наших гостей. Если дама не хочет вас видеть или разговаривать с вами… — он раскинул руки, пожал плечами.
— Но видите ли, она просила у меня денег. Ее ограбили дочиста.
Снова портье пожал плечами.
— Я оставил ей записку, — Флетч указал на конверт за спиной портье. — Она так и лежит в ячейке.
— В Рио во время Карнавала люди быстро меняют свои планы, — портье улыбнулся. — Иногда они меняются сами.
— Не могли бы вы открыть мне ее номер? — Флетч уже пытался отомкнуть замок в номере 912, но без особого успеха. — Я очень тревожусь за нее. Ей, возможно, нужна помощь.
— Нет, сэр. Это невозможно.
— Может, вы подниметесь в ее номер сами?
— Нет, сэр. Я не имею на это права.
— А может, пошлете горничную?
— Сейчас Карнавал, сэр, — клерк взглянул на настенные часы. — Еще рано. Люди ложатся спать в самое разное время. Им не нравится неожиданное появление в номере обслуживающего персонала.
— Я не могу найти ее уже двадцать четыре часа. Надо поставить в известность полицию.
Портье в очередной раз пожал плечами.
— В вашем участке кто-нибудь говорит по-английски?
— По-англицки, по-англицки, — покивал полицейский за высокой стойкой.
Флетч повернулся ко второму полицейскому, помоложе.
— Кто-нибудь может поговорить со мной на английском?
Молодой полицейский снял трубку, набрал номер из трех цифр, что-то сказал.
Положив трубку, коротко взглянул на Флетча и протянул к нему руку, ладонью вперед, то ли приказывая помолчать, то ли предлагая подождать.
