Ознакомительная версия.
Господи, да все просто. Маленькая больная Ирочка умирает. Ежи забирает ее и привозит Лялю к Милене. Ни у кого из соседей подобная рокировка интереса не вызовет. Дети были страшно похожи друг на друга, никто и не усомнится… Одна беленькая, голубоглазая, другая такая же…
Я вскочила на ноги и рысью понеслась в кардиологию, надо отыскать координаты Забелиной.
На посту тосковала довольно пожилая медсестра в больших круглых очках.
– Простите, Забелина в какой палате? – налетела я на нее.
Сейчас эта бабка, похожая на сову, рявкнет: «Не знаю, ступай в справочную» – и я выну пятьдесят рублей…
Но «сова» неожиданно вежливо ответила:
– Забелина?
– Да, Милена.
– Милена Забелина, – забормотала женщина, раскрывая толстую тетрадь, – нету такой, но фамилия знакомая!
Я решила ковать железо, пока горячо, и, сделав расстроенное лицо, заныла:
– Да тут она, сестрица моя, звонила две недели назад, просила навестить, только недосуг было. Медсестра окинула меня быстрым взглядом:
– Четырнадцать дней прошло? Потом она быстро пролистала тетрадь и воскликнула:
– Точно! Вспомнила! Сектантка!
– Кто? – подпрыгнула я.
– Ну сестра ваша. Чего удивляетесь? Или не знаете?
– Мы не родные, – я принялась отчаянно выкручиваться, понимая, что назвалась не тем, кем надо, – сводные, много лет не виделись, я прямо изумилась, когда Милена позвонила.
– Она сюда с мерцательной аритмией попала, – заявила медсестра, – очень хорошо ее помню, а в особенности мужа. Пришел, раскричался и забрал жену. Верующий он, только не православный, а какой-то сектант. Ему принципы не позволяют лекарства пить. Ну вроде как против бога идешь. Написано тебе на роду умереть, и лечиться не смей. Вот уж глупость! Тут Милену все жалели, тихая, скромная. Положили сначала в коридоре, больные знаете как орать в этом случае начинают. А Забелина молчком на каталке сутки провела, пока место освободилось…
– Да, – протянула я, – дела однако. Ни о чем таком я и не знала. Может, надо поехать к ней да помочь? Только вот беда, адреса не знаю.
– Неужто с сестрой не общались!
– Мы сводные.
– Все равно, родная кровь.
– Так по отцу, он от матери Милены к моей маме ушел.
– А-а-а, – протянула медсестра, – погодите-ка, у нас адрес указан, только с паспорта списываем. Знаете, как бывает, в документе одна улица стоит, а живет человек на другой! Сейчас, погодите, у нас компьютер, да я с ним не больно ловко управляюсь.
Следующие четверть часа приветливая женщина боролась с техническим прогрессом, пытаясь сначала включить умную машину, а потом найти необходимую информацию. К тому же ее все время отвлекали больные, которым требовались разные вещи, но наконец нужная графа отыскалась.
– Вот, – удовлетворенно сообщила медсестра, – ей-богу, раньше лучше было, полистал журнал, и готово, а теперь кучу нервов испортила, записывай. Улица Белая, дом шесть, Медвякино.
– Может, Медведково? – усомнилась я.
– Нет, Медвякино, – поправила женщина, – это в области.
– Как же она к вам попала в больницу?
– «Скорая» с улицы привезла, плохо ей стало на вокзале, – последовал ответ.
Домой я заявилась голодная и злая. Споткнувшись о бесконечные узлы и коробки, добралась до кухни и грустно осмотрела пейзаж. Похоже, баба Клава, Ванька и Марина устроились тут прочно и надолго. Наша аккуратная красивая кухня выглядела как кошмар. Плита заляпана жирными потеками, на конфорке испускает миазмы кастрюля со щами. Мойка полна грязной посуды, на столе валяется расческа, в которой торчат пучки сальных седых волос, и повсюду разбросаны тряпки, отвратительные, грязные останки колготок, наволочек и нижнего белья.
У нас на «пищеблоке» командует Томочка, сковородки с плиты она снимает при помощи хорошеньких красных стеганых рукавичек, крошки со стола стряхивает щеточкой…
Я собрала двумя пальцами неаппетитные куски ткани и швырнула их в помойку, а кастрюлю выставила на балкон. Стало легче дышать.
В кухню влетел Ванька.
– Возьми расческу и отнеси бабушке, – велела я.
– Пошла она в жопу, – радостно заявил детсадовец.
– Кто? – решила уточнить я. – Бабушка или расческа?
– Обе, – ответил милый ребенок, распахнул холодильник, вытащил «Докторскую» колбасу, только что купленную мною в магазине, откусил прямо от батона, потом схватил расческу и, заорав: – Бабка, какого х… дрянь разбросала, – унесся в глубь квартиры.
Честно говоря, я на секунду растерялась, но потом решительным шагом направилась в коридор. Сейчас попробую объяснить Маринке, как следует воспитывать сына. Мой порыв остановил телефонный звонок. В полном озлоблении я схватила трубку и рявкнула:
– Что надо?!
– Будьте любезны Виолу Ленинидовну, – прожурчал интеллигентный голос.
– Слушаю, – сбавила я тон.
– Вас беспокоит Олеся Константиновна, не могли бы вы завтра подъехать в издательство?
Сердце обвалилось в пятки. Так, они передумали и решили не печатать мою книгу.
– Да, конечно, – залепетала я, – во сколько?
– Вам удобно в час?
Совершенно нет, потому что я собиралась с утра податься в это Медвякино.
– Да, очень, прямо замечательно.
– Тогда жду, – коротко ответила Олеся Константиновна и отсоединилась.
На следующий день около полудня я стояла в магазине, погрузившись в глубокие раздумья. Неудобно являться к этой Олесе Константиновне с пустыми руками. Что же купить? Коробку конфет? Но они все какие-то маленькие, жалкие, еще подумает, что я жадина. Торт? Слишком традиционно, без выдумки. Наверное, лучше цветы.
Я выскочила на улицу и уставилась на витрину, где красовались букеты. Мама родная, ну и цены! Меньше пятисот рублей не найти. И потом, вдруг у нее аллергия? Решено, беру торт. Наверное, в издательстве много служащих, ну не понравится ей презент, угостит коллег!
Сжимая картонную коробочку с «Марикой», я поскреблась в филенку.
– Да-да, – раздалось изнутри. Я втиснулась в дверь.
– Здравствуйте.
– Добрый день, – приветливо, но без улыбки ответила Олеся Константиновна, – проходите, садитесь.
Ее соседка, противная молодая девчонка, вновь сделала вид, что не замечает меня.
Я протянула редакторше коробочку.
– Вот, от всей души.
– Спасибо, – вежливо сказала женщина, – очень приятно.
Она поставила подарок на широкий подоконник. Я увидела там еще четыре коробки, перевязанные бечевкой, и подавила тяжелый вздох. Все-таки следовало принести цветы.
– У нас диатез начнется, – буркнула гадкая девица, не отрывая глаз от компьютера, – покроемся пятнами и прыщами.
– Нам нужно решить ряд проблем, – заявила Олеся Константиновна.
Я сжалась в комок и попыталась унять дрожь в коленях. Вот сейчас последует продолжение: «Забирай рукопись и проваливай».
– Во-первых, псевдоним. Я глупо удивилась:
– Что?
– Псевдоним, имя, которое будет стоять на обложке.
– Какой?
– Вашей книги.
Внезапно на моем лице сама по себе возникла идиотская ухмылка. Неужели и правда собрались напечатать!
– Вы знаете, что такое псевдоним?
– Нет, то есть да, конечно, пожалуйста! Ох боюсь, Олеся Константиновна сочтет меня клинической идиоткой.
– У вас есть пожелания?
– Да нет, никаких, любое имя, какое вам хочется!
– А вам?
– Все равно.
Олеся Константиновна побарабанила пальцами по столешнице.
– Ладно. Если не ошибаюсь, вашу героиню зовут Арина?
– Да.
– Давайте поставим на обложку Арина Виолова. Как, нравится?
Жуть! Даже Виола Тараканова намного лучше, но, если я начну сейчас спорить, Олеся Константиновна разозлится и передумает печатать мой детективчик. Нет, с ней надо во всем соглашаться.
– Великолепно! Потрясающе, изумительно! Всю жизнь мечтала быть именно Ариной Виоловой.
– Отлично, переходим к следующему вопросу, вот ваши деньги, пожалуйста, распишитесь.
Я уставилась на тощенькую стопочку сторублевок.
– Это мне?
– Вам. Прочитайте договор.
В моих руках оказалось два листочка, заполненных непонятными фразами. Не глядя, я подмахнула бумажки.
– Теперь название.
– «Чужая кровь».
– Не пойдет.
– Почему?
– На обратной дороге задержитесь у лотка и поймете, завтра жду несколько вариантов наименования.
– Хорошо.
– До свидания.
– До свидания, – эхом отозвалась я и, кланяясь, словно китайский придворный, стала спиной двигаться в сторону двери.
– Виола Ленинидовна!
Я подскочила от ужаса. Господи, она передумала, сейчас заявит: «А впрочем, забудьте обо всем, забирайте рукопись и вон отсюда!»
– Вы оставили деньги.
Пришлось, глупо хихикая, подойти к столу и негнущимися пальцами взять бумажки.
Пересчитала я гонорар на улице, ровно две тысячи рублей. А еще говорят, что писатели высокооплачиваемые специалисты. Впрочем, мне могут вообще ни копейки не давать, лишь бы напечатали.
Ознакомительная версия.
