— Ира, если у вас есть такая возможность, помогите мне, Христа ради. Не хочется умирать вот так…
— Где вы?! Что надо сделать?!
От испуга я кричала так, что Наташка мигом пришла в себя и завела машину. Кажется, собралась удирать. Неизвестно куда.
— Я на кладбище. Вы там вчера были. Только близко не подъезжайте.
— Может, сообщить в милицию?
— Ни в коем случае. Считайте, что я вам не звонила. — Голос женщины окреп.
— Глупости! Оставайтесь на месте, никуда не уходите, слышите? Встретимся у могилы, мы подъедем.
— И рада бы уйти, да не могу…
— Все, при встрече поговорим. Если что, сразу же звоните. Кстати, ваш номер высветился, как только подъедем, я вам сама позвоню, — сказала я, но Елизавета Марковна уже отключилась. — Бутовское кладбище, пожалуйста, — приказала я Наташке, трясущейся рукой убирая мобильник в карман. Он постоянно норовил выскользнуть.
— Ага… Все правильно. А чем приятельница Нинки Тукановой лучше других? Керосину везде не хватает. И пусть твой Ефимов знает, с какими экономическими трудностями страны столкнул свою жену. Всей ее массой. Раньше понедельника не вернемся. Боря меня убьет!
— Надо заехать в аптеку: бинт, йод, антисептики.
— Думаешь меня выходить?
— Это для Елизаветы. Ничего не понимаю, но предполагаю, что ее ранили. Надеюсь, твои выходные парики на месте?
— А як же! Пакет в багажнике, под запаской. Если моль не сожрала, давно их не выгуливали. Из маскарадных шмоток только старая куртка Бориса для рыбалки и половина моей старой ночной сорочки. Стопроцентный хлопок с примесью вранья. Воду не впитывает, а размазывает по стеклу.
Остановка у аптеки много времени не отняла. В павильоне никого не было, и аптекаршу явно тяготило одиночество. Мы скрасили его минуты на три, пообещав, что следом за нами повалят покупатели. Так оно и вышло. Давно замечено, стоит Наташке встать у какойнибудь торговой точки, тут же формируется стихийная очередь.
— Откуда Елизавете Марковне известен номер твоего мобильного? Если мне не изменяет память, ты ей его не рассекречивала, — после длительного молчания поинтересовалась Наташка.
— Ну откуда ж я знаю? Сейчас ни о чем не могу думать. Скорее всего, от двоюродной внучки, Маринки. Других источников быть не может. Наверное, это она пряталась в ванной комнате.
— Так Маринка должна была куда-то уехать, тебе же об этом ее друг по телефону сказал. Вроде бы она в это время на чемоданах сидела или вещи собирала…
— Вот она и уехала на квартиру отца. Все равно по наследству ей достанется. Не может же дочь бросить мать на произвол медицины. Девушка просто не хотела общаться с нами. Ну подумай сама: после гибели Кириллова они с Тамаркой постоянно получали от него потусторонние приветы с требованием отдать то, что им не принадлежит. А тут еще какая-то баба нарисовалась, я себя имею в виду, и требует встречи, обещая решить все проблемы. В такой ситуации от собственной тени будешь шарахаться. Главное, никто не поверит в звонки с того света. В лучшем случае спишут на расстроенную нервную систему.
Подруга помолчала, похмыкала и согласилась. Не устроило ее только то, что Маринка привлекла к делу приятеля из разряда Годзилл. Я тоже помолчала, похмыкала, но не согласилась. Годзилл мог поучаствовать в нем по собственной инициативе. Положим, мой номер мобильного телефона он узнал самостоятельно. Впрочем, как и твой домашнего. Проник в Володькину квартиру без ведома хозяек и вычислил его по определителю. Либо заранее, опять-таки без ведома хозяек, вмонтировал в телефонный аппарат жучок и спокойненько подслушал.
— У тебя семь пятниц на неделе, — проворчала Наташка. — Ты же сама клеймила позором Маринку из-за Годзилла.
— У меня нет дара ясновидения! В отличие от некоторых. А к какому еще выводу можно было прийти на тот момент? Вот сейчас встретимся с Елизаветой, и кое-что разъяснится. Между прочим, человека, ну о-очень похожего на Годзилла, я видела в аэропорту. Как раз перед тем, как вернуться в ресторан. Он неспешно направлялся к выходу и выглядел несравненно лучше, чем ранее в метро. Жаль, не заметила, было ли у него что-нибудь в руках.
Наташка долго возмущалась моей скрытностью. В какой-то мере это спасло водителей обгоняющих нас машин от нелестных сравнений с одним бородатым домашним животным. Закончив сеанс возмущения, тут же вынесла мне благодарность за молчание — кто знает, как бы среагировала на страшилку. Вне сомнения, Годзилл появился в аэропорту неспроста. Именно он вывел из строя Серегина и украл его кейс. И она даже знает как. Зашел в соседнюю кабинку туалета, нагнулся и выстрелил разящей иглой с парализующим средством прямо в Валеркину ногу.
— Ну да, — кивнула я. — Оставалось только с треском выломать дверцу, чтобы забрать дипломат.
— А может, Серегин ее и не закрывал. Сама в таком спектакле участвовала. Зрителем. Правда, давно, во времена социализма и бесплатных общественных туалетов. Захожу внутрь, открываю дверцу, а на толчке пьяный мужик спит. На полу пустая четвертинка валяется. Веришь, летела оттуда, забыв все свои потребности. Впрочем, сейчас другой век. О, скоро Кольцевая. Давай-ка съедем в сторонку и пороемся в пакете. Не помню, пихала я в него шарики от моли?
В сторонку Наталья съехала не сразу, не могла найти подходящую. За это время я успела сменить мелодию звонка и ответить мужу легкой неприязнью на проявленную им заботу. Вопрос о времени возвращения на дачу оставила открытым — «решается». В том плане, ждать ли нам подругу Тукановой или бросить обеих на произвол администрации аэропортов и компании «Аэрофлот». Уж очень хитро откладывают время прибытия лайнера. На пару часов. Сказали бы сразу — после дождичка в четверг, мы бы и укатили. А так неудобно как-то…
Ревизия париков восторга не вызвала. О себе вопрос не стоял, а вот о Елизавете Марковне… Ни один не подошел бы к ее возрастной категории. Если только сделать из нее окончательно выжившую из ума бабульку? Решили поступить проще: приодеть в старую куртку Бориса, достаточно длинную, а голову повязать фиктивно-хлопковым клочком Наташкиной ночной сорочки. Изобразить из ее остатков косынку — проще простого. В бардачке имеется футляр со старыми Натальиными очками. Кроме того, под курткой обнаружились синие пластиковые галоши подруги. С плотными тканевыми «чехлами». Помнится, она их недавно оплакивала и раза три искала в моем дачном шкафу. Причем на вешалке.
К старому Бутовскому кладбищу мы подъезжали в настороженном и достаточно угрюмом состоянии. Помня наказ Елизаветы Марковны, машину оставили далеко. На мой звонок она не ответила, вместо нее отрапортовала представительница оператора — аппарат абонента выключен… и так далее. Предполагалось, что войдем в ворота не вместе, а по отдельности. Покинем кладбище тоже не одной компанией, более того, даже разойдемся с Натальей в разные стороны. Она — к машине, а мы с Елизаветой Марковной в противоположную сторону. Где-нибудь развернувшись, подхватит нас. Наташка ворчала, что в собственной стране, в собственном городе мы вынуждены трястись от страха, видя в каждом прохожем преступника. Даже днем, когда вокруг полно праздношатающегося народа, чувствуем себя, словно заблудились в египетской пирамиде. Обманчивая безопасность, фактическое одиночество и ловушки на каждом шагу.
Моя высадка по плану прошла, на мой взгляд, далековато. Залежавшийся «сноп» искусственных волос, напяленный на голову, все время норовил выйти боком. Правым. С левой стороны казался прилизанным. В конце концов, я решила не заострять на этой мелкой неприятности внимание. Почему-то казалось, что тогда и другим сей факт будет неинтересен.
У входа знакомая продавщица в одиночестве орошала свой товар из пластиковой брызгалки и ругала припозднившегося из-за неисправности машины водителя, которому надлежало забрать ее вместе с товаром еще четыре часа назад. Меня она не заметила. Посетителей вообще не было, что вполне соответствовало времени, довольно поздноватому для посещений. Решив лишний раз не светиться, немного прихрамывая в целях конспирации, я сразу вошла на территорию и, подгоняемая страхом, направилась к могилам Кирилловых. По сторонам не смотрела, старательно разглядывала перед собой бетонную дорожку и держалась строго правой стороны. Уже на подходе прихрамывать перестала. Пришлось остановиться и оглядеться — прямой результат тишины, нарушаемой лишь шелестом листьев на деревьях. Этот звук, показавшийся жалобным шепотом усопших, напугал до жути. Димка не зря считает меня слабонервным созданием. Сразу подумалось о Бутовском полигоне, о том, что вся земля Бутовского лесопарка, включая и территорию кладбища, пропитана кровью и ужасом последних минут жизни безвинно погибших людей. Единственное во всей матушке России место, где в таком количестве покоятся останки мучеников, возведенных в лик святых — двести тридцать человек. И почти тридцать тысяч просто мучеников…
