– И что же вы придумали, пани Иоанна? – заинтересовался полицейский. – Допустим, вы похитили золото, и что дальше?
– И не стала его прятать у всяких там родных и знакомых, а припрятала здесь, поближе…
И я в подробностях описала свои действия после того, как, допустим, свистнула золото, обнаруженное рядом с мертвым взломщиком. Выносить из дома его не стала, опасно это, да и слишком тяжело. А вот подняться на чердак и там припрятать до поры до времени – раз плюнуть. И почти стопроцентная уверенность, что никто в доме не заметит.
Не скажу, что Болек был потрясен моими откровениями. Нет, он проявил к ним весьма умеренный интерес. И в чем-то, безусловно, был прав. В настоящее время вряд ли обыск на чердаке имеет смысл, прошло достаточно времени со дня преступления, припрятанное до поры до времени на чердаке богатство десять раз успели бы вынести. Но кто знает, ведь похитителю могло что-то помешать… Кстати, вот почему я просила тогда Болека, когда он направлялся к Иоле, внимательно посмотреть на меня. Теперь он знает, что в тот раз я покидала злополучный дом без посторонних тяжестей…
– Но в принципе мысль неплохая, – изволил похвалить меня полицейский. – Даже если на чердаке уже ничего и нет, не мешает проверить, не было ли. Завтра же осмотрим чердачное помещение. Холера! В этом деле явно просматривается какое-то второе дно…
– И сдается мне, второе дно может оказаться поважнее первого, – заметил Януш, – поважнее того, что сразу же бросается в глаза. Ведь вы без особых усилий воспроизвели сцену преступления, восстановили действия обоих преступников-жертв. А вот что там еще происходило, до сих пор не имеете ни малейшего понятия. Все скрывается во мраке. Так и быть, посредника я беру на себя. Вернее, не посредника, а того скандального клиента, которого посредник направил к убитой старушке. А остальное уже твое дело…
* * *
Вот и пришлось наврать ему с три короба…
Хотя… не так. Не все, что я говорила полицейскому, было ложью. Я не скрывала своего отношения к тетке, я призналась в том, что была у нее за три дня до убийства и искала альбомы, я не притворялась глубоко огорченной ее смертью. Да, пришлось притвориться, что сама ее смерть была для меня неожиданностью. Впрочем, визит полицейского и в самом деле был для меня неожиданностью, поэтому не так уж трудно было притвориться.
У меня сердце замерло, когда полицейский упомянул о кладе, обнаруженном в стене. Надеюсь, он не заметил моего смятения, о слишком многом пришлось говорить, думаю, мухоморы и пани Крыся отвлекли его внимание. Хорошо, что пан следователь не стал въедливо докапываться о причинах смены мною фамилии, наверное, уже знал об обстоятельствах моей жизни и понимал, что я совсем маленьким ребенком попала в лапы тетки и от меня ничего не зависело.
И я честно призналась, что, покидая навсегда дом тетки, забрала с собой свои документы – имела право.
Они принадлежали только мне. Впрочем, не так уж много вещей унесла я с собой из дома, в котором прожила всю жизнь.
О ключе я следователю не сказала. Ключ от входной двери я подделала без ведома тетки, естественно, она так и не узнала о нем. И полиции о нем не следовало знать. Кажется, следствие не докопалось до него, во всяком случае, полицейский офицер не задавал мне вопросов на этот счет.
Не сказала я ему и о последнем подслушанном мною разговоре, хотя, наверное, и стоило сказать, это прояснило бы для полиции ряд невыясненных обстоятельств. Если бы я знала, что столько осталось добра, припрятанного теткой… Впрочем, даже если бы и знала, какая мне польза? Ведь добровольно она мне ничего бы не отдала, а украсть…
Кошмарная, совершенно бредовая идея тетки переехать ко мне, продав свою квартиру, поселиться со мной здесь, в квартире пани Яжембской… А что, она вполне способна такое выкинуть. Свалилась бы внезапно, как снег на голову, прекрасно зная, что будет так, как она пожелает. Не с полицией же мне ее тогда выселять? Старую, бездомную женщину…
А о Бартеке я полицейскому ничего не сказала…
С Бартеком мы учились в одной школе. Старше меня на два года, он получил аттестат зрелости всего за год до меня, потому что потерял год из-за того, что жил с родителями за границей. Я же была смертельно влюблена в этого идиота Петруся. Он мне казался сошедшим на грешную землю Аполлоном. Я еще никогда не встречала таких красивых мальчиков: кудрявые, черные, как смоль волосы, глаза – как два черных бездонных озера, мягкие, кошачьи движения. Идиотка!
С таким же успехом я могла влюбиться в гепарда из зоопарка. Я изо всех сил старалась скрыть свою любовь, но он прознал и уж измывался надо мной вовсю.
Какое счастье, что я все-таки не переспала с ним, ну да уж за это должна благодарить тетку, перед которой обязана была отчитываться за каждую лишнюю минуту, проведенную вне дома, так что это не моя заслуга…
Мне и в голову не приходило, что Бартек обратил на меня внимание. Не приходило до того злополучного дня, когда я ревела белугой в пустом классе, уронив голову на парту. «Опомнись, – сказал он мне, – такая девушка, как ты, и убиваешься от горя? У тебя что, зеркала нет?» Зеркало, конечно, было в теткином доме, и я видела в нем проклятые косички, которые вообще заслоняли от меня весь божий мир, мешковатую блузу старушечьего цвета и вытянутую на заду юбку, сшитые из обносков тетки, и жалкую треугольную мордашку. Нет, я никак не могла нравиться себе и совсем не удивлялась, что и Петрусю тоже. А Бартек… Веснусчатый, простой, очень добрый паренек вернул меня к жизни. Я была благодарна ему за то, что он заставил меня поверить в свои силы, но не более того. А он и не претендовал ни на что большее…
Потом мы долго не виделись и встретились лишь года через два. Теперь положение кардинально изменилось. Я была счастливая и независимая. Ушла от тетки и не помнила себя от внезапно обретенной свободы. У меня появилось свое определенное место в этом мире, от косичек и воспоминания не осталось, я вовсю пользовалась жизнью – ходила по музеям, много читала, ела, что хотела. Словом, была счастлива. А Бартек как раз переживал очень тяжелый период в своей жизни.
Встретились мы на автобусной остановке. Он сидел на скамейке какой-то поникший, ничего не видя и не слыша. «Привет!» – сказала я и села рядом.
Мне очень хотелось поблагодарить его за то, что тогда, в трудную для меня пору, помог добрым словом, заставил поверить в себя, поверить в то, что наступят и для меня светлые времена. Вот я и хотела ему сказать – это время для меня настало. Хотела, но не успела. Бартек заговорил первым.
– Хорошо, что ты пришла, – сказал он так, будто мы с ним заранее договорились о встрече. – Я не знал, где тебя найти, а очень хотелось, чтобы ты знала: я любил тебя, любил страшно, безумно, любил целых два года, да и сейчас люблю, но это уже не имеет значения.
И все-таки я рад, что могу наконец тебе об этом сказать. И еще хочу сказать: ты должна верить в себя, перед тобой – большое будущее. А про меня забудь, если хочешь – иногда вспоминай. С умилением.
Езус-Мария, сказать мне такую глупость! Я страшно рассердилась. «Что за чушь ты несешь? – раздраженно поинтересовалась я. – С чего это мне тебя забыть или умиленно вспоминать? Вот ты сидишь рядом со мной, никуда не делся, и я вовсе не намерена опять потерять тебя из виду, а напротив, желаю пригласить на чашку чаю, у меня теперь есть собственная квартира, ну, не совсем собственная, но я живу там одна. Вот и приглашаю тебя на домашний обед из кулинарии. Тот еще домашний, но все-таки. Купила в кулинарии замороженные вареники с капустой и грибами. Времена наступили непредсказуемые, так что, может, в капусте и в самом деле обнаружится какой-нибудь один гриб». «Да пусть даже капуста, – ответил Бартек, – с благодарностью принимаю приглашение. В конце концов, почему бы человеку не провести с приятностью последние минуты его жизни?» Хозяйка из меня та еще, да и после многих лет жизни с теткой я дала себе волю и ела все, на что имела охоту. Вот и предложила гостю весьма эксцентричный подбор блюд: кроме уже упомянутых вареников с капустой, кусок фаршированной утки и яйца вкрутую с горчицей и натертой с хреном свеклой. А к этому сухое красное вино.
Бартек был в ужасном настроении и в ответ на мои настойчивые расспросы рассказал, в чем дело.
Ничего особенного, обычная история. Он учился уже на третьем курсе, электроника, и как все нормальные студенты подрабатывал, стипендии не хватало. С электроникой уже давно имел дело, ему охотно поручали мелкую работу, как вдруг подвернулось крупное дело.
Владелец фирмы взял его в долю, но Бартеку, кроме личного физического вклада пришлось внести и вклад финансовый – восемьдесят миллионов злотых, без этого владелец не принял бы его в компаньоны.
Поначалу все шло хорошо, Бартек вкалывал, как проклятый в предвкушении грядущих прибылей, как вдруг – катастрофа! Владелец фирмы оказался мошенником и аферистом, собрал у легковерных людей сумму в два миллиарда злотых и – привет! Смылся в неизвестном направлении.
