Ознакомительная версия.
– Ее номер определился? – деловито спросил Платонов. – Дай-ка свой телефон.
– Она просто сумасшедшая, – попыталась я остановить приятеля, – таких много. Раньше мне звонили странные люди, говорили гадости, всплеск таких вызовов приходится на октябрь и март. У шизофреников и иже с ними обострение наступает осенью и весной. Я пару раз меняла номер, а потом сообразила, что надо оформить договор с оператором не на себя, и психи перестали названивать.
Андрей схватил мою трубку.
– Царица предприимчива, она, несмотря на все твои ухищрения, установила твой сотовый и угрожает тебе. Так, секундочку. Алло, Валера, запиши номерок, пробей по базе и скажи, кому он принадлежит. Нет, сию секунду. Да! Горит! Жду.
– Зря нервничаешь, – попыталась я утихомирить приятеля, – никто в мою машину камни швырять не станет, лучше скажи, ты открыл папку, за которой меня отправила Вера Борисовна?
– Да, – сказал Платонов, – это оказалось совсем не трудно, ножницы по металлу прекрасно справились с задачей. Если материал, из которого изготовлена обложка, фиговый, зачем оснащать папку кодовым замком?
– Не у всякого человека есть под рукой ножницы по металлу, – ответила я. – Их еще поискать надо. У меня дома, например, их нет, только для бумаги. Что там было?
Платонов взял свой мобильный.
– Фото, вот смотри.
Я уставилась на экран. На первом снимке была запечатлена компания людей, всем на вид не более тридцати лет. Группа находилась в странном помещении с низким сводчатым потолком. Три девушки сидели на старом обшарпанном диване, один парень стоял слева от подлокотника, двое расположились на полу, последний находился за письменным столом, на котором лежала стопка газет и какие-то книги, на стене висел лозунг «Свобода или смерть».
– Привет от Льва Тихомирова, – пробормотала я.
– Знаешь кого-то из них? – удивился Андрей.
Я пустилась в объяснения.
– Нет. Лев Тихомиров организовал в тысяча восемьсот семьдесят девятом году после распада организации «Земля и воля» террористическую группу, которую назвал «Свобода или смерть». Она просуществовала недолго, потом часть ее членов присоединилась к организации «Народная воля», которая не один раз совершала теракты. Народовольцем был брат Ленина Александр Ульянов, он покушался на жизнь императора Александра Третьего. Есть легенда, что Владимир Ульянов-Ленин, узнав об аресте брата, произнес: «Мы пойдем другим путем». К чему привел этот путь, ты прекрасно знаешь.
– Лев Тихомиров, – пробормотал Платонов, – так-так. Дальше смотри, может, еще чего интересное расскажешь. Ничего про эту «Народную волю» я не слышал.
Я укоризненно взглянула на Андрея.
– Неужели проспал все школьные уроки истории?
– На другие фотки смотри, – надулся приятель.
Я вновь сконцентрировалась на экране телефона.
Следующий снимок оказался копией первого, затем появилось изображение обычной комнаты, в центре которой за столом с бокалами в руках сидела та же компания. Похоже, празднуют чей-то день рождения, посреди дастархана стоит торт со свечами. На следующих снимках, их оказалось два, был запечатлен один из мужчин, темноволосый, худой, с мрачным взглядом, возле него сидели девушки, блондинка и брюнетка, одна с короткой стрижкой, в очках, другая – с длинными кудрявыми волосами и с челкой, закрывающей лоб и брови.
Я перелистнула экран и увидела белый прямоугольный лист с надписью «Свобода или смерть».
– Оборотные стороны всех снимков такие, – пояснил Андрей. – Еще в папке была гора фантиков от жвачки «Love is». Помнишь ее?
Я отдала Платонову телефон.
– Нет, не увлекаюсь жевательной резинкой.
– Очень популярная в девяностые годы штука, – оживился Андрей. – На каждой бумажке было высказывание. Например, «Любовь это солнце для души», ну и так далее.
– Романтично, – усмехнулась я. – Интересно, зачем все это понадобилось Вере Борисовне и почему Полина Владимировна хранила папку? Да еще держала ее в письменном столе на работе?
Платонов положил айфон в карман.
– Не хотела, чтобы муж случайно наткнулся на нее, снимки были тайной, и очень важной.
– Обертки от жвачки тоже ценность? – развеселилась я. – Дорогую сердцу ерунду можно положить в банковскую ячейку. Похоже, Вера и Полина состояли в близких отношениях, но почему-то их скрывали. Чтобы устроить Соеву на работу, директриса попросила уволиться Люсю Мусину, подарила ей за это дорогую шубу. Но за время, когда я изображала училку, Хатунова ни разу не дала понять, что они с Верой подруги. Педагоги до сих пор недоумевают, по какой причине старательную, любящую детей Мусину заменили на равнодушную к ребятам Соеву, которая просто отсиживает часы в читальном зале.
– Может, они вовсе не приятельствовали, вдруг директриса шантажировала Веру Борисовну фотографиями? – сделал предположение Платонов.
– Пугала ее разоблачением: Соева в девяностых покупала слишком много жвачек, – рассмеялась я. – А Полина Владимировна, жена богатого человека, желала получить от Соевой побольше денег, поэтому пристроила ее на работу, а компромат спрятала в стол и предупредила Веру, где хранится собранный материал! Скорее уж наоборот, Вера занималась вымогательством.
– Любишь ты довести дело до абсурда, – поморщился Андрей. – И зря потешаешься над обертками. Они, похоже, представляли для кого-то ценность, их разгладили, аккуратно сложили в конверт. Что ты собираешься делать?
Я закатила глаза.
– То, чего совершенно не хочется. Покачу в клинику «Пятое дыхание». Если не появлюсь там сегодня, Иван Николаевич мне мозг разрушит. Утром приду в школу и продолжу беседы с педагогами. Вероятно, кто-то из них убийца, может, он занервничает, совершит ошибку, и я его поймаю? Хочу еще сбегать к Люсе Мусиной, она живет в двух шагах от гимназии, интересно услышать ее версию относительно увольнения. Ты беседовал с Пенкиным?
Андрей встал.
– Пока нет, он в шоке, отказывается от разговора. Его адвокат талдычит: «Дайте человеку спокойно любимую жену похоронить. Не надо настаивать на общении, даже если вы поймаете убийцу, Полину не вернуть».
Увидев меня у стойки рецепшен, администратор клиники взвизгнула и заорала:
– Пришла!
Я попятилась, оглянулась по сторонам, убедилась, что приемная пуста, и спокойно сказала:
– Меня зовут Виола Тараканова.
Тетка замерла с раскрытым ртом, затем снова завопила:
– Отбой! Это не писательница. Не Арина!
Мне стало смешно.
– Виолова мой творческий псевдоним, под этим именем я выпускаю книги, в жизни я Виола Тараканова.
– Детективщица? – уточнила администратор.
Я кивнула.
– Она тут! – взвыла сиреной тетка.
Из коридора послышались шаги, затем раздался мурлыкающий голос:
– Татьяна Сергеевна, человечество давно придумало телефоны, зачем горло драть?
– Вы велели крикнуть, когда ВИП-пациентка войдет, – заголосила Татьяна.
Я ощутила аромат дорогого мужского парфюма и увидела мужчину лет пятидесяти в белом халате, со стетоскопом на шее. Он, широко улыбаясь, шел ко мне.
– Виола Ленинидовна, рад лицезреть вас лично, а то все по телевизору на вас любуюсь.
– И откуда у вас время телик смотреть? – всплеснула руками администратор. – Целыми днями тут сидите, а в кабинете зомбоящика нет!
Краснов сделал мне приглашающий жест рукой.
– Прошу, идти недалеко.
– Борис Анатольевич, куда вы пойдете? – спросила Татьяна Сергеевна.
Брови Краснова встали домиком.
– Во вторую процедурную, где у нас аппарат резонансной аппликатурной диагностики.
– В кабинет гинеколога не ходите, – предупредила Татьяна.
Краснов склонил голову набок.
– Вообще-то я и не собирался, но теперь непременно посмотрю, что там такого, о чем главврачу знать не следует.
Администратор заломила руки.
– Ой, ой, ой, понимаете… Константин рожает…
Борис Анатольевич уставился на Татьяну, а я вместо того, чтобы стоять молча, влезла в их разговор.
– Мужчины не способны рожать сами.
– Это женщина, – затараторила Татьяна, – совсем молодая, ушла гулять, вернулась беременной. Раньше ее звали Константин, считали, что она мужчина, а теперь, когда выяснилось, что он не он, а она…
На этой фразе Краснов опомнился и сурово произнес:
– Татьяна Сергеевна! Гинеколог уехал домой, у него вечером пациентов нет. Немедленно объясните, кто рожает в кабинете и почему я не в курсе?
Администратор покраснела.
– Я нашла кота! На улице. Он был мужчина! По всем признакам! Понимаете?
– Ну? – нахмурился Борис. – И?
– Взяла его домой, назвала Константином, – зачастила тетка, – в честь Константина Великого, византийского императора, сына Льва Третьего. Котик на него один в один походил, тот же взгляд и характер, тоже рыбу не любит! Кот на улицу гулять ходил, но ел и спал дома. А сегодня ночью он заболел! Я его жалела, гладила и вдруг поняла! Он рожает! Константин – кошка! Хоть по всем признакам мужчина, и вид как у императора. Оставить его, то есть ее, имени пока я кисуле не придумала, дома нельзя. Принесла на работу. У гинеколога сегодня приема нет, а где лучше всего разместить роженицу, как не в его кабинете? Уже пять котят родилось, скоро шестой появится. Вот! Вы же не сердитесь?
Ознакомительная версия.
