Посему Поль Морнэ вышел из очереди туристов и встал в другую очередь, примкнув к лицам, собирающимся переехать в Израиль на постоянное жительство, а в этой очереди паспорта не подвергали слишком суровой проверке. На чистом иврите я сообщил инспектору, что сим осуществляю мечту всей своей жизни вернуться на историческую родину моих предков. На не менее чистом иврите он ответствовал, что я здесь желанный гость.
— Вы даже говорите на языке! — похвалил он меня. — Это очень важно преимущество. Вот прочему мы всегда рады репатриантам из Европы. Страна захлебывается от наплыва сефардов. И в бумажном море. Вы не представляете, сколько всяких бланков нам нужно заполнять! Но вам я помогу с удовольствием.
Он и впрямь помог мне с удовольствием, и очень скоро месье Поль Морнэ заполнил прошение о предоставлении ему израильского гражданства, подтвердив, что сам он еврей и его мать еврейка — последнее было sine qua non для подтверждения его иудейского происхождения.
— Как видите, у нас правила строже, чем в гитлеровской Германии, — пошутил инспектор. — Чтобы попасть в Освенцим, достаточно было просто иметь родственника-еврея по любой линии, а чтобы попасть в Израиль, вам потребуется еврейская мама.
Я понятия не имел, была ли у настоящего Поля Морнэ — тот еще поц, говорю вам! — еврейская мама, но мои родители явно не принадлежали к иудейскому племени, хотя я смутно припоминаю, что сестра моего отца вышла замуж за Морица Стейнхардта, после чего все члены нашего клана перестали с ней разговаривать. Но убей бог, не помню точно, отчего ее подвергли остракизму в нашей семье — потому что ее муж оказался евреем или немецким нацистом…
Но заполняя иммиграционный листок, я вдруг ощутил глубочайшее родство с приятелем Минны Мигелем. Он не ходил в школу по еврейским праздникам, а я был членом «Звезды Давида» и будущим гражданином государства Исраэль. Как гласит рекламный слоган мацы, вам не обязательно быть евреем, чтобы ее кушать.
Стоя у окна в квартире Гершона, я разглядывал центр Тель-Авива.
— Американцы часто сравнивают наш город с Сан-Франциско, — сообщил Гершон, — но я там не был. А ты замечаешь сходство?
Теперь да. В такси из аэропорта я не мог отделаться от мысли, что таксист мучает свою тачку почище нью-йоркского водилы.
— Я разговаривал с Цви, — продолжал Гершон. — Ты помнишь, Эван, он был с нами в Праге, когда мы познакомились? Ему надо зайти в синагогу помянуть папу, но скоро он будет здесь. А Ари и Хаима ты тоже помнишь?
— Помню.
— Хаим служит в армии, сейчас его часть стоит на Синайском полуострове. Я не видал его уже несколько месяцев. И Ари тоже. Когда ты с ним виделся, у него еще были обе ноги. Так одну он потерял в Шестидневную войну. В их джип попал снаряд прямой наводкой. Таки ему еще повезло, что он остался жив. Теперь он на государственной службе в Хевроне. Бумажная должность, сочиняет документы для местной администрации на новых землях Великого Израиля. Это для него не фунт изюму, сам понимаешь! Говорят, он собирается баллотироваться в кнессет на будущих выборах. Деревянная нога в израильской политической жизни дает не менее высокий рейтинг, чем деревянная башка.
— Ну, в американской политической жизни ситуация аналогичная!
— Да, уж слыхали! — Гершон провел ладонью по длинным пейсам. — Ладно, хватит о прошлом. Вот скоро увидишь Цви, а с другими встретиться не придется, разве что в другой твой приезд. Но ты, верно, проголодался. Ко мне два раз в неделю приходит арабка убираться. Она придет только завтра — поэтому тут меня в квартире такой бардак… — Он передернул плечами. — Но еду я себе готовлю сам. И все мои кулинарные навыки сводятся к бутербродам. Ты ведь не на слишком строгой диете, а, Эван?
— Не слишком.
— Тогда немного маслица на хлебушек с мясцом…
— …аппетита мне не испортит!
— Слава богу! — обрадовался Гершон. Он принес из кухни блюдо бутербродов на тонких ломтиках ржаного хлеба. Я надкусил один и, жуя, с изумлением взглянул на него.
— Бутерброд с мясом зебры! — важно произнес Гершон. — Ты, верно, даже не слыхал о таком мясе у себя в Америке.
— Никогда!
— За пределами Израиля мясо зебры практически не употребляется в пищу. Говорят, на вкус зебрятина чем-то отдаленно напоминает свинину, запрещенную к употреблению в нашей стране, но зебрятина пища кошерная и не оскверняет Моисеевых заветов. По вкусу твой бутерброд с зебрятиной, наверное, похож на бутерброд с ветчиной.
— Поразительно похож!
— Зебра — что манна небесная в животном обличье! — Глаза Гершона засверкали. — Например, если поджарить тонкие ломтики зебрятины, то утром с яишенкой… Просто пальчики оближешь! Говорят, по вкусу — что их бекон! Но, разумеется, мне не с чем сравнивать!
Покончив с первым бутербродом, я спросил:
— А эта зебрятина, ее что, сюда импортируют?
— Нет-нет! Разведение зебр — традиционная отрасль израильского животноводства. Правда, наши зеброводы стремятся сохранить в тайне свои профессиональные секреты, и этих чудесных черно-белых полосатых копытных почти не видно. Но когда едешь по сельской местности, нередко можно услышать их характерные крики из крытых загонов.
— А как кричат зебры?
— Хрю-хрю… — Гершон подмигнул. — Ах, Эван, друг мой, приходится проявлять талмудическую изворотливость, чтобы как-то приспособиться к жизни в сегодняшнем Израиле. В поисках компромисса между ортодоксальными иудаистами, боязливыми выходцами из европейских гетто и вшивыми африканскими сефардами приходится лавировать и изворачиваться, а иначе как добиться, чтобы наша страна заняла достойное место среди великих мировых держав. А знаешь, у нас есть такие шлёмы, которые хотят уже вернуть Синай египтянам, а Голанские высоты сирийцам! Находятся и такие, кто готов отдать иорданцам Иерусалим! Но мы не вернем им ни пяди нашей земли!
— Есть мнение, что Синай и Западный берег реки Иордан отойдут арабам по условиям будущего мирного соглашения, — заметил я.
— Мир? — тяжело вздохнул Гершон. — Таки ты говоришь о мире? А что такое мир? Мир, Эван, — это пиво.
Его заявление меня весьма озадачило, но разгадка нашлась, когда пришел Цви и Гершон угостил нас местным пивом. Марка пива называлась «Шалом»*.
— Нам мир не нужен, — продолжал Гершон. — В какой войне, Эван, победитель идет на уступки побежденным? Полтора года назад, в июне шестьдесят седьмого, после многочисленных провокаций на границе, арабы вторглись на нашу территорию, и мы нанесли им сокрушительное поражение за шесть дней молниеносной войны. А теперь мы превратим пустыню в цветущие оазисы и предоставим жизненное пространство для всех евреев планеты, решивших вернуться на историческую родину. О каком мире ты говоришь? Каждый день происходят пограничные стычки. Победа вселяет в народ силу. У народа появилось ощущение исторической миссии…
Знаете, что такое интеллектуальная игра? Это когда какие-то слова при переводе с одного языка на другой приобретают неожиданный смысл: так молниеносная шестидневная война Израиля становится blietzkrieg, а жизненное пространство для евреев всего мира — в lebensraum*. Я вспомнил текст клятвы члена «Звезды Давида»: он давал обещание отдать все свои силы во имя «восстановления Израильского государства в исторических границах от Дана до Беэр-Шева по обоим берегам Иордана». Меня всегда поражали расплывчатые формулировки этой клятвы. Дан и Беэр-Шева отмечают пределы израильской территории на севере и юге, а вот насколько далеко должен простираться «Великий Израиль» к востоку и западу от реки Иордан? На этот счет клятва давала пищу для произвольного толкования.
Но лучше об этом не думать. Я впился зубами в очередной бутерброд с зебрятиной, прожевал мясо, проглотил. А когда Гершон замолчал, я перевел разговор на Афганистан и девушку по имени Дебора Гурвиц.
Когда к нам присоединился Цви, мне пришлось снова повторить всю историю с самого начала. Повесть о печальной судьбе Федры вряд ли могла вызвать у кого-то большее сочувствие, чем у этой аудитории слушателей. Что такое? Прекрасная еврейская девушка, похищенная арабскими злодеями! Я попытался объяснить им, что афганцы не арабы. Но ведь они мусульмане, разве нет? Да, согласился я, мусульмане. Мусульмане, арабы — какая разница! Все это таки одна шобла, разве нет? Ну, заколебался я, если говорить в широком смысле… Цви процитировал наставление Торы о том, что дщери Израилевы не должны отдавать неверным свое тело. Эта цитата тут же отвлекла Гершона на воспоминания йеменской эмигрантке из Джаффы — проститутке с невероятно гибкой и сильной мускулатурой. Цви метнул на него укоризненный взгляд и тот на полуслове прервал поток сладостных воспоминаний.
— Мы отправимся туда с тобой, — решительно заявил Цви. — Мы спасем Дебору и вернем ее в страну предков. Мы освободим ее из рабства и выведем из Афганистана в землю обетованную.
