Шеф опять впал в паузу, чуть-чуть перебарщивая с нагнетанием драматизма.
И так ясно: дело будет круче приколов чуждого разума и хулиганства сатаны.
Шеф посерьезнел.
Наводящие вопросы остались не у дел.
– Задание у тебя, парень, непростое.
Поддерживая рабочую атмосферу, я скинул пиджак на спинку верткого стула.
Шеф повозился с платком.
– Даже можно сказать, неординарное.
Я на всякий случай изобразил на лице готовность номер один к любой, даже самой идиотской, установке.
Шеф ободряюще чихнул.
– Но сверхответственное.
Снова тишина и сморкание в платок.
Шеф определенно хочет довести меня своими значительными паузами до срыва.
Не дождется.
Хотя выглядело бы все очень эффектно.
Короткий разбег – и фейсом о сейф.
Я представил, как дрогнет кактус.
Но кактус оказался не из слабонервных – он даже не отреагировал на открывание Алексеем Николаевичем верхнего отделения.
– На первый взгляд может показаться, что дело не дотягивает до приоритетов кремлевской сотни…
Шеф извлек толстую папку.
– Кстати, сам президент!
Шеф не стал подобострастно оборачиваться к державному портрету, а продолжил убеждать меня в особой рейтинговости предстоящего задания.
– Сам президент инициировал подключение нашей сотни к этому не совсем обычному, даже можно сказать, совсем не обычному делу.
Отчихавшись аккуратно в платок, шеф вернулся в тему.
– Президента беспокоит, что в пяти тысячах километрах от Москвы образовалась демографическая аномалия.
– В каком смысле?
Я сдернул вконец изжульканный галстук и сунул в карман пиджака, индифферентно качавшегося на неотрегулированной спинке офисного стула.
– В прямом.
Шеф начал конкретизировать детали анти-аномального мероприятия.
– Про Садоград приходилось слышать?
– Веселенький топоним.
Иногда откуда-то берется нужный термин, произнесенный с требуемой интонацией.
Топоним!
Этот, кажется, достался мне от училки по географии, которая сама мне дала еще в девятом классе.
Топоним!
Дала сразу после уроков, нарочно оставив для повторения темы.
Топоним.
Но мы повторяли не значение угля и нефти в экономике, а вольные телодвижения.
Глобус едва перенес меридианно-широтные фрикции.
А Гумбольдт и Обручев даже покраснели на своих черно-белых гравюрах, развешанных над выставкой редких минералов.
Шеф успел вернуть меня в реальность еще до того, как я припомнил бледные ягодицы нудной дуры, бубнящей про полезные ископаемые и курортные зоны.
– Ну, напряги мозги: Садоград!
– Да слышал вроде.
Пора врубаться надолго и всерьез.
– Что-то связанное с первыми национальными проектами?
Я то ли спрашивал, то ли утверждал.
Шеф обернулся к торцовой стене:
– Садоград – флагман агробезопасности!
Посмотрел в глаза президентскому скромному портрету и добавил с большой раскатистой буквы:
– Родины!
– Точно!
Я на радостях едва не опрокинул неудобное кресло.
– Шесть лет назад город отгрохали в Сибири, ударными темпами, на деньги прирученных олигархов.
Шеф, проконсультировавшись взором с гарантом Конституции, уточнил:
– Денис, финансирование велось на паритетных началах.
– Алексей Николаевич, флагмана-то в честь маркиза де Сада назвали?
Иногда требуется потрафить начальству заведомо некорректным вопросом.
– Увы, Денис, мы еще не вполне демократическая страна для такой дерзости.
– Увы, – вторил я заунывно. – Увы.
– А других ассоциаций не возникает?
– Вроде нет.
Я зачем-то начал иронизировать над умствующей и эстетствующей прослойкой, которая при царском режиме и советским долгострое процветала и звалась интеллигенцией.
– Ученая братия повсеместно склонна к опытам с элементами садизма, экспериментам в духе мазохизма и некрофильским изысканиям.
– Денис, поменьше пессимизма, побольше оптимизма.
– Я бы хотел быть оптимистом, но двадцатый век доказал, что от науки можно ждать любой подлянки.
Строгий чих оборвал, и совершенно вовремя, мой обскурантистский гнев.
Алексей Николаевич выдержал паузу и перешел к официальной части.
– В рамках общенационального проекта по интенсификации, модернизации и компьютеризации аграрно-животноводческого сектора был собран интеллектуальный кулак и создан закрытый научный центр.
Алексей Николаевич ораторски прокашлялся.
– Закрытый.
– Нам к этому не привыкать, – добавил я с юмором. – Но молоко, сливки, сыр и ветчина с окороками все-таки не ядерная бомба и не оружие двенадцатого поколения.
– Не скажи.
Я не стал ввязываться в дискуссию о необходимости государственной тайны и повышенной секретности в области животноводства и зерноводства.
Алексей Николаевич повысил голос, как будто портрет гаранта Конституции мог слышать каждое произнесенное слово.
– В Садоград съехались лучшие отечественные умы по всем отраслям и знаниям. С каждым, начиная с академика и кончая техничкой, заключили контракт на четверть века, предоставили в кредит жилье и прочие блага, а также обеспечили условия для полной самореализации…
Я чуть не зевнул, убаюканный генеральской речью, но ладонь рефлекторно впечаталась в нижнюю челюсть.
Теперь моя опершаяся локтем об стол мыслящая личность походила на провинившегося роденовского амбала.
Генерал, отхлебнув минералки, продолжил:
– Результаты не заставили себя ждать. Открытия и достижения посыпались как из рога изобилия. Из страны прекратилась утечка мозгов. За отчетный период садоградскими учеными получены результаты, перевернувшие наши представления о неэффективности сельского хозяйства.
В подкорку мою закралось подозрение: не имел ли Алексей Николаевич непосредственного отношения к садоградскому эксперименту?
Я поменял внимающую дремлевидную позу на гражданскую активную позицию и выпалил:
– Ученый люд всегда тянулся к наградам, госпремиям и обожал комфортные застенки.
Высказал я далеко не оригинальную (история, блин), но дерзкую мысль.
– Опять иронизируешь?
– Констатирую.
– Тоже мне констататор хренов.
– А что, я не прав, Алексей Николаевич? Главное для башковитых – не думать ни о чем постороннем и не размениваться на быт. Усиленная твердая пайка, комфортное жилье и гарантия неприкосновенности.
– Прав-то прав…
Шеф начал усиленно собираться с мыслями, готовясь на выход к дополнительной аргументации.
Я выручил генерала прямым вопросом:
– Какая связь между интенсификацией, модернизацией, компьютеризацией и демографической аномалией?
– Прямая, Денис, прямая.
– Не тяните, Алексей Николаевич, кота за хвост, – взмолился я. – Скоро обед.
– Денис, ты действительно съедаешь по три тарелки первого и по две – второго?
– Надо же поддерживать форму.
– Тоже верно.
– Мы остановились на демографии, – напомнил я ненавязчиво.
Жрать и вправду хотелось.
Тем более что разведка донесла до личного состава кремлевской сотни ценные общепитовские данные.
В соседнем ресторанчике под аппетитным названьицем «Слюнки» готовят исключительный борщ, и еще более исключительные бифштексы, и салаты в ассортименте, и разнообразные гарниры, и слоеные пирожные с заварным кремом, и пломбир с клубникой.
Ягода холодно ложится на язык и оттаивает, смешивая кисловатую прелесть с ванилиновой стылостью, и жалко до сентиментальности податливую алую плоть, и хочется аккуратно жевать и осторожно глотать…
Глава 4 Демографическое недоразумение
Шеф безжалостно вернул мой оголодавший организм к предобеденной реальности.
– Итак, в Садограде за последние два года родилось…
Алексей Николаевич почему-то перешел на конспиративный шепот.
– Шестьсот девятьсот семь младенцев.
– Не ожидал от хилых интеллигентов такой прыти. Детишек стругают, наверное, без отрыва от микроскопов.
– Микроскопы у них там или телескопы…
Шеф забуксовал в собственной мелковатой эрудиции.
– Эндоскопы! – подсказал я. – Через них в задницу заглядывают, когда геморрой ищут.
– Не перебивай, Денис.
– Молчу.
Алексей Николаевич поерзал в кресле, проверяя наличие геморроидальных симптомов.
Я не вмешивался в ответственное исследование.
Наконец шеф успокоился, не ощутив ничего особо патологического, и, как ни в чем не бывало, продолжил:
– В задницу – не задницу, но в данный момент еще шестьсот тридцать садоградских женщин находится в интересном положении.
– Даем стране угля!
– Я же попросил не перебивать.
– Извините, Алексей Николаевич.
– Так вот, рожденные за последние два года – все одного пола. И те, которые на подходе, – тоже.
Шеф опять заметно погрустнел.
– Усек, Денис? Все мальчики! Абсолютно все!
На шефа было жалко смотреть – он явно не разбирался в генетических вопросах.
