тогда сказал: «Если я смог за такое короткое время увлечься другой женщиной, значит, там было не настоящее чувство. Не встретил я еще такой женщины, как моя Наташа, — единственной и неповторимой». Как будто наличие единственной и неповторимой Наташи мешало ему заводить романы в бытность их совместной жизни. Вот такой у нас дед, которого, несмотря на все его выкрутасы, мы очень любим и даже гордимся.
Я варила на кухне кофе, когда вновь зазвонил телефон:
— Марьяша, доброе утро, я тебя не разбудил?
— Привет, папа, ты когда приедешь?
— Завтра. Сегодня Маклахен прилетает из Америки, хочу его встретить. Кстати, Степку не жди. Я загрузил их с Сергеем кое-какими делами. Так что приедем завтра все вместе. Хорошо?
— Отлично. Тогда сегодня буду отдыхать. Кстати, тетя Вика звонила, они приезжают восьмого.
— Восьмого? Очень хорошо. Ну, до завтра, целую.
Дед отключился, в смысле повесил трубку, а я уселась в столовой за большой круглый стол и принялась наслаждаться первой за день чашкой кофе. Сквозь легкие шторы пробивалось солнце, и от этого в комнате царил уютный полумрак-полусвет.
На улице хлопнула калитка, и через минуту в дверях появилась соседка — красавица Лариска, уже с утра в полной боевой раскраске и, как всегда, в туфлях на высоких каблуках. Как она умудряется ходить в них по дачным тропам, уму непостижимо.
— Эй, люди добрые, — бодро крикнула Лариска, — а не угостите девушку чашкой кофе?
— Заходи, девушка, угощу. Тебе, как всегда, черный и без сахара?
— Ага.
Лариска уселась на стул, закинула ногу на ногу и закурила тонкую сигарету.
— Ну, ты как после вчерашнего? — спросила она. — Я так просто вся на нервах.
— Да, мне это сразу в глаза бросилось, — съехидничала я.
Лариска, не оценив моего сарказма, беззаботно продолжала:
— Мишку в милицию вызвали на допрос.
Я посмотрела на соседку более внимательно:
— Ну, и что же тебя так забавляет? Вчера — труп в доме, сегодня муж в милиции.
— Ну, во-первых, не в доме, а, во-вторых, может, еще и не труп, — парировала красавица.
Дело в том, что вчера у Мишки, нашего новорусского соседа, случилась пренепреятнейшая история. Один из его рабочих, строивших Мишане баню, среди ночи сиганул из окна второго этажа этой самой бани.
Мы сидели ночью у костра на даче Коноваловых, когда прибежал перепуганный Мишка:
— Слава Богу, вы еще не спите, — запыхавшись, произнес он. — Беда у меня. Рабочие у меня живут, баню строят. Так вот один из них ни с того, ни с сего среди ночи выбросился из окна. Даже створки не открыл, прыгнул через стекло. На земле — кровища и полно осколков. Я услышал грохот, выскочил во двор, в темноте не пойму, что к чему. Потом вижу: возле бани кто-то шевелится, подбежал, смотрю — это строитель мой, Серега, весь в крови. Я к нему кинулся, а он, как собака, ломанулся через кусты, потом через забор и убежал. Мне бы, дураку, сразу за ним погнаться, а я побежал штаны надевать. Короче, обегал я все улицы, нет его нигде. Но я вам скажу, возле бани такая лужа крови, что я не поручусь за его жизнь. Прошу вас, пойдемте со мной, помогите найти Серегу. Его нужно в больницу отвезти, не ровен час помрет.
— Ну, дела, — изумился Санька, наш новый сосед. — Петрович, у тебя фонарь есть? — обратился он к хозяину дачи, Ивану Петровичу. — Бери фонарь, пошли на поиски.
Иван Петрович принес из дома мощный фонарь, и мы вчетвером (жена Коновалова, Евгения Львовна, осталась дома) отправились на Мишкину дачу.
— След нужно брать с места происшествия, — распорядился бывший мент Иван Петрович.
Санька согласно кивнул:
— Давай, Петрович, покажи класс розыска.
— Миша, а что говорит напарник, что у них произошло? — Я едва поспевала за быстро идущими мужчинами.
— Да что он может говорить? Он по жизни придурковатый какой-то, а сейчас и вовсе в полном ступоре. То ли от страха, то ли еще от чего. Да и не было у меня времени с ним разговоры разговаривать. — Мишка достал сигареты и на ходу закурил. — Вот беда так беда, — выдохнул он. — Если Серега отбросит копыта, мне кранты. Посадят, как пить дать, посадят.
— Да за что же тебя сажать, Мишаня? — Я бежала рысцой рядом с Мишкой, уцепившись за его рукав.
— У меня после той аварии еще год условно... еле отмазался. А тут такое...
— Может, Серега пьяный был? Может, они чего не поделили с напарником своим? Как его зовут, кстати?
— Да Василием его зовут.
— А наркотой они у тебя не баловались?
— Ну, мне только этого не хватало, — задохнулся Мишаня. — И что значит «у тебя»? Ты на что намекаешь?
— Я имею в виду, что, может, они напились, обкурились или укололись. Ты запах не почувствовал? Если они травку курили, должен быть запах специфический.
— Да ничего я не почувствовал. Я за неделю так намотался, что не до чувств... Хотя постой-ка. А ведь действительно, — вспомнил Мишка, — я когда к Ваське вбежал, узнать, что случилось, он сидел совершенно пьяный, «му» сказать не мог. А запаха никакого не было. Точно, не было.
— Значит, это была не травка и не водка, — сказал Иван Петрович.
— Ну, если не водка и не травка, тогда остаются галлюциногены и героин, — хохотнул Санька.
— Да типун тебе на язык, — возмутился таким предположением Мишаня.
Мы подошли к Мишкиному дому. В окнах горел свет, и на крыльцо сразу же вышла Мишкина жена Лариска.
— Где же вы ходите? Я тут со страху помираю. — Она зябко куталась в вязаную шаль, хотя ночь была довольно теплой. Видать, знобило на нервной почве.
— Ну, и где тут у вас баня? — крутил головой во все стороны Санька.
Слона-то он, что называется, и не приметил. Мишка повел нас в глубь сада, где в самом углу высился здоровенный домина, уже подведенный под крышу.
— Это, что, баня, что ли? — присвистнул Санька. — Ничего себе банька, да здесь роту помыть можно единовременно.
— С какой стати? — не понял юмора Мишаня.
— Я имею в виду, что большая очень.
— Нормальная, как у всех.
Баня
