действительно была не маленькой, и второй этаж довольно высокий. Если оттуда лететь, то можно и насмерть разбиться. Смотря как упадешь. Бывает, конечно, что и с десятого этажа падают и ничего. Но можно, как говорится, убиться и в собственной ванне. Тут уж кому что на роду написано.
Внизу под разбитым окном действительно были следы крови. Не так много, как Мишаня с перепугу описывал, но были.
Вооружившись фонарями, мы начали обследовать место происшествия. Капли крови вели к соседскому забору.
— Ну, что? Полезем? — спросил Сашка, цепляясь руками за забор.
— Давай попробуем. — Мишка легко перемахнул через двухметровую преграду, Сашка за ним.
Мы с Петровичем и Лариской топтались по эту сторону забора. Минут через десять мужики вернулись ни с чем.
— В темноте кровь на земле не видать, — доложил Мишка, — собака нужна.
У меня, конечно, есть собака, но это йоркширский терьер — диванное чудо с бантиком на макушке.
— Дулька в таком деле не потянет, — сказала я.
— Ясный перец, — согласился Мишаня. — Сейчас Марса приведу.
Мишка недавно купил щенка породы мастино-неаполитано. Но пес был еще настолько мал, не по размеру, разумеется, а по возрасту, что выполнять собачью работу вряд ли был способен. Тем не менее мы разбудили мирно спящего щенка, вывели во двор и указали на лужу крови. Марсик, как это ни страшно, оскалил зубы и зарычал, как большой. Однако на этом все и закончилось. Неожиданно он поджал хвост, присел по-девчачьи и сделал лужу. Как ни пытались мы направить щенка по какому-нибудь следу, он упирался жалобно скулил.
— Не иначе, как покойника чует, — произнес Санька.
Мишаня дико завращал на него глазами.
— Не каркай, ищи лучше.
— Где искать-то?
— Милицию нужно вызывать, — сказал бывший мент Петрович. — Сами не найдем, а время потеряем.
Мишка запаниковал, заметался возле крыльца, вытащил из кармана мобильник, потом сунул его обратно, опять вытащил...
— Слушай, Петрович, а может, сами найдем? Может, не надо милицию?
— А если не найдем и парень окочурится, пока мы тут рассусоливаем? — Петрович несогласно замотал головой. Мишка сник и протянул мобильник:
— Звони.
По своим старым каналам Иван Петрович быстро узнал номер телефона местного отделения милиции. Он вкратце обрисовал дежурному ситуацию и сообщил, что требуется срочная медицинская помощь.
Милиция прибыла только на рассвете. Может, профессиональный опыт подсказывал, что в темноте вести поиски если не бесполезно, то достаточно затруднительно, а может, просто были другие дела. Однако, прибыв на место происшествия, первое, что милиционеры сделали, это учинили пристрастный допрос Михаилу.
Спрашивали, откуда рабочие родом, где Мишка с ними познакомился, пил ли вместе с ними и не сам ли он этого рабочего из окошка выкинул. Мишаня аж зашелся от возмущения.
— Да я вообще не пью. Понимаете вы это?
Зачем он это сказал? Растерялся, что ли? Вообще-то Мишаня пьет и, честно говоря, имеет с этим большие проблемы. Пьет Мишка редко, но, что называется, метко. Год может не прикасаться даже к пиву, а потом в один прекрасный, а вернее, ужасный день набраться до положения риз. В эти страшные эпизоды жизни Мишка такое творит, что воспоминаний хватает на целый год, до следующего раза.
Видим мы, что Михаил совсем плох, путаться в ответах начал, в лице совершенно переменился, я его таким никогда не видела. Хотя мы все бы с лица сбледнули, кабы такая катавасия с кем из нас приключилась. На помощь Мишане пришел Иван Петрович. Несколько фраз, сказанных им на специфическом уголовно-процессуальном языке, если, конечно, можно так выразиться, мгновенно изменили атмосферу в милицейских рядах, и работа органов пошла по накатанным рельсам. Были записаны фамилии, адреса, телефоны всех свидетелей и потерпевшего, и только после этого начались наконец поиски самого потерпевшего.
Нашли его, кстати, очень быстро. Пробежал он не более ста метров от Мишаниного дома и свалился без сознания в придорожную канаву. Серега, слава Богу, был жив. Но врач приехавшей на «скорой помощи» сказал, что надежды на положительный исход мало, потерпевший, дескать, потерял много крови. Серегу погрузили в машину и увезли. Засобирались и милиционеры.
Старший по званию и возрасту толстый дядька-милиционер известил на прощание Мишаню о том, что тот будет вызван в милицию для дачи показаний. И посоветовал никуда не уезжать, а то это будет расценено как побег.
По домам мы разошлись только в шестом часу, а в десять меня уже разбудил Димкин телефонный звонок. Конечно, я совершенно не выспалась и пребывала не в лучшем настроении.
Еще кофе хочешь? — спросила я Лариску.
— Ага, и поесть чего-нибудь. Когда я нервничаю, у меня просто зверский аппетит.
Я пошла варить кофе и делать бутерброды.
— Сегодня Димка звонил, — сообщила я.
— Ваш граф Воронцов? — заинтересовалась Лариска.
— Он самый. Приедет скоро. Сказал, что нашел в Париже родственников. Я спросонья не поняла, — то ли они встретились в замке, то ли те живут в замке. Короче, богатые.
— Везет же людям, — вздохнула Лариска. Сам граф, родственники во Франции. Наверно, и наследство будет?
— Ну, это вряд ли. Родство еще доказать надо. А у Димки, насколько я знаю, никаких документов на этот счет нет. Хотя, может, я и ошибаюсь.
Лариска задумчиво уставилась в окно. Очевидно, мыслями она витала где-то между Парижем и Монте-Карло. Наконец взгляд ее стал осмысленным.
— Смотри-ка, — сказала она, — Сашка Купатов идет и с ним какой-то дед.
Я выглянула в окно.
— Сань, привет. Ты куда собрался?
— Искупаться хочу. Пойдем на речку.
— Вообще-то можно, я сегодня весь день свободна. А ты, — обратилась я к Лариске, — пойдешь купаться?
— Еще чего? В грязи барахтаться. Нет, я плаваю только в бассейне.
— Можешь не плавать, так просто на солнышке полежишь, позагораешь.
— Да я уже в Испании загорела. Нет, домой пойду. Может, Мишка вернулся.
Лариска пошла к выходу, и я вместе с ней вышла на террасу.
— Девчонки! — У крыльца стоял Санька вместе с незнакомым дядькой. — Вот товарищ ищет работу по строительству. Вам работники не нужны?
— Нам пока не до этого, — буркнула Лариска и поцокала на своих каблуках к калитке.
Я посмотрела на дядьку.
— У нас уже есть строители, спасибо. Поспрашивайте у соседей. Ты же знаешь, — обратилась я к Саньке, — что у нас рабочие уже вторую
