— Ты куда? — опять возник за спиной Сергей.
— За машиной, — ровным голосом ответил Слава, сжимая рукоятку пистолета.
Но Сергей не слышал перепалки, ничего не заподозрил.
— Пойду отрывать большие ворота, — только и сказал охранник.
Пока дошел до оставленной на дороге машины, в голове у Славы уже возник план убийства Сергея. «Я вам сейчас покажу сопляка и ничтожество», — прошептали его губы.
Чтобы выстрелы не разбудили Марецкого и Егорова, отогнал машину от дачи еще километра на два. И осторожно съехал с дороги в заросшее осокой мелкое озерцо. Набрал мобильник Сергея.
— Слушай, я тут с поворотом не справился. Слетел в какое–то болото да завяз по ступицу. Приезжай вытаскивать.
— Хорошо, только ребят разбужу.
— Не надо никого будить. Сами справимся, — запротестовал Сергей.
— А если не справимся? — возразил Сергей. — Прихвачу на всякий случай.
— Ладно, приезжайте, — пришлось ответить Славе.
Улучив момент, когда охранники, взявшись за раму, пытались приподнять машину, чтобы можно было забрасывать под колеса коряги и ветки, Слава хладнокровно расстрелял охранников. Затем на первой передаче таки выбрался на дорогу — джип, триста лошадей под капотом! Загрузил трупы в «опель» охраны и на буксире допер до моста через Кисель–реку. Столкнул «опель» вместе с трупами в реку.
К утру был уже в гостинице и вместе с Джулией отправился в Воронеж, в котором жил старинный его приятель. И доехать–то не успели, как позвонил Александр Генрихович. Как было тому разобрать, что звонит он Славе не в другой конец света, а в соседнюю область?
Слава с Джулией протянули в Воронеже резину два дня и вернулись в Киселевград аккурат к похоронам.
— Джулия ничего не заподозрила? — спросил Фоминцев.
— Догадалась, ведь я так и не сумел убедительно мотивировать необходимость поездки в Воронеж, проволочку с возвращением в Киселевград.
— Не грозила сдать с потрохами?
— Еще как грозила, но удалось ее запугать. Джулия поняла, что если я сумел убить четырех человек, то запросто убью и пятого.
— Слава, скажи честно, совесть не мучит? — конечно же, это спросил Прищепкин.
— Мне кажется, что еще с недельку б помучился и во всем признался… Жалко, что в России ввели мораторий на смертную казнь. Заслуживаю. Тем более что убийство Петра Олеговича и охранников повлекло за собой некую цепную реакцию.
— Между прочим, подобные цепные реакции возникают довольно часто после убийства людей масштаба Миронова, — тоном знатока промолвил Фоминцев.
Славу отправили в камеру и неожиданно обнаружили, что за окнами дежурной части глубокая ночь.
— Ну что, братцы–менты, по домам и храповицкого?
— Глаза на ширине плеч и на рыбалку! — взял инициативу Комиссар Жюс. — На водохранилище под кусточками подрыхнете. Но сначала заедем в дежурную аптеку.
— За марлей и борной кислотой?
— Именно!
Сопротивляться Тарасюку просто не было сил.
— Ладно, хрен с тобой, поедем. Только «мироновки» побольше прихватим.
— И пивка бы, ящичек, — робко вставил Капинос.
* * *
А наутро, когда Фоминцев, Прищепкин и Капинос кое–как продрали глаза, то обнаружили, что Тарасюк за ночь успел не только натравить рыбы, но и сварил уху.
— Чур, мне юшки побольше, — просипел Фоминцев, морщась от головной боли и величайшей во рту сухости.
И уха получилась, и утро занялось славное. Начало лета — самая распрекрасная пора среднерусской полосы. Эй, гражданин Тургенев, кончайте пялиться на портрет гражданки Виардо в прозрачном ночном пеньюаре, пожалуйте к нашему столу!
— Знаете, ребята, что мне пришло в голову? — спросил друзей Прищепкин, выудив ложкой кусок горячей разварной рыбешки.
— Знаем, хе–хе, раскодироваться!
— Одно у вас на уме, — поморщился Прищепкин. — Между прочим, и без водки на седьмом небе себя чувствую. А подумал я о том, что сегодня мы закончили расследование чисто русского убийства.
— Это почему же не французского, немецкого, румынского?
— Потому что только у нас, русских, такое убийство и возможно. Ведь во всем мире убивают в первую очередь по корысти.
— Слава–то из–за ревности. Для Латинской Америки, например, обычное дело. Так чем русская ревность выделяется на фоне бразильской или, например, мексиканской?
— Да не из–за ревности ведь Слава убил. Петр Олегович успел тому убедительно доказать, что ревновать племянник не имел никаких оснований.
— Здрасьте, а из–за чего же тогда?
— Убил, да и все. Вспышка эмоций — и один человек беспричинно убивает другого, «которого любил больше всех на свете». То есть, больше Джулии, какой–то Америки. Обратите внимание, именно самого близкого убивает, самого любимого. Как хотите, но, на мой взгляд, это и есть чисто русское убийство.
— Может, ты и прав, — задумчиво сказал Фоминцев. — Большинство убийств в России происходит именно «на бытовой почве». Уж сколько их через мои руки прошло — не перечесть. Это когда, например, мужик, поссорившись с женой из–за недожаренного омлета, войдя в раж, сбрасывает с балкона грудного ребенка, своего собственного сына. Брат из–за косого взгляда убивает брата. Жена убивает мужа, муж жену. Как правило, это происходит на фоне неумеренного потребления горячительных напитков. Однако в последнее время мы все чаще и чаще распускаем руки в ясном уме и трезвой памяти. Иной раз, допрашивая подобного убийцу, просто оторопь берет. Да зверь на это не способен, ты же человек, мать твою! Хочется крикнуть ему в лицо. В общем, на Западе убивают из–за бабок, на Востоке и Юге опять же из–за бабок и по ревности. Мы же, русские, мазохисты верно изрядные, шизофреники, алкоголики конченные: убиваем самых нужных, самых близких себе людей почти просто так, без причины и без повода. Немножко обидимся и — хряпс любимого топориком. Зато уж с врагами, кстати, обходительны. Вспоминаем какую–то Женевскую конвенцию, принципы политкорректности. Бог знает, какую еще муру вспоминаем, только не хребетную заповедь христианства: люби ближнего своего.
* * *
Фоминцеву присвоили–таки генерала, Тарасюку и Капиносу дали майоров, но это случилось не сразу, ближе к осени. А вот Прищепкина, через денек после заключительной травли рыбы, подбросили на железнодорожный вокзал на губернаторском «шестисотом». Уважили, короче.
— Поезд со второго путя отправляется на Воркутя. Граждане, будьте внимательны и осторожны. Железнодорожные путя — место опасностя.
Игорь Томаш (Тумаш)
220141, Беларусь, г. Минск, Т. 8–375 — (017) — 2–60–39–67, моб. 8–375 — (017) — 0296–428–610
Е-mail: [email protected]
