Как назло, все рукава у халата повывернулись, и я никак не могла попасть руками куда надо, а когда все-таки попала, то оказалось, что халат я надела наизнанку. Но это уже были детали. Главное, что я хоть что-то успела на себя натянуть, потому что до этого я была совершенно голой — мои мокрые шмотки Лялька с меня еще вчера сняла. А Димка между тем уже проснулся.
«Интересно, когда он открыл глаза, я уже успела одеться или нет?» — задала я себе вопрос и с подозрением покосилась на Димку, развалившегося на Лялькиной или, точнее, Борькиной кровати. Он же взирал на меня с полным удовольствием.
— С добрым утром, дорогая! — приветствовал он меня. — Как спала? Надеюсь хорошо?
Какие-то новые и очень подозрительные нотки в его голосе заставили меня напрячься. Я с настороженностью взглянула на Димку, а он, потянувшись и закинув обе руки за голову, с улыбкой произнес:
— Как видишь, дорогая, ты провела ночь в одной постели с мужчиной и теперь, как порядочный человек, я обязан на тебе жениться.
Димка препротивно улыбнулся и добавил:
— А я человек порядочный.
— А я нет, — буркнула я и еще туже затянула пояс халата на своей талии. — И вообще, какого черта ты здесь делаешь?
Я с утра обычно нехорошая. Пока кофе не выпью, пока в себя не приду — просто не человек, и чувство юмора в это время суток у меня напрочь отсутствует. И Димка, гад, знает это и нарочно издевается.
— Вообще-то я тебя здесь охраняю, — сказал он.
— Это от кого же, интересно?
Димка встал с кровати, потянулся, провел пятерней по волосам (в последнее время он стал стричься очень коротко, и расческа ему была фактически не нужна), отодвинул слегка штору и выглянул в окно.
— Если ты помнишь, вчера на яхте произошло убийство, — понизив голос, произнес он. — А потом кто-то пытался укокошить и тебя. Забыла, что ли?
Весь гонор с меня тут же как рукой сняло. Я вспомнила вчерашнюю ужасную ночку.
— Да, действительно, Веронику убили, — пролепетала я. — А кто, кстати, убил? Кондраков?
Димка открыл маленький, красного дерева холодильник-бар, и достав оттуда пакет с грейпфрутовым соком, разлил его по стаканам.
— Говорит, что он, — Димка протянул мне запотевший стакан. — Но что-то не очень верится. Слишком уж он любил эту куклу...
Вспомнив, что о покойниках говорят либо хорошо, либо ничего, Димка на слове «кукла» осекся и замолчал. Я же, напротив, молчать не могла.
— Почему же это не верится? — не согласилась я. — Кажется, вчера он был достаточно агрессивно настроен, когда увидел Веронику с капитаном. Даже пощечину ей залепил чуть ли не при всех.
Я залпом выпила сок, который налил мне Димка, и протянула ему пустой стакан.
— Еще.
Димка налил мне полный стакан.
— Это у тебя после вчерашнего коньяка сушняк, — как бы между прочим сказал он и тут же добавил: — Ну и здорова же ты пить, мать! Полстакана вчера махнула и даже не поморщилась.
Димка радостно хохотнул, довольный своей шуткой, а я даже не обиделась. Слишком много чести всякий раз обижаться на все его глупости.
— Так почему же тебе не верится, — ставя пустой стакан на прикроватную тумбочку, снова поинтересовалась я. — Человек сам признается в том, что убил свою жену. Мотив убийства налицо — ревность.
Но Димка отрицательно помотал головой.
— А чего же он тогда топиться побежал? — спросил он. — С какой такой радости?
Димка понял, что сказал глупость, и плюнул в сердцах на искусственную пальму, стоявшую в углу за креслом.
— А того и побежал, что сначала в состоянии аффекта убил жену, а потом, когда очухался и увидел, что он на самом деле натворил, то в состоянии уже другого аффекта решил наложить на себя руки. Ферштейн? Это называется непредумышленное убийство.
Продемонстрировав знание уголовного кодекса, я снисходительно взгляну ла на Димку. Однако это не произвело на него никакого впечатления. Он по-прежнему был не согласен.
— Нет, не похоже как-то. Кондраков утверждает, что ударил Веронику рукой по лицу, правда, довольно сильно, так, что та даже упала на кровать. Ударил и ушел. Сказал, что не хотел ее видеть и пошел пройтись по палубе. Но у Вероники разбит затылок, и в ране Владимир Сергеевич обнаружил крошечные осколки стекла. Значит, удар был нанесен уж точно не рукой, а возможно, бутылкой или хрустальной пепельницей. Кстати, ни того, ни другого в каюте не обнаружено. То ли убийца принес орудие убийства с собой, то ли использовал то, что подвернулось под руку, а потом выбросил. Благо, есть куда — река за окном. Ферштейн? — передразнил меня Димка.
Я пожала плечами.
— И потом не забывай, — добавил он, — тебя вчера тоже пытались убить. И уж точно это был не Кондраков. Зачем бы ты ему сдалась? К тому же в это самое время он сам топился. А значит что? — Димка выразительно выгнул бровь. — А это значит, что это был кто-то другой. Вот только кто?
«Хороший вопрос, — призадумалась я. — Кто? Кто — убийца, и зачем я ему сдалась? Нет, даже не так. Зачем мы с Вероникой ему сдались? Что такого общего могло быть между мной и Вероникой, чтобы мы с ней вместе могли перейти кому-нибудь дорогу? Ничего умного не приходило мне в голову. Во-первых, мы очень разные. По крайней мере я так считаю. Во-вторых, мы и виделись-то с ней не более трех-четырех раз за всю их с Кондраковым совместную жизнь. Короче, ситуация была совершенно непонятной».
— Слушай, Димыч, — уже не таким уверенным голосом спросила я, — А может быть, на корабле завелся маньяк?
Если предположить, что это действительно так (хотя, конечно же, это бред) и этот маньяк хотел меня убить, но с первого раза у него ничего не получилось, то вполне вероятно, что он может предпринять и вторую попытку. А перспектива повторного нападения меня совершенно не вдохновляла. А ну как во второй раз ему повезет больше?
От этой страшной мысли меня всю аж передернуло, и, вытаращив глаза, я в ужасе уставилась на Димку. А тот сосредоточенно смотрел в окно, молчал и думал, но потом, увидев мои испуганные глаза, махнул рукой и деланно рассмеялся.
— Ну уж сразу и маньяк,
