— Боюсь, кроме нас, ты попугала также коров, — упрекнула я неугомонную родительницу.
— Не столько коров, сколько свиней! — поправила Люцина. — До сих пор визжат, слышите? Я уж думала, вы там, в свинарнике, друг друга поубиваете.
Хорошо воспитанный Марек лишь мягко упрекнул мамулю:
— Сегодня я бы обязательно поймал мерзавца, если бы мама мне не помешала. Ради Бога, отправляйтесь вы все спать, я еще покараулю, хотя и сомневаюсь, что он вернется. Боюсь, мы упустили последний шанс.
— Но зато колодца он не засыпал! — упорствовала мамуля, пряча в кустах свою дубинку…
* * *
В воскресенье ранним утром громким криком из колодца Казик известил, что достиг дна. Услышали его многие, да что там — все! Вся наша компания с рассвета была уже на ногах и дежурила вокруг колодца. Могучие завалы камня и мусора возвышались со всех сторон, извлекаемую из колодца породу никому не хотелось таскать подальше, все равно ведь колодец придется опять засыпать. Вот и толпились мы на этих искусственных возвышенностях, стараясь подсмотреть, что там делает Казик. Только чудом никто не свалился ему на голову.
Колодец до самого дна оказался сухим, ибо в результате проведенных несколько лет назад мелиорационных работ уровень грунтовых вод значительно понизился. Метра на два, пожалуй. Марек спустился в колодец, и они вместе с Казиком расчистили как следует дно. Затем все там тщательно обследовали. Не только осмотрели, но и простучали каменные стенки колодца на всем его протяжении, осмотрели каждый кирпич, проверили каждую щель. И наконец вылезли.
— Нет там ничего, — категорично заявил Марек. — Как я и думал. Обычный очень хороший деревенский колодец. Можете успокоиться.
— Не может быть! — не поверила мамуля. — Совсем ничего? Тогда почему же этот мерзавец мешал нам раскапывать колодец?
— Должно быть, тоже надеялся, что там что-то есть, — предположила добрая тетя Ядя, с трудом скрывая свое разочарование. — Столько бедняга наработался…
— Ты его жалеешь? — возмутилась Тереса.
— Будто мы не наработались, — не удержался Казик.
Франек только тяжело вздохнул.
— А я надеялся — этот проклятый колодец хоть что-то прояснит, — сказал он с грустью.
— И что теперь? — спросила мамуля.
— А ничего. В понедельник засыпаем обратно. Пока же прикроем досками, — ответил Марек.
Может, он тоже надеялся на то, что мерзавец избавит нас от работы, взяв ее на себя?
Глубоко разочарованные, мы разошлись по своим делам. Мамулина мания насчет зарытых в колодце сокровищ понемногу передалась и нам, мы уже как-то настроились, что если не сокровища, то по крайней мере разгадку фамильной тайны обнаружим в колодце, а тут шиш! Одно утешение — злоумышленник тоже будет разочарован. А поскольку у него выработалась манера засыпать то, что мы раскапывали, были все основания надеяться, что теперь он колодец засыпет до конца. Марек строго-настрого предупредил всех — не мешать мерзавцу!
Ночь на понедельник прошла спокойно, но на рассвете меня разбудили гуси. Их громкий крик проявлялся регулярно, каждые десять секунд, с небольшим интервалом на отдых. Упомянутый интервал я попыталась было использовать для сна, но куда там! Следовавшее за краткой передышкой оглушительное гагаканье исключало всякую возможность нормального сна. Орали гуси столь громко, что, казалось, сидят на подоконнике, сунув головы в комнату. Потратив минут двадцать на тщетные попытки заснуть, я наконец вскочила с постели и разъяренная выглянула в окно.
Громадная стая гусей расположилась на краю луга, за дорогой. Они просто разговаривали. Начинал кто-то один, ему отвечал другой, а затем, словно по команде «А теперь все вместе!» вся стая разражалась оглушительным гоготом. Заводилой была толстая гусыня, переваливающаяся с ноги на ногу несколько в стороне, у самой дороги.
— Чтоб тебе сдохнуть! — от всего сердца пожелала я ей, но сон уже прошел.
Накрывшись с головой, Тереса спала каменным сном. Счастливица! Гуси на зеленом лугу, освещенные лучами всходившего солнца, представляли картину очень живописную, но в акустическом плане были невыносимы. Как бы их отсюда прогнать? Схватив лежащий на подоконнике коробок спичек, я как можно дальше высунулась из окна и, размахнувшись изо всех сил, швырнула его в гусиную братию. Смешно! Коробок и до дороги не долетел.
Зато, высунувшись, я услышала какой-то непонятный звук. Он пришелся как раз на краткий антракт между гусиными разговорами, и поэтому я его расслышала. Но тут гуси начали по новой, и вше пришлось ждать следующего антракта. Высунувшись наполовину в окно, дождалась, но опять не поняла: не то отдаленный гул, не то глухой, протяжный вой. Взглянула на часы — пять утра. Что бы это могло быть? В деревне в эту пору царила тишина, все уже были в поле, откуда доносилось тарахтенье какого-то трактора. Из близких звуков был только непонятный вой да гоготанье гусей. Ага, вот опять послышался вой — глухой, наводящий ужас. Где-то и в самом деле близко…
Высунувшись так, что чуть не вывалилась из окна, я установила направление — звук доносился со стороны наших развалин. Не чувствуя больше ни малейшего желания спать, я набросила халат и выскочила из дома.
Уже подбегая к овину, я поняла — вой доносится из нашего колодца. Сердце сжалось от страха, но я заставила себя подойти ближе. Преодолев последние два метра на четвереньках, я осторожно заглянула в колодец — он оказался не прикрытым — и обмерла. Савва не понимаю, как не окочурилась на месте. На деревянной лесенке, которую мы оставили в колодце, где-то на глубине метров трех, сидел незнаковшй человек и задрав вверх страшное лицо мертвеца, выл жутким голосом. Почти все верхние ступеньки у лестницы были сломаны, и воющий примостился на одной из оставшихся.
Хорошо, что я подкралась на четвереньках, иначе наверняка ноги бы подкосились и я бы составила компанию воющему мертвецу. А он и в самом деле был ужасен! Задранная кверху морда ничем не напоминала человеческого лица — окровавленная, вся в земле, искаженная жуткой гримасой, с огровшой шишкой на лбу! Ухватившись одной рукой за боковину стремянки, прижав вторую к телу, закрыв глаза, неизвестный выл самозабвенно, на одной ноте.
Да что же это такое?!
— Тихо! — собрав все силы, заорала я.
Вой прекратился, и, кажется, мертвец раскрыл глаза. Во всяком случае ответил не воем, а нормальным человеческим воплем:
— Люди! Помогите! Не могу выбраться! Спасите!
Что делать, что делать? Наконец-то у нас новый труп, ну, не совсем труп, но все-таки… А может, это убийца? Вот, говорили, в колодце ничего нет. Еще как есть, да такое, чего никто и не ожидал! Что же делать?
— Тихо! — опять прикрикнула я на жертву колодца. — Перестаньте орать, проше пана!
— Я не могу отсюда выбраться! — донеслось в ответ.
— Не надо было забираться! Какого черта вы туда полезли, проше пана?
— Я не лез! Меня втолкнули! Помогите выбраться! Кажется, я руку сломал!
— А что же вы тогда там делаете?
— Я ничего не делаю! Я не могу вылезти! Спасите!
Жертва колодца, похоже, ничего толком не могла объяснить, только упорно требовала помощи, вертясь и подскакивая на лесенке. Того и гляди, она и вовсе под ним обломится! Что-то следовало предпринять немедленно, иначе спасать будет нечего. Велев пленнику колодца больше не кричать, не выть, не вертеться и терпеливо ждать помощи, я помчалась за Мареком, который спал в амбаре. Марека там не оказалось! Куда же он подевался? Никого из хозяев не было, все работали в поле, даже пес Пистолет с ними увязался. Надо же, в такой момент не к кому обратиться за помощью!
Несчастного следовало извлечь из колодца как можно скорее. Оставлять его там надолго со сломанной рукой, на хлипкой лестнице, да еще с такой мордой мне казалось негуманным. Была не была! Разыскав железную стремянку, я дотащила ее до колодца и с превеликим трудом, пыхтя, сопя, вся перемазавшись, спустила ее вниз. С неменьшим трудом, тоже пыхтя и стеная, незнакомец в конце концов выбрался из колодца. Я по мере сил помогала ему, как только его голова появилась на уровне земли. Помощь в основном заключалась в том, что я изо всех сил тащила его за шиворот.
Вот наконец пленник вылез из колодца. Не выпуская из рук шиворота, я потребовала от спасенного его анкетные данные. Несчастный беспрекословно извлек из кармана водительские права и предъявил мне. Из них следовало, что зовут его Еугениуш Больницкий. На вопрос, что он делал в нашем колодце, заявил следующее: он, Еугениуш Больницкий сейчас в отпуску, ночью возвращался домой, а на него кто-то напал. Кто — не знает.
Оставив шиворот в покое, я разрешила Больницкому выпрямиться.
— Небось, пьяный возвращался? — сурово спросила я.
— Конечно, пьяный! — обрадовался Больницкий. — Будь я трезвым — разбился бы на смерть! Что здесь за края такие! Кричу, кричу — никто не откликается! Людей, что ли, нет?
