так что я Алексей Алексеевич, отец сейчас в Штатах, там у меня брат. Просто род моей деятельности таков, что распространяться о нем особо не хотелось бы. По крайней мере, не сейчас.
— А ты кто? — покосилась я на него с интересом, почему-то внутренне поверив в его историю.
— Я — человек с большими связями и возможностями. И я на самом деле был хорошо знаком с Борисом. Я Алексей, а Толик на самом деле Толик. Все честно. А про шантаж и деньги узнать проще простого, ты это особо не скрываешь, а у меня, как я уже сказал, связи. И к менту твоему, Яшину, мы наведались. Надо было узнать, что они там за год нарыли. Про то, что из сейфа деньги свистнули, только ленивый в вашем городе не говорит. И если тебя на самом деле шантажируют, то тебе лучше довериться мне и рассказать все как есть. Я обязательно тебе помогу. В память о Борисе, — кашлянул он.
Мне очень захотелось ему поверить, да и других вариантов не было. Я уже было открыла рот, но тут из-за двери выглянула сонная Пелагея:
— Софа, ты где? Я проснулась, тебя нет, меня чуть кондратий не хватил.
Я только собралась ответить ей что-то правдоподобное, но… Внезапно во дворе что-то резко хлопнуло, кто-то истошно закричал. Следом послышались еще возгласы и даже матерные слова, передавать которые на письме было бы просто свинством. Мы кинулись вниз, на ходу запахивая кто халаты, кто пеньюары. Тут же двери наверху захлопали: за нами бежал Толик в трусах, а из своей комнаты показался Петька, завернутый в простыню.
Горохом мы скатились по лестнице. На улице почему-то было странно светло и, только обогнув дом, я поняла причину: возле ворот алым пламенем полыхала моя практически новая машина.
— Черт! — заорала я, кинувшись к воротам. Алексей резко схватил меня за руку:
— Куда ты? Все равно не поможешь. Не дай Бог рванет. Пошлите отсюда вглубь сада.
* * *
С улицы прибежал Иваныч и сообщил, что пожарные уже приехали, вызвал их сосед напротив, который курил на веранде и чудом заметил огонь. Завыла сирена, местные пожарные прибыли в рекордно короткие сроки, но машина уже представляла собою жалкое зрелище. Ее залили пеной, соседи из ближайших домов собрались вокруг, почесывая затылки и переговариваясь. В это время из кустов напротив дома появился сонный Полесов и, увидев останки недавнего пожара и море пены, остолбенел. Он даже как-то протрезвел и просветлел лицом:
— Моя машина сгорела! — всхлипнул он, хватаясь за сердце, но почему-то справа. Видимо, от волнения.
Тут только до меня дошло, что сгорела вовсе не моя машина, а его. Ну конечно, он же всегда ставил ее с моей стороны! И чего бы моей машине полыхать, она стоит себе в гараже.
Сам Полесов выглядел очумелым и сразу же заявил, что не помнит, как оказался в кустах. Спал он машине, потому что поругался с женой, а ключи от домика для гостей она смыла в унитаз. Ночью ему приспичило по маленькой нужде, и он побрел в кусты, потому что человек интеллигентный. Видимо, там и заснул, что и спасло его от неминуемой смерти в огне.
Все это было как-то нелепо, но, выполнив гражданский долг, народ вяло разбрелся по домам, потому что больше узнать ничего не смогли. Полесов отправился пить корвалол, было слышно, как его разбуженная жена что-то истошно кричала, а он матерился.
Толик потолкался возле прибывшей службы ГАИ и вернулся с информацией — Сосед говорит, вроде не курил. С чего бы тогда машине полыхать? Хотя пьяный был, наверняка бросил окурок. Вот дела… Хорошо еще, пожарные быстро приехали, а то бы рвануло.
— Это поджог! Кто-то думал, что машина твоя, вот и подожгли, — вдруг запричитала дурниной Пелагея. Она попыталась лишиться чувств, но Валентина стала обмахивать ее салфеткой, и та вновь ожила. Признаться, такое мне даже в голову не пришло, и от неожиданности я даже присела, трясущейся рукой нащупав сзади стул. Петька тоже протрезвел и хмурился, поглядывая на Алексея. Тот о чем-то думал, но делиться с нами своими мыслями не спешил.
— Третье покушение! — не сдавалась Пелагея.
— Соня, на тебя что, кто-то покушался? — ошалело спросил Петька. — В смысле три раза покушался? Ты в полицию обращалась?
— Не бери в голову, Пелагея фантазирует, — вяло начала я, махнув рукой.
— Что менты? — презрительно скривилась Пелагея, — им пока труп не предъявишь… Мы сами с усами.
Тут я незаметно ущипнула ее за руку и потащила на второй этаж, на ходу прощаясь с домашними:
— Ладно, завтра поговорим, а сейчас мы спать! Я просто с ног валюсь. Машина Полесова, вот пусть он с ментами и разбирается. Его, конечно, жалко, но он богатый, еще себе такую купит. И раз уж он не сгорел, то и вовсе не вижу повода для паники. Может, пить меньше станет.
— Ты чего болтаешь? — зашипела я, когда мы оказались в комнате. — Никому нельзя верить, а ты тут вознамерилась всем рассказать, как мы убийцу искать будем да шантажистов выслеживать.
— Ну а что? Пусть боятся! — неизвестно кому погрозила кулаком Пелагея.
— Нас или в психушку сдадут, или голову оторвут, — напомнила я ей и загрустила. Расстаться с головой мне как-то не хотелось. Она мне нравилась. И вообще, я считала, что голова — это мое сильное место.
Уснуть удалось не сразу, но зато основательно. И вот уде наступил прекрасный новый день, возвестив об этом весенними лучами. Если честно, проснулась я оттого, что Пелагея чрезвычайно громко шуршала конфетами.
— Нельзя ли потише? — застонала я, зарываясь в подушку.
— Ты вот дрыхнешь, а между тем, действовать надо, — прошамкала она полным ртом.
— Какие предложения?
Я потянулась, опрометчиво решив, что предложений у нее нет, и она оставит свои глупые идеи. Но не тут-то было.
— Деньги пропали на заводе? Вот оттуда и начнем, — деловито заявила она, доедая пятую конфету. Тут я выхватила коробку у нее из рук и скормила последние конфеты очень кстати подскочившей Моте. После последних событий родственница боялась ночей и заявила, что собака в
