гримасами, что все уже смотрели только на него, тем более что на кровать он вскарабкался только со второго раза — первый был неудачным.
Поскольку кровать у Борьки была действительно царская — высокая и скользкая, в смысле покрывало было скользкое атласное, — а Фира у нас росточка маленького, то пока я его за шкирку на кровать не втянула, сам он на нее влезть не мог. Видно, разнервничался очень из-за убийства.
— Ну что, выключил утюг? — шепотом спросила я у старика. — Ничего не сгорело?
Фира пропустил мой вопрос мимо ушей — он частенько прикидывается глухим, когда ему это выгодно — и, немного поерзав на кровати и устроившись между мной и Лялькой, подобострастно уставился на Климова.
— Продолжайте, пожалуйста, — разрешил он, — очень интересно.
Климов с улыбкой поглядел на старика, ответил ему нарочито вежливым поклоном и повернулся в мою сторону:
— А теперь попрошу Марианну Викентьевну рассказать нам еще раз о том, как она умудрилась вчера упасть за борт.
Он отчего-то хмыкнул, хотя ничего смешного в моем ночном купании в реке я лично не видела. Самому бы ему оказаться на моем месте, посмеялся бы он тогда.
И надо отдать должное моим родственникам, они тоже придерживались такого же мнения.
Упоминание о моем вчерашнем падении за борт ни у кого из них улыбки не вызвало. А даже наоборот. Фира сделал страшные глаза и прикрыл ладошкой рот. А Степка сказал, что по яхте явно разгуливает маньяк, который нападает на красивых молодых женщин, и что теперь всех женщин нужно охранять. Интересно, говоря о красивых женщинах, он имел в виду только Веронику или и меня тоже?
Климов тут же осознал неуместность своего глупого хмыканья и уже серьезно спросил:
— Так что же все-таки произошло на палубе, и почему вы оказалась в воде, Марианна? И постарайтесь припомнить все детали.
Я глубоко вздохнула и стала стараться. Пытаясь восстановить картину прошлой ночи, я даже глаза для верности закрыла, но все в моей голове было как в тумане, и никаких новых подробностей я так и не припомнила.
— Честно говоря, я даже не успела ничего понять, — сказала я, — настолько все произошло быстро и неожиданно. Я выбежала следом за всеми на палубу и побежала вдоль борта на ваши крики. Они доносились с противоположной стороны. И тут вдруг кто-то набросился на меня сзади и толкнул. Я сначала упала, а когда попыталась встать, меня тут же схватили и выкинули за борт.
Степка и Фира дружно охнули.
— Какой ужас! Как же ты выплыла, мать?
— Да-да, Марьяночка, как же ты выплыла? Ты же могла утонуть! — Фира в очередной раз вытаращил глазки и сделал испуганное лицо.
«Догадливый какой, — съехидничала я про себя. — Могла утонуть! Конечно, могла и только чудом не утонула».
Но вслух ответила:
— Ну что ты, дедунечка, как же я могла утонуть? Ведь ты же знаешь, что я плаваю, как дельфин.
Фира вспомнил, что когда-то я была кандидатом в мастера спорта по плаванию, и немного успокоился. А вот Степка, покачав головой, недовольно пробубнил:
— Хорошие дельфины по ночам в своих кроватях спят и по палубам не разгуливают. Тогда на них и маньяки не нападают.
«Господи, — ахнула я, — и этот туда же — про кровать. Да что они все сговорились, что ли? Сначала ночью берутся охранять, а потом утром все дружно издеваются. И на черта мне такая охрана?»
— Знаете что, — сказала я обиженным тоном, — это, конечно, действительно смешно, когда ночью человек падает с корабля за борт, и по палубе гулять, — я с вызовом посмотрела на сына, — это тоже если и не смешно, то по мнению некоторых, совершенно неправильно. Но тем не менее, когда я совершенно неправильно гуляла по палубе с Дулькой, знаете, что я слышала?
— Что? — спросил Климов.
Но я на него даже не взглянула. Взоры всех присутствующих были прикованы ко мне, и я из вредности не торопилась делиться эксклюзивной информацией.
— Вчера, когда я проходила мимо каюты Кондраковых, — с важностью произнесла я, — я слышала, как Василий Иванович ругался с Вероникой. Она кричала, что ради сына пойдет на все. — Я обвела присутствующих победным взглядом. — Вы представляете, оказывается, у Вероники есть сын, а мы и не знали. Интересно, а Кондраков-то об этом знал? Так вот, она кричала, что если он не обеспечит будущее ее сыну, то она пойдет на все. А Кондраков в ответ кричал, что убьет ее. Вы представляете? Каково!
Информация произвела на окружающих должное впечатление, и все смотрели на меня с уважением.
Все, кроме Климова. Тот сначала прищурился и поглядел на меня так, как будто бы видел впервые, потом потряс слегка головой и весьма язвительно спросил:
— Что-то я не понял, Марианна Викентьевна, так где же вы вчера гуляли? Если, как вы говорите, вы гуляли на верхней палубе, то никак не могли слышать ссору между Кондраковым и Вероникой.
— Это почему же? — с вызовом спросила я.
— Да потому, что Кондраковы живут внизу, в трюме. — Климов одарил меня таким взглядом, в котором без труда читалось, что все бабы — дуры, а я среди них первая.
Бог мой! Я тут же вспомнила, что Кондраковы действительно живут на нижнем этаже, в трюме. Я же сама вчера там была и видела убитую Веронику. Как же я могла забыть? Вот балда! Развыступалась тут со своей эксклюзивной информацией, а она, оказывается, и ломаного гроша не стоит.
Я почувствовала, что мои щеки заливает румянец стыда.
Выходит, что моя информация оказалась не важным свидетельским показанием, а всего лишь пустышкой. Что-то мне там померещилось ночью. Может, ветер как-то не так дул или что-то еще... Но с другой стороны, я же отчетливо слышала голос Кондракова. Кстати, его хрипловатый тембр вообще трудно с кем-нибудь спутать. Странно все это.
— Послушайте, — все-таки не успокаивалась я, — а кто же тогда живет в той каюте, в которой ссорились. Ну я клянусь вам, что отчетливо слышала голос Кондракова. Ну в конце концов не пьяная же я была.
Климов посмотрел на меня отеческим взглядом и, будто бы подбирая слова, дабы меня не обидеть, а на самом деле просто издеваясь, заявил:
— Конечно же, я ничего такого сказать не хочу, но вообще-то дело было после
