class="p1">Напоив и накормив всех желающих тортом, дядя Сеня начал одеваться.
– Поеду, свой долг я выполнил, больше мне у вас делать нечего. Надеюсь, о дне похорон моего дорогого Георгия уведомите.
Алиса, которая как раз в этот момент входила в дом, разговаривая с кем-то по телефону, обняла дядю Сеню, продолжая разговор:
– Да, тетя Соня, вы правильно едете, навигатор вас не подвел. Второй поворот будет тот, который вам нужен!
Дядя Сеня перестал завязывать шарф.
– А что, Соня тоже едет сюда?
Алиса четко помнила свою задачу, которая заключалась в том, что она должна была оповестить о переезде картин как можно большее количество народа, и громогласно возвестила:
– Их картины едут сюда! Те самые, с животными и их детенышами. У меня была кошка с котятами, у папы щенки, у Глафиры жеребенок, а у Анатолия Андреевича дома висели картины с коровой и овцами. Но теперь он хочет отдать эти картины нам. Говорит, что слишком нервная обстановка вокруг них складывается, он не хочет иметь ничего общего со всем этим. А нам уже все равно, тем более народу у нас в доме много, кто-нибудь да и выживет.
Из всего сказанного дядю Сеню заинтересовал только один момент, который он и уточнил:
– Значит, Соня приедет?
– Разумеется, тетушка с минуты на минуту будет тут.
Дядя Сеня тут же начал развязывать шарф и снимать уличные ботинки.
– Пожалуй, я еще схожу в туалет на дорожку.
На дорожку он сходил, но уходить домой явно передумал. Устроился в уголке и притих. На губах у него играла легкая улыбка, а весь вид говорил о том, что он погрузился в какие-то очень приятные мысли.
Появление Анатолия Андреевича с супругой не прошло незамеченным. Мужчина и так не отличался спокойным характером, а путешествие в сопровождении жены, которую он посадил на место штурмана, окончательно вывело его из равновесия. Он орал так, что весь район узнал, до чего безмозглое создание эта его жена.
– Надо было повернуть направо, она мне говорит, налево. Дожила до седых волос, а где право и лево – не отличает.
Вид у тетушки Софии был, как обычно, безмятежный и чуточку отсутствующий. Она мило улыбалась всем вокруг, что-то щебетала на своем птичьем языке и совсем не обращала внимания на бушующего рядом с ней супруга.
Впрочем, картины волок на себе лично Анатолий Андреевич, изрыгающий при этом громы и молнии и оповещающий всех вокруг, что он совсем не хочет, чтобы его самого и эту чокнутую, выжившую из ума идиотку, на которой его угораздило жениться и которую теперь он вынужден терпеть рядом с собой, убили из-за ее дурацких картин.
– Мало того что не находится охотников, которые бы могли избавить меня от этой старой докуки, так еще нас бы с ней и прихлопнули из-за чьей-то дурацкой мазни. Софья! Помоги мне!
Но тетушка София семенила вперед, совсем не обращая внимания на супруга.
– Она еще и глухая, словно пень! Софья!
Но тетушка не обращала на него ровным счетом никакого внимания. Она сразу же прошла на кухню, где вымыла руки, по-хозяйски достала чай и заварила себе чашечку душистого напитка. Действия ее до такой степени напомнили манипуляции дяди Сени, что Саша даже удивился. До чего похоже действуют эти двое. Такое впечатление, что они обжились в доме у Георгия Сергеевича не хуже самих хозяев.
– Как вам удается сохранять спокойствие духа? – спросил он у пожилой женщины. – Как я посмотрю, супруг у вас очень уж грозен.
Тетушка София просияла своей замечательной улыбкой и переспросила:
– А? Что ты сказал, мой милый?
Саша повторил.
– Ничего не слышу. Ах, вот в чем дело!
И тетушка достала из ушей белые мягкие комочки.
– Вот теперь порядок, – рассмеялась она.
– Что это у вас такое?
– Это беруши, отличная вещь, у меня их огромный запас еще со времен СССР. Практически полностью гасят звук. Сейчас продаются другие, тоже мягкие, но вроде как из вспененной резины. Мне они не нравятся, и звук не гасят, и ушам с ними неудобно. Даже не представляю, что буду делать, когда подойдет к концу мой старый запас. Анатолий иногда так громко излагает свое мнение, что без этих штучек мне бы давно пришел каюк. Когда я вижу, что он не в духе, просто затыкаю уши и наслаждаюсь тишиной!
И, улыбнувшись ему своей лучезарной улыбкой, тетушка София поплыла обратно в гостиную. Там уже собрались все, рассматривая картины.
– Нет, ну ведь мазня же! – грохотал Анатолий Андреевич. – Только такой придурочной бабе, вроде моей жены, могла прийти в голову мысль купить эти картины.
– Отчего же, животные очень хорошо нарисованы. А ягнятки вообще очень милые. Вот тот беленький, так бы и расцеловала его мордочку.
– А мне понравился черненький.
– Я бы взяла того, с длинной шерсткой.
– У серой овцы родилось трое детей, белый, черный и рыжий, который вообще не ягненок, а козлик!
– Это же картина, на ней может быть все что угодно, лишь бы это нравилось заказчику.
Корова с теленком понравилась всем без исключения. Даже Анатолий Андреевич одобрительно заметил, что вымя у нее что надо. Остальные восхищались и блестящей, лоснящейся на солнышке золотистой шерстью. И длинными, изогнутыми наподобие лиры рогами. И кротким взглядом больших, карих, опушенных густыми ресницами глаз.
– Корова – красавица!
Рядом с мамой-коровой резвился длинноногий телок, очень похожий мастью на мать. Пейзаж за их спинами был сугубо пасторальным – кудрявые деревья, зеленый лужок, уходящая вдаль дорога. Одним словом, безмятежная и счастливая местность, в которой у коровы и ее дитя были все шансы прожить долгую, полную простых удовольствий жизнь.
– Так что забирайте! И никаких денег мне не надо! Буду рад, если вы избавите меня от этих опасных полотен! Хоть моя жена и говорит, что готова рискнуть своей жизнью ради этих картинок, но я не готов ею рисковать!
Осталось непонятным, чьей жизнью не желает рисковать Анатолий Андреевич. Своей или все же жизнью жены?
– Вы их что, отдаете? – раздался голос Глафиры, которая с жадностью смотрела на картины. – Просто так?
– Совершенно безвозмездно, то есть даром!
– Ой, а можно я их заберу! – воскликнула соседка. – Отдайте их мне! Мне они очень нужны! Я вижу, что Алисочка не очень-то хочет брать к себе в дом такую опасную вещь, а я вот рискну! А то после пропажи моей милой Констанс мне так одиноко! А эта корова и ее теленочек отлично скрасят мне существование! Я уже полюбила Миловицу как родную.
– Кого?
– Корову так зовут! Миловица! Я ей уже и имя дала! Отдайте ее мне!
И Глафира начала бочком подбираться к понравившейся ей картине. И уже руками своими
