– Старому человеку в ней недолго и утонуть. А я всегда плохо плавала.
От наполненной ванны исходил манящий парок.
– Ну давай, залезай уже, – распоряжался Ремес. – Мы не станем подсматривать, закроем двери. Для тебя же старались.
Наска сопротивлялась. Она предложила, чтобы сначала искупались мужчины, раз у них опыта поболее.
– Мне никогда в таком ящике не приходилось лежать. Страшно...
Однако когда майор Ремес и Ойва Юнтунен стали угрожать Наске, что привяжут ее к саням снегохода и отвезут вместе со всем скарбом и котом в придачу в Пулью, если старуха по-быстрому не залезет в ванну, пришлось Наске подчиниться. Она закрыла дверь и медленно разделась. Мужчины из-за дверей выкрикивали советы:
– Если вода слишком холодная, выпусти немножко из ванны и долей горячей. Попробуй пальцем, чтобы была подходящая, – инструктировал Ремес.
– И осторожно, не поскользнись, – предупреждал Ойва Юнтунен.
Какое-то время в ванной было тихо. Наска собиралась с духом. Затем она подняла одну ногу на край ванны и потрогала пальцем воду. Вода была приятно теплой. Что ж, ничего не попишешь – видать, придется залезать. Из-за дверей доносился вдохновляющий голос Ойвы Юнтунена:
– Смелее, это не опасно! Наска про себя ворчала:
– Вот тоже, купаться в избе, посреди зимы... Увидал бы Киурели, не поверил бы. Итак, Наска Мошникофф впервые за свою жизнь купалась в теплой ванне. Она по шею погрузилась в воду, гоняла хлопья пены. Каждой косточке было так тепло, что хотелось смеяться. Уже второй час Наска лежала в воде, пока не устала, затем вымылась, вытерлась и оделась. Выходя из ванной, она похвалила мужчин:
– Спасибо, золотые мои, ох и удобный ящик! Можно, я буду каждый день там лежать? Я заплачу сразу же, как только получу пенсию.
– Для тебя это все сюда и привезено, – ответил сердобольный Ремес.
По очереди ванну приняли мужчины: сначала Ойва, затем майор. Они побрились, натерли подмышки дезодорантом и сменили нижнее белье. После вечернего кофе плюхнулись в кровати читать и разгадывать кроссворды. Это было просто блаженство.
Вечером, когда выключили телевизор, с улицы донесся дикий вопль. Похоже, он доносился со стороны Леса повешенных лисиц. Мужчины и Наска пулей выскочили на крыльцо послушать.
Из Леса повешенных лисиц несся душераздирающий крик. Он был такой ужасный, что у всех троих волосы встали дыбом. Наска прошептала дрожащим голосом:
– Там медведь!
Майор Ремес и Ойва Юнтунен быстро оделись. Ремес вооружился ломом, а Ойва Юнтунен взял карманный фонарик и топор. Майор без страха двинулся в темноту. Ойва Юнтунен осторожно последовал за ним, готовый в любой момент дать деру.
Один из лисьих капканов сработал. Возле толстой ели бился зверь с длинными конечностями, из его глотки время от времени вырывались приглушенные крики. Ремес попросил Ойву Юнтунена посветить ему, пока он справится со зверем, поднял лом...
К счастью, Ойва Юнтунен успел осветить зверя прежде, чем майор Ремес ударил. В капкане оказался не медведь, а следящий за оленьими стадами полицейский Хурскайнен. В руке у него была заледеневшая сосиска.
Полицейский Хурскайнен был раздосадован. Он не смог настичь тех, кто украл оленей, хотя уже шел по следу этих воров. Однако Господь распорядился так, что выпал снег и таким образом запутал представителя власти. И вот опять преступному лапландцу удалось избежать карающей длани знающего законы Хурскайнена.
Но бог с ними, с этими заботами! Когда полицейский в вечерних сумерках возвращался из погони за воришками в Юха-Вайнан Ма, в луч света от фары его снегохода попало удивительное творение рук человеческих: гибкая береза была наклонена к стволу ближней ели. Хитроумное сооружение стягивала бечева, и к стволу дерева была прикреплена какая-то маленькая записка. Рядом с обрывком лежала сосиска. Хурскайнен был голоден, и поэтому он сошел со снегохода, чтобы взять сосиску, а заодно и прочитать записку.
Когда рука таежного детектива коснулась сосиски, воздух рассек странный свист. Натянутая береза распрямилась и затянула крепкую бечеву вокруг шеи Хурскайнена. Петля приковала несчастного полицейского к покрытой инеем ели так сильно, что вначале он не мог издать ни звука. Ледяная сосиска так и осталась в руке.
Хурскайнен попал в настоящую беду. Хотя и удалось просунуть вторую руку между шеей и петлей, от этого особого проку не было, потому что береза всей своей массой затягивала смертельную петлю все сильнее. Задыхаясь, Хурскайнен уперся горячим лбом в ледяной ствол ели и заорал так дико, как только мог.
Родился Хурскайнен в Хювинкяа. Он был разведен, жена его оставила. Чтобы забыть свой несчастный брак, отправился он полицейским на север. В молодые годы Хурскайнен стал известен как предводитель фанатов команды "Хювинкяан Тахко", поэтому в случае чего он мог заорать благим матом. И вот случилось...
Пока Хурскайнен кричал, его глаза настолько привыкли к темноте, что он смог прочитать надпись на обрывке картона: "Если ты человек, то поберегись. Это опасно".
Даже в такой момент полицейский Хурскайнен был способен разъяриться. "Если ты человек..." В грош не ставят нашего брата полицейского. За человека-то не считают, а здесь, в верховьях, особенно. Эти наглые лапландцы смеялись ему прямо в лицо и говорили при нем на своем замысловатом саамском языке, как бы желая показать, что законы Финляндии не про них писаны. Вот черт !
Время от времени Хурскайнен кричал из последних сил.
Маленький лисенок Пятисотка услышал крики Хурскайнена о помощи. Он поспешил на место и удостоверился, что у большой ели застрял человек. Человек шумел так громко, что Пятисотке стало страшно. Он оценил Хурскайнена как возможную добычу. Спустя ночь-другую человек перестал бы кричать. Тогда его можно было бы даже съесть. Однако совсем близко подходить еще не стоило, потому что человек производил впечатление злого и опасного. Пятисотка ограничился тем, что обошел ель с капканом несколько раз, пометил мочой место и отправился восвояси. Он испытывал удовольствие от происшедшего. Жизнь казалась просто раем: на твоем участке "поспевала" такая приличная добыча, которой маленькому лисенку хватило бы до самой весны.
Два или три часа таежный полицейский Хурскайнен был в состоянии кричать. Он уже начал терять надежду на спасение. Неужто его жизнь вот так и закончится? Не очень-то завидный финал для блюстителя порядка.
Однако наконец из глубины темного леса послышалась речь. Мгновение спустя ослабевший Хурскайнен различил блуждающий луч света, который приближался мучительно медленно. Хурскайнен закричал, насколько ему позволяла смертельная петля.
Когда Хурскайнен уже счел себя спасенным, он увидел в свете карманного фонаря черного майора, физиономия которого выражала ужасное, воинственное бесстрашие: тот поднимал тяжелый лом. Майор Ремес приготовился к спасительному удару. Это же он вез ванну! Лом был направлен на бедную голову полицейского. Хурскайнен, подобно Иисусу на кресте, закрыл глаза.
"Я выпью эту чашу", – промелькнуло в его голове.
В самый последний момент раздался предупреждающий возглас Ойвы Юнтунена:
– Это же полицейский, а не хищник!
Лом в руках майора Ремеса медленно опустился. Таежному полицейскому позволили жить.
Сразу же, как только Ойва Юнтунен сообразил, что в петле запутался полицейский, он, не привлекая внимания, исчез с места событий. Ойва направился к бараку, велел Наске одеться как можно быстрее и, поскольку старуха была одета тепло, заставил ее бегом бежать в камеру. И сам заперся в ней.
– Случайно вытащили полицейского из лисьего капкана. Теперь надо сидеть тихо, чтобы он не нашел нас, – шепнул он в темной тюрьме на ухо Наске.
Майор Ремес перерезал смертельную петлю. Хурскайнен, глотая воздух, перевел дух. Адамово яблоко ныло. Было такое чувство, что за последние часы шея вытянулась на полметра.
Ремес отвел полицейского в дом. Он отметил, что Наска и Ойва Юнтунен успели укрыться. Хорошо. Ремес пригласил Хурскайнена сесть. Полицейский растянулся на кровати Ойвы Юнтунена. Он растирал горло, опоясанное темным кругом. Хурскайнен подумал, что, наверное, повреждено мягкое небо, так болело горло. Имело смысл сразу же по горячим следам допросить майора, но как вырвать признание насчет незаконных капканов, если даже глотать так больно, будто глотаешь ножи.
– Может, чаю хотите? – услужливо спросил майор Ремес. Однако Хурскайнен устало помотал головой: совсем не хочется.
К счастью, ночь выдалась теплая. Майор Ремес отнес саамке и своему приятелю несколько одеял и предусмотрительно запер дверь. Он замел следы перед конюшней, чтобы полицейскому не пришло в голову утром более тщательно обследовать окрестности. Спал в эту ночь майор Ремес беспокойно. Он размышлял о новом повороте дел. Может быть, ему стоит прибить полицейского, если тот начнет вынюхивать, что здесь на лесопункте делается, и найдет Наску и Ойву Юнтунена? Хватит ли одного удара в висок, чтобы у фараона отшибло память?
