— Ну, будем здоровы! — сказал Фоминцев, чокнувшись с Капиносом, одним гармоничным синхронным движением русского служивого человека опрокидывая в себя водку и подхватывая с разостланной на земле гостиничной скатерти бутерброд со шпротами. Жалко, что ты, Жора, завязал. У меня ведь водка особая — владелец местного завода, Миронов, прислал.
— Мягкая очень, — подтвердил продрогший в воде Капинос, блаженно жмурясь от разливающегося внутри тепла.
— Ушам не верю. У тебя что, водочный барон в друзьях числится? — вороша костер, возмутился Георгий Иванович, прозванный среди киселевградской правоохранительной братии Ханжа Прищепка.
— Одноклассник, с того начнем, — улыбнулся Фоминцев. — Мировой, впрочем, мужик, Миронов–то. С понятиями такой. Рыльце у него, конечно, в пушку, но для города и стадион отремонтировал, и парк в порядок привел, и стипендию для неимущих студентов политеха утвердил. Можно, конечно, сказать, что этим городские власти как бы подкупал. Но по отношению к нему это толкование было бы однобоким. Да, подкупал, естественно, порядок до него заведен. Однако Миронов мог бы сделать то же самое и просто так. По широте душевной.
— Мировой мужик… по широте душевной… Водочным бароном может стать только махинатор либо бандит, — резанул Прищепкин, известный ментовской общественности также и ревнивостью к похвале.
— Махинатор, бандит и есть, — глядя в глаза Прищепкину, взвешенно ответил Фоминцев. — Однако я не оговорился, Миронова уже лет тридцать знаю, двадцать из которых в качестве мента, поэтому за объективность оценки готов поручиться. А вот ты за годы работы в частном сыске, как мне кажется, отвык оценивать людей и обстоятельства как бы в комплексе, без отрыва от социума. Скажем, нанимают тебя найти преступника или распутать какое–то дело, — находишь, распутываешь и получаешь гонорар. Все, больше ничего тебя не касается. Отсюда и идеализм марсианский какой–то. Мы же — в общем российском котле варимся. Поэтому для нас нет ни белого, ни черного, ни добра, ни зла — в каноническом понимании. Мы вынуждены служить не закону, а собственному пониманию этого закона и судить, исходя из собственного чувства справедливости.
— Если помнишь, из–за неприятия этих правил игры я и ушел из органов, — вставил Прищепкин в поток красноречия Фоминцева весьма существенное замечание.
— Да помню все. — Фоминцев потянулся за сигаретой. — Зря, наверно, тебя упрекнул. Тем не менее закончу мысль. Ведь и Миронова нам приходится оценивать по тому же принципу, в комплексе, так сказать. Бандит бандитом, но к нему в приемные дни со всей области горемыки, погорельцы разные тянутся. И хоть бы одному отказал. Кому деньги, кому заступничество. Миронов вообще личность на редкость сильная, яркая. Однозначно положительная. Он просто–напросто принадлежит к тому людскому неординарному, лидерскому типу, который выбивается из серой массы в любое время. В советское Миронов был бы, наверно, героем–полярником, командармом или покорителем целины. При царе–батюшке — освободителем болгар–братушек или отчаянным народовольцем. В нашем времени Миронов нашел себя — где же еще? — в водочном бизнесе. Вот и весь сказ. — Фоминцев зевнул. — Ну, где там реактивный рыбак наш, не всю еще рыбу перетравил? — Тарасюк на горизонте отсутствовал. — Ладно, найдется, атомоходы не тонут. Давай, Женя, еще по одной да соснем немного. А то опять глаза слипаются.
— Соснуть — хорошая мысль, — примирительно сказал Прищепкин.
И возлегли три богатыря на вольной земле русской, и захрапели дружно так, что заглушили и пение птиц, и стрекот приветствующих начало жаркого дня кузнечиков. Долго ли спали, коротко — все равно разбудил Комиссар Жюс. Воплем. С ведром полным рыбы в одной руке и мобильником Фоминцева в другой.
— Мужики, просыпайтесь! Карнач звонил.
— Ну и что теперь, застрелиться? — пробурчал Капинос.
— Мужики, Миронова убили!
— Кого, кого? — резко оторвал голову от земли Фоминцев. — Миронова?
— Ну да, водочника Миронова, — растерянно ответил Тарасюк, думая, что теперь делать с рыбой: очухается, если выпустить назад в водохранилище, или ей кердык уже конкретный настал?
— Любопытное совпадение, — прокомментировал событие Прищепкин. — Перед сном как раз о Миронове говорили.
— Это не совпадение, — задумчиво возразил Капинос. — Коль Фоминцев в школе с ним вместе учился, соприкасался потом с Мироновым много лет, то, значит, завязалась между ними некая связь энергетическая. Вот Фоминцев что–то и почувствовал. Ну, как родственники чувствуют.
— Бутылку вы как раз мироновскую распивали. Так что связь вполне физическая, — съязвил Прищепкин. — Не было б бутылки…
— Так ведь была бутылка–то. Именно мироновская, — развил свою мысль Капинос, увязав в одну упряжку уровни ментовский ментальный, шаманский астральный и марксовский физический.
Фоминцев между тем набирал Карнача.
— Товарищ генерал, что там с Мироновым стряслось?
Пространный ответ Карнача сильно Фоминцева озадачил, во всяком случае, лицо у него вытянулось.
— Все ясно, товарищ генерал. Вернее, ничего не ясно. Немедленно выезжаем!
— Такого орудия убийства в моей практике еще не было. Миронов обезглавлен мечом, — рассказывал он в несущемся на предельной скорости, трясущемся, подпрыгивающем лягушкой на кочках, ревущем всем своим железным нутром «козлике». — Труп Миронова сегодня рано утром обнаружила домработница. В загородном доме. Миронов был в женском халате.
— Ого! Может, и в чулках с подвязками!
— Жора, тебя в гостиницу?
— Да ну, издеваешься, что ли! — возмутился Прищепкин. — У вас такое дело наклевывается, а я, по–твоему, должен в номере сидеть!
— Отпуск же.
— Отдохнул, хватит. Вон сколько рыбы наловили.
— А где, кстати, моя рыба? — повернулся Тарасюк.
Ведра с рыбой в салоне не оказалось. На берегу оставили.
— Жалко, так и не выпустил, — вздохнул Валера. — Она ведь, в принципе, живая еще была, только с жабрами обожженными. Танкисты например, обгорая в подбитом танке, выживают…
Вот такой у Прищепкина получился отпуск. Трое суток дороги и одна дружеская попойка, на которой Георгию Ивановичу довелось лишь наблюдать за процессом пития. Что же касается выловленной неугомонным Тарасюком рыбы, так даже и не разглядел ее толком. Ну и ладно, зато в его активе — хотя нельзя исключать пассива, — появится дело, в котором будет фигурировать отрубленная голова водочного барона.
* * *
Вообще–то загородных домов у Миронова было несколько. Смерть настигла водочного барона в самом от города дальнем, возведенном в густом сосновом бору, километрах в сорока от Киселевграда.
Что интересно, дом этот оказался именно таким, каким и представлял Георгий Иванович, то есть неким княжеским теремом, чудесным образом сохранившимся шедевром догвоздевого деревянного зодчества. Изящным и кокетливым, устремленным к небу, но крепко стоящим на земле. Хотя Фоминцев досадно мало успел рассказать о Миронове, но и того оказалось достаточно, чтобы Прищепкин в конце концов, уже по дороге, в летящем, словно жаба на метле, «уазике» интуитивно составил себе образ человека кровно русского, даже изрядно идеализированного русского, каким предстает тот в глазах недоверчивых иностранцев в картинах Ильи Глазунова. Если бы только не этот халат бабский!
Терем окружало некое подобие частокола, однако вместо дружинников наблюдали с него за миром бесстрастные пятачки мониторов. Во дворе терема уже стояли запыленный джип Карнача, «уазик» Управления, «жигуль», дряхлый «москвич» лаборатории экспертизы и труповозка. Генерал был в гражданском, эскперты, следователи Управления и вовсе в чем–то дачном… Спрашивается, кто оплатит ментам сорванный выходной?
— Видеозаписи отсутствуют, — сразу сообщил Карнач, поздоровавшись с прибывшими операми, а заодно и с Прищепкиным, который его еще при Советах достал, за руку и кивнув в сторону мониторов.
— Вообще ничего не осталось?
— Вчерашний мониторинг исчез. То есть приезд сюда Миронова, приезд гостей. Сохранились только записи, сделанные на протяжении рабочей недели, когда здесь ни одной живой души, кроме охранника, не было. Белки, вороны, сосны…
— Значит, у Миронова вчера были гости?
— Судя по следам протекторов на траве и бардаке в столовой — были. На джипе приехали, на нем же уехали. Да, чуть не забыл, пистолет мироновский пропал, — «макар» был на нем зарегистрирован. В ящике стола кобуру пустую обнаружили.
— А что показал охранник? — задал дилетантский вопрос Женька Капинос.
— Да что он мог показать? — удивился наивности певуна генерал. — Нету охранника, исчез. О видеозаписях позаботились, как могли про охранника забыть.
— То есть версия самоубийства полностью исключается? — задал Тарасюк еще более дилетантский вопрос.
