Чтобы не показаться крохобором, я скормил медведям несколько килограммов моркови, как вдруг на другой стороне ямы увидел девушку, которая, облокотившись о барьер, строила мне глазки. Это была самая красивая девушка в Швейцарии.
Спинным мозгом я почувствовал нечто вроде короткого замыкания. Куколка была блондинкой с очаровательным загорелым личиком и сверкающими зубками. Она могла рекламировать одновременно зубной порошок, шампунь, крем для лица и прочую косметику. Ее глаза — если вы любите поэзию, то немного не помешает, — были похожи на две незабудки (я сегодня в форме, не правда ли?). Я снял очки, чтобы показать ей свою настоящую витрину, и послал ей чарующую улыбку.
Медленно обогнув круглую ограду, я очутился рядом с красоткой. Она стоила такого вращения, поверьте мне на слово! Настоящее божество!
Куколке было лет тридцать! А какой у нее был задочек! От него можно загореться! Такой паре округлостей необходим крепенький мужичок, чтобы объяснить тайну бытия.
На ней костюм серого мышиного цвета, сапоги, сумка и перчатки вишневые — прямо модная картинка! Конечно, она не изобрела пенициллина, но это ей совсем не обязательно... Какая аппетитная плоть!
На часах шесть вечера. Сейчас в кафе на Елисейских полях почти столь же превосходно сложенная дама ждет не дождется красавчика Сан Антонио.
Куколка из-под ресниц наблюдает за моим приближением. Когда мы касаемся локтями, она, показывая на медведей, говорит мне по-швейцарско-немецки что-то, чего я не понимаю.
— Я не говорю по-немецки.
Она удивлена. Из-за зеленоватой шляпы с фазаньим пером и белого плаща она приняла меня за шваба.
— Вы из Женевы? — спрашивает она.
— Нет, из Парижа... Родился в Бельвиле, то есть я дважды парижанин. Отец овернец, это все равно, что быть им трижды...
Она, разумеется, очарована.
— Вы живете в очень красивом городе, — замечаю я с любезностью, составляющей один из основных элементов моего обаяния.
— В самом деле?
— Да... Конечно, я не провел бы здесь всю жизнь, но на час я нахожу его вполне подходящим...
Она засмеялась.
— Берн очень скучен для иностранца. Тут надо иметь знакомых...
— А я все думаю, не поможете ли вы мне приобрести их?
Мое предложение ей понравилось. Она слегка порозовела. Ее лукавый взгляд раздевал и поедал меня. Жар ее руки разливался по моему телу. Я просто не смог отказать себе в удовольствии представить все, что бы я с ней проделал.
— Вы в отпуске? — спросила она.
— Как сказать.
— Совсем один?
— Увы!
— Вы не женаты?
— Нет, а вы?
Мы уже не обращали внимания на медведей. Обидевшись, те принялись дубасить в железную дверь, ведущую в их жилище.
— Да, — ответила куколка.
И добавила с видом «пользуйся случаем»:
— Мой муж путешествует по Италии...
Хороший человек ее муж! Я с ним не знаком, но не могу удержаться от выражения признательности. Чем может еще побаловать муж современников, как не пуститься путешествовать без жены, когда она так хороша! Я вас спрашиваю?! Я вас спрашиваю неумело, но очень настойчиво!
— И от его путешествий вы, чтобы убить время, глядите на бедных животных?
— Э-э... да.
— А не выпить ли нам по рюмочке чая?
Это перекресток наших отношений. Если она согласится, значит, сегодня вечером я буду занят.
— С удовольствием.
— Тогда командуйте — я только что прибыл и не знаю здесь ни одного заведения.
— Может быть, выберем самое простое — выпьем чаю у меня дома?
Обалдеть можно! Эта женщина выше принципов морали. Она знает, что хочет, и она надеется получить это в рекордно короткое время. Вспомнив свою отроческую застенчивость, я смутился и запротестовал:
— Я бы не хотел затруднять вас.
— Вы меня нисколько не затрудните. Тем более, что я одна дома, моя горничная в отпуске.
Вот что значит сплин женщины! Куколки не должны скучать, иначе добродетель кончится. Если у вас не хватает времени, купите своей полочку для горшков, но не заставляйте ее скучать в одиночестве, потому что тогда вас ждет измена. Впрочем, это не имеет никакого значения. Глупо, когда мужики дерутся из-за того, что их слишком много на одно желанное тело. Если есть для одного, хватит и на дюжину!
— Вы далеко живете?
— Совсем близко. У меня маленький домик...
— Поедем на трамвае?
— Нет, я на машине.
У нее красный «Фольксваген», под цвет ее перчаток. Мы едем по набережной, потом сворачиваем в кварталы маленьких кокетливых домиков. Я доволен собой и шепчу себе об этом, пощипывая ухо. Вот это класс! Дама останавливается у последнего домика. Все стихло. Она вводит меня в свою крепость. Прелестная конура. Шикарные ковры, помпезные картины, тяжелая обивка, массивная мебель... Пахнет затхлостью и деньгами. Хорошо видно, что горничная в отпуске: на всех поверхностях столько пыли, что можно оставлять автограф.
— Извините за пыль, — говорит куколка, — я здесь редко бываю.
Она положила сумку на диван и сняла перчатки. Тишина и полумрак опьяняли. Я обвил ее за тонкую и гибкую талию, а свободной рукой исследовал корсаж. Он содержал все необходимое для соблазнения.
— Как вас зовут, прекрасная дама?
— Грета.
— Чудесно! Все имена, заканчивающиеся на «а», загадочны!
— Вы находите?
— Да.
— А как вас зовут?
— Норбер!
Я ляпнул это имя, решив, что она от него разомлеет... Полный порядок... Куколка подставила мне губки. Они были холодны и тверды. Я постарался разогреть бедняжек и стал подталкивать дамочку в сторону дивана. Она упиралась.
— Нет, нет! Не так сразу! Не так!
Интересно, какого хрена ей нужно? Может, взлететь, как вертолет, стоя ногами в суповой миске, с охотничьим рогом в руках? Я не люблю усложнять. Дайте мне маленькую добрую труженицу, берущуюся за дело с охоткой (так сказать, неутомимо), чтобы отработать свой кусок и не забыть парня в своих молитвах!
Она выскользнула из моих рук.
— Я сейчас приготовлю чай.
— Знаете, я совершенно не настаиваю на горячей воде!
— Тогда что же мы будем пить?
Она смутилась под моим недвусмысленным взглядом.
— Маленький шалунишка!
Так обычно шутят шлюхи! Это я-то маленький шалунишка! Ничего себе! У Греты богатая фантазия.
— Скотч?
— Годится!
Смеясь, она достала из шкафа бутылку и ушла на кухню.
— Только у меня нет льда, — крикнула она оттуда. — Холодильник отключен.
— Не имеет значения, малышка.
Она принесла два стакана, один из которых был доверху наполнен.
— И это все мне?
— Да, я не слишком люблю виски. На здоровье!
Она произнесла это певуче. Мы чокнулись, и я попробовал напиток. Скотч был не из лучших, да это и не важно: сама она была достаточно хороша, чтобы не обращать на это внимания. Я сделал второй глоток и поставил стакан на столик...
— Присаживайтесь!
Я упал на диван. Она прижалась ко мне, и мы поцеловались. По мне прошел электрический ток... Я больше не был мужчиной — я превратился в трансформатор... Рука моя ласкала сверхтонкий чулок, обтягивающий совершенную ногу.
Ласка моя была нежной и возбуждающей. Я завелся... Она, понятно, слабо сопротивляется, как и полагается по правилам... Моя рука поднималась все выше и выше и вдруг отяжелела... Я весь налился свинцом. Я весил тонну! Десять тонн! У меня был вес дохлого кита или телеги с дерьмом! Улыбка исчезла с лица Греты... Послышался отдаленный колокольный звон... Потом я перестал функционировать и медленно полетел в небытие...
Поверьте, недавнее мое утреннее похмелье было просто забавой по сравнению с теперешним. Голова превратилась в клетку с голодными хищниками, к тому же рвавшимися наружу... Внутри все бренчало, бурлило, булькало. Я получил по заслугам!
Вокруг полный мрак. Я попытался исследовать окрестности. С трудом чиркнул спичкой. Слабый огонек осветил пустой погреб с железной дверью. Отдушина была зацементирована. Пожалуй, отсюда не выбраться... Я оказался в могиле...
Спичка погасла, и темнота поглотила безрадостные декорации. Несмотря на тошноту, разъедавшую мои внутренности, я пытался соображать. Спазмы ежеминутно схватывали желудок, и приходилось облегчаться. По лбу текли струйки холодного пота, на зубах скрипел песок, сердце билось как-то болезненно...
До меня дошло — куколка подсыпала мне яд, а не снотворное. И выжил я лишь потому что ограничился двумя маленькими глотками. Если бы я проглотил побольше, то спешил бы сейчас к заоблачным владениям Святого Петра.
Если я хочу выжить, надо избавиться от этой дряни в желудке. Я запустил два пальца в рот и постарался основательно прочистить внутренности «маленького шалунишки».
После процедуры я немного ослаб... Поднял воротник плаща, забился в угол... Надо было малость подождать, пока силы вернутся ко мне. У меня было коматозное состояние, сердце едва билось. Вдруг одна мысль пронзила мне мозг, и я встрепенулся.
