«Ладно, сынок, — сказал Энгель-старший, — завтра позвоню в город мистеру Мейершуту».
Так в семнадцать лет от роду Энгель пошел работать в организацию. Сначала — мальчиком на побегушках в контору мистера Мейершута на Варик-стрит, потом — на других должностях. Иногда он даже бывал громилой, хотя не очень годился на эту роль из-за скромного веса и не особенно крепкого телосложения. Раз или два ему пришлось быть профсоюзным деятелем, разъездным агентом, как Чарли Броди. Словом, работал на разных местах, меняя их чаще, чем любой другой соратник, но лишь потому, что был молод, непоседлив и жаждал новизны.
Матери понадобилось года четыре, чтобы с этим смириться. Она обвиняла отца в пагубном влиянии на сына и не пожалела нескольких миллионов слов, развивая эту тему, но в конце концов притерпелась и перестала надоедать Энгелю болтовней об упущенных возможностях.
Более того, примирившись с действительностью, она принялась произносить новые речи. «Сделай себе имя, Алоиз, — вещала мать. — Не будь таким же бездарным, как твой папаша. Он — просто палка для перемешивания говна. Тридцать три года сидит в сраной лавке. А у тебя пусть будет своя марка. Продвигайся по службе. Если уж захотел работать в организации, работай по-настоящему, иди в гору. Ник Ровито тоже выбился из самых низов».
Эти разглагольствования действовали на нервы не так сильно, как предыдущие. Мать явно преувеличивала его честолюбие. Да и вряд ли ей понравились бы те способы, которыми Ник Ровито выбивался из самых низов. Но у Энгеля язык не поворачивался рассказать ей о них. Он уже повзрослел и научился пропускать тирады матери мимо ушей. Иногда он отвечал «Конечно, мам». А иногда и вовсе ничего не отвечал. Не будь молниеносной войны с Коннели, Энгель еще долго плыл бы по течению. Но война разразилась, Энгель оказался в нужном месте в нужное время, и светлое будущее, о котором годами талдычила мать, стало настоящим. Коннели был здоровенным, душевным и веселым парнем, правой рукой Ника Ровито. Но вдруг как с цепи сорвался, взыграло честолюбие. Несмотря на неодобрение со стороны центрального комитета в Майами, несмотря на многолетнюю дружбу с Ником Ровито, несмотря на риск и более чем вероятную неудачу, Коннели решил избавиться от Ника и прибрать к рукам организацию.
Коннели действовал не один. У него были друзья в организации, более преданные ему, чем Нику Ровито, и Коннели мало-помалу привлек их на свою сторону в надежде осуществить бескровный дворцовый переворот. Одним из его приспешников стал Людвиг Мейершут, хозяин Энгеля-старшего. А Людвиг Мейершут был особо расположен к Фреду Энгелю и шепнул ему, что должно произойти. «Так что ты поставил на верную лошадь», — сказал Людвиг Фреду. Отец Энгеля тотчас поделился этим с матерью, которая тотчас ответила: «Да ты понимаешь, что это значит, Фред? Это значит, что твой сын может пойти в гору, получить хорошее место и кое-какие деньжата, все то, чего у тебя никогда не было».
Сам Энгель тогда ничего этого не знал. Женщины вынудили его снять квартиру на Кармайн-стрит, поскольку приводить сожительниц в родительский дом можно было, лишь предварительно познакомив их с матерью. Теперь эта трудность была устранена.
Тем временем Фред Энгель оказался в точке столкновения противоречивых чувств и интересов и был занят решением вопроса, к кому примкнуть. Этой теме посвящены все серьезные и занудные романы про мафию. Преданность Нику Ровито основывалась на благоговейном страхе, а преданность сыну была замешана на родной кровушке.
В конце концов узы крови, Ник Ровито и истошные вопли стервы-жены сделали свое дело. Фред Энгель позвонил сыну и пригласил в отчий дом на совет.
— Эл, — сказал он, ибо никто в целом свете, кроме матери, не величал Энгеля полным именем Алоиз, — Эл, это важно. Коннели норовит отнять власть у Ника Ровито. Ты понимаешь, о ком я веду речь? Ты знаешь Коннели?
— Встречал, — ответил Энгель. — Но что это значит, отнять власть?
— Отнять власть, — доходчиво объяснил отец, — значит отнять власть.
— Отстранить Ника Ровито от дел?
— Вот именно.
— Ты уверен? Я хочу сказать, ты уверен?
Отец кивнул.
— Эти сведения из надежного источника. Но дело в том, что сам я не могу настучать Нику Ровито, не поссорившись со своим надежным источником.
— Вот как. Почему же?
— А вот так! — ответил отец на первый вопрос, пропустив мимо ушей второй. — Ему расскажешь ты! Я устрою вам личную встречу. Не говори никому ни слова, только самому Нику Ровито. Я еще точно не знаю, кто соучастники Коннели.
— Я? Почему я? — спросил Энгель.
— Потому что больше некому, — ответил отец. — И еще потому, что это поможет тебе продвинуться в организации.
Энгель услышал, как мать эхом повторила последние слова отца.
— Не знаю… — промямлил он.
— Я когда-нибудь давал тебе плохие советы?
Энгель покачал головой.
— Нет, не давал.
— Ну так и теперь не дам.
— А если Ник Ровито потребует доказательств? Коннели его правая рука, а я кто?
— Коннели запустил лапу в пенсионный фонд, — сообщил Энгелю отец. — Он открыл тайный банковский счет на имя Ника Ровито и перекачивает на него профсоюзные деньги, чтобы подставить Ника и натравить на него центральный комитет. Я дам тебе все подробности, а когда Ник Ровито потребует доказательств, расскажешь ему то, что я говорю тебе.
Так и случилось. Где хитростью, где настырностью, где угрозами отец в конце концов устроил сыну встречу с Ником Ровито. Когда Энгель, Ник и его телохранитель остались втроем, Энгель пересказал Ровито слова отца, с первого до последнего, умолчав лишь об источнике своей осведомленности.
Поначалу Ник Ровито отказывался верить. Он схватил Энгеля за грудки и принялся трясти. Он орал, что не желает слушать таких речей о своем старом друге Коннели. Чтобы проделать все это, Нику пришлось подняться на цыпочки, потому что Энгель был на добрых пять дюймов выше ростом и фунтов на тридцать тяжелее. Но Энгелю достало ума не сопротивляться. Несмотря на встряску, он упорно стоял на своем, поскольку ничего другого делать не оставалось, и в конце концов Ник Ровито призадумался, а потом послал кого-то к Коннели с приказом «оторвать зад от стула и мчаться сюда на всех парах».
Коннели прибыл через двадцать минут. За это время рубаха Энгеля промокла насквозь.
— Расскажи Коннели то, что рассказал мне! — велел Ник Ровито. Энгель заморгал, откашлялся, переминаясь с ноги на ногу, и рассказал Конелли то, что рассказывал Нику Ровито.
— Я еще не проверил историю этого мальчика, — проговорил Ровито, когда Энгель умолк. — Проверить или не надо?
Конелли побагровел, зарычал р-р-р-р! и р-р-ринулся на Энгеля, намер-р-реваясь р-р-разор-р-рвать его. Ник Ровито выдвинул ящик стола, достал пистолет и небрежно бросил его Энгелю. Впервые в жизни Энгелю довелось держать в руках оружие. Но времени на раздумья не оставалось. Руки Конелли были все ближе, поэтому Энгель попросту зажмурился и пять раз подряд нажал курок. Когда он снова открыл глаза, Конелли лежал на полу.
— Теперь ты — моя правая рука, мальчик, — сказал Ник Ровито. — Отныне и впредь ты — моя правая рука со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Это было четыре года назад, за год до того, как отец Энгеля умер от осложнения после каменнопочечной болезни. Уже пятый год Энгель занимал пост личного секретаря Ника Ровито и имел большие деньги, полный шкаф новых костюмов, гораздо лучших женщин, чем прежде, кредит в шикарных ресторанах, горделивое обожание матери, которая благодаря деньгам сына получила вожделенный косметический салон. Имел он и членский билет клуба «Повеса», и много угодливой мафиозной мелюзги у себя в подчинении.
И вот, имея все это, он вынужден идти темной ночью на кладбище и грабить могилу!
Итак, гольф на сегодня отменяется, это несомненно. Вместо гольфа надо идти на совещание, собранное сразу же после похорон.
Ник Ровито долго раскуривал сигару. Сначала он обнюхал ее, сунув под нос, отчего сигара сделалась похожей на усы, потом на несколько секунд напустил на себя удовлетворенный вид, затем извозил сигару слюнями, после чего отгрыз кончик и выплюнул ошметки табака на ковер. В заключение церемонии он подался вперед, и кто-то протянул руку, поднося газовую зажигалку. Зажигалка зашипела, и Ник Ровито возжег свой огонь. Зажигалка непременно должна была оказаться газовой, потому что от бензиновой шел запашок. Все ребята постоянно таскали с собой газовые зажигалки, даже если сами не курили. С минуту Ник Ровито следил за дымом от сигары, а остальные наблюдали, как он следит за дымом. Кроме Энгеля, в комнате сидели еще двое ребят, которые несли гроб, и трое распределителей похорон. Все остальные участники погребального обряда отправились по домам или на работу, за исключением вдовы, которая уехала с Арчи Фрайхофером.
