— Отлично.
Генерал преобразился. Генерал вновь пребывал в родной стихии. Теперь стороннему наблюдателю, окажись таковой в этих стенах, товарищ Семен напомнил бы Жукова перед началом наступления на Берлин — такой гордой была его осанка, таким спокойным тоном он говорил:
— По вскрытии пакета приступить к выполнению приказа незамедлительно. Средства, методы, пути, материалы и способы выполнения задания — на ваше усмотрение. Говорить о деталях сейчас и здесь я не имею права, равно как и вы не имеете права отказаться. Отечество полагается на вас... — Он сложил свою бумажку, сунул в карман. И закончил вдруг неофициально, по-отечески проникновенно — хотел, хитрец, уесть нахала: — Все понятно, сынок?
— Чего ж тут не понять, — невозмутимо ответил нахал и расслабленно опустился обратно на койку. Скрипнула коечная пружина. — Давненько я на море не отдыхал, а ведь сколько собирался...
Гордый генерал как стоял, так и застыл истуканом — все тот же сторонний наблюдатель мог бы принять его за искусно выполненную к празднику Советской Армии статую, — лишь челюсть медленно отвисала, пока не заняла крайнее нижнее положение...
Громов с беспокойством наблюдал за тем, как генерал менялся в лице: искреннее недоумение сменилось тупой растерянностью, растерянность уступила место нелепому ужасу, и наконец все прочие чувства вытеснило одно, которое можно было бы назвать «наглядное отображение понятия „багровая ярость“». Полковник не знал, что делать, поэтому почел за лучшее сохранять нейтралитет. А вдруг, вспыхнула в мозгу дурная мысль, это агония? Вдруг Анатолий каким-то непостижимым манером убил-таки генерала? Акустический удар или что-нибудь в этом духе...
Наконец товарищу Семену удалось издать квакающий звук:
— Как...
Тут голос у него прорезался, и он заорал во всю свою командирскую глотку:
— Откуда знаешь про море и про корабль?! Кто, где и когда познакомил тебя с подробностями задания?! На кого работаешь?! Отвечать!..
Из других апартаментов грянул дружный хохот. Впрочем, чуткое ухо полковника определило, что мичман Жиба не смеется. А генерал запыхтел; схватился за бока — нет, сложил руки за спиной — нет, вытянул по швам — и тогда выпалил на излете, вдогонку недавнему своему ору:
— Про установку Икс знают всего пять человек!
— Ну, я в их число не вхожу и знать ничего не знаю ни о какой установке, — честно и по-прежнему спокойно ответил Хутчиш, глядя куда-то мимо. — Но поскольку не так давно наш гость, говоря о мичмане Жибе, упомянул флот, стало быть, операция связана с морем-окияном. И раз твоему усатому Семену, — как-то незаметно Хутчиш начал объясняться не с генералом, а с полковником, — потребовался именно я, а не кто-нибудь силушкой послабже, то предполагаю, что это либо «Курящие зомби», либо «Золотой ключ», либо «Покорение Северного полюса товарищем Челюскиным» — Пока только этим операциям присвоен индекс первостепенности «три восклицательных знака»...
— Ма-алчать! — трагически-бессильным шепотом просипел генерал Семен, инстинктивно потянулся к месту на поясе, где должна быть кобура, опомнился, полез под мышку, еще раз опомнился и бессильно закрыл лицо ладонями. — Это же гриф «государственная тайна нулевой степени»!..
— Уверяю, никто из присутствующих завтра не вспомнит, о чем мы здесь судачим, — леденяще улыбнулся прапорщик.
Громова прихватила за глотку волна тошноты, он сдержался неимоверным усилием воли. Ведь предсказания Хутчиша имеют неприятную особенность сбываться... Полковник оглянулся — посмотреть, как на эти слова отреагируют сидящие в других апартаментах. Никак. Тишина.
— Продолжим, господа! — прапорщик легко вскочил на ноги, схватился руками за вертикальные прутья решетки и вплотную приблизил к ней мальчишеское лицо. — Поскольку обстановка на Северном Ледовитом океане и ситуация с народностью чукчи до конца не прояснены и требуют немалых капиталовложений, подозреваю, что операция «Челюскин», несмотря на «три восклицательных знака», будет заморожена на неопределенный срок. Значит, остаются «Курящие зомби» и «Золотой ключ», то есть Японское и Черное моря. И там, и там необходимо незамедлительное вмешательство, если Россия не хочет остаться без Курил и без Краснознаменного Черноморского Флота. Дальше. Усатый неосторожно упомянул о некоей установке Икс, находящейся на некоем корабле. Делаю вывод: в мое задание входит поиск установки, демонтаж и доставка в Россию — пока она не попала в руки иностранных спецслужб, японских или украинских.
— Если не удастся демонтировать — уничтожить! — не соображая, что раскрывает «государственную тайну нулевой степени», прохрипел униженный и оскорбленный генерал. Он рванул воротничок, и пуговицы весело заскакали по шершавому бетонному полу. Стало немного легче.
— Мне это не интересно. Только демонтаж и доставка, — холодно возразил прапорщик. — Итак, куда мне чемоданы собирать — на Курилы или в Крым?
— Не могу... Приказ... Присяга... — булькал товарищ Семен, цветом лица напоминающий выжатый лимон. — Не имею права... Завтра получите конверт с боевой задачей...
— Ясно.
Хутчиш отошел от решетки, словно потеряв всякий интерес к происходящему, и зашагал по камере — пять шагов туда, пять обратно.
Генерал шумно выпустил воздух из легких. Точно колесо прокололи.
А Громов понял, что намек десятимегатонника на возможность ликвидации «присутствующих», то есть всех его сослуживцев, был своеобразной провокацией: возразит генерал или нет? И лучше бы генерал возразил. Ох, не любит Хутчиш податливых на такое предложение...
Обстановку разрядил сам прапорщик.
— Палыч, — ни с того ни с сего повернулся он к полковнику, — у тебя сигаретки не будет?
Полковник заметно оживился, заулыбался даже, будто невинная просьба Хутчиша послужила тайным сигналом к перемирию.
— Конечно, Толя! — преувеличенно бодро откликнулся он. — У меня «Беломор», устроит? Давно вот обещаю дочке бросить...
— Это верно, курить надо бросать, — с ноткой назидания в голосе заметил Хутчиш, взял «беломорину» и задумчиво повертел ее в пальцах. — Ну, быть или не быть, вот в чем вопрос...
Генерал, стравив пар и несколько успокоившись, с интересом ожидал, что будет дальше: по указу от тысяча девятьсот семьдесят третьего года заключенным объекта У-17-Б спички не полагаются, а ведь полковник огня не предложил...
Однако вместо того, чтобы прикурить каким-нибудь хитрым макаром, Хутчиш с двух сторон надорвал патрон папиросы до середины и отогнул края в стороны — получилась штуковинка, в профиль напоминающая букву "Т". Потом расправил хвостики, разгладил их пальцами и скрутил пропеллером. Командиры — полковник нервно покусывая нижнюю губу, генерал нервно крутя ус — следили за его действиями.
Не обращая на них внимания, прапорщик сжал серый цилиндрик между ладоней, резко крутанул его — и вдруг папироса, как игрушечный вертолетик, с тихим шелестом взмыла к самому потолку, к забранному металлической сеткой пыльному матовому плафону лампочки; «лопасти» слились в один белый мерцающий кружок. Но вот вращение замедлилось, и «вертолет» мягко шлепнулся на пол. Как майский жук.
— Шесть секунд, — нарушил затянувшееся молчание полковник Громов. И угодливо добавил: — Лучше на этот раз, а?
— Лучше, — согласился Хутчиш, с сожалением глядя на мертвую игрушку. — Но все равно не то. Такие дела.
— Полковник, увел бы ты меня отсюда, — подал голос генерал, окончательно перестав понимать, что происходит. Не удержался, запустил руку под мундир и горемычно поскреб в боку.
— Это еще не все, — безучастно возразил Хутчиш, припечатав «беломорину» каблуком — будто червяка раздавил. — Что я получу, если выполню задание?
— Проси что хочешь, — генерал перестал чесаться.
— Учитывая, что миллион долларов, яхту, виллу на Кипре и звание Героя России, если б мне все это вдруг понадобилось, я добыл бы за два-три дня самостоятельно, предлагаю тебе, усатый, своеобразную игру, — он вновь стал обращаться непосредственно к генералу, отчего полковнику совсем поплохело. — Давайте сделаем так: после выполнения задания мне дается двадцать четыре часа, в течение которых я буду иметь моральное право убить одного человека.
— А именно — тебя, мой усатый друг. Я все сказал. Хоу.
Полковник испуганно взглянул на товарища Семена и отступил на шаг. Генерал сжал кулаки и прошипел:
— Бред какой-то... Вы!.. Ты в своем уме? Чушь! Да как вы!!! — И полковнику: — Сделайте же что-нибудь!
Растормошенное эхо подхватило этот выкрик и унесло на третий пост.
— Он не уступит, — обреченно шепнул Громов. — Однажды он потребовал в качестве оплаты вывести войска из ГДР.
— Отчего же, уступлю, — улыбнулся Хутчиш. — Ты, усатый, можешь хоть дивизию в караул поставить, можешь хоть в Австралии спрятаться — врачи констатируют только естественную смерть. И если за сутки я не успею — что ж, будь здоров и получай чины дальше. Шансы оцениваю-тридцать на семьдесят в свою пользу.
