— Отчего же, уступлю, — улыбнулся Хутчиш. — Ты, усатый, можешь хоть дивизию в караул поставить, можешь хоть в Австралии спрятаться — врачи констатируют только естественную смерть. И если за сутки я не успею — что ж, будь здоров и получай чины дальше. Шансы оцениваю-тридцать на семьдесят в свою пользу.
— А если не выполнишь задание? — нашел лазейку царедворец.
— Понимаю, куда ты клонишь, и полностью «за». В таком случае — шансы пятьдесят на пятьдесят. Так даже интересней. За твоей спиной ФСБ, ГРУ, СВР, МО и МВД, а я давно искал равного противника. — Он с интересом вгляделся в побагровевшее лицо офицера. — Или, может быть, ты собираешься отменить операцию?
Генерал молчал, с ненавистью глядя на мерзавца. Пыхтел и молчал.
И тут — так неожиданно, что вздрогнули не только командиры, но и сам мегатонник — наступившую тишину прорезал рокочущий рык огромного зверя. Доносился он откуда-то из стен апартаментов номер тринадцать, грозно нарастал, неотвратимо надвигался, казалось, сейчас стена рухнет под напором исполинского тулова и на свободу вырвется омерзительное подземное чудовище... А потом рычание вдруг превратилось в беспомощное булькающее сипение и— стихло.
«Ч-черт, — смекнул генерал, — это ж трубы водопроводные гудят. — Пот лил по лицу, от пота щипало в глазах, от пота промокла не только майка и форменная рубашка, но и повлажнел сам мундир. — Тут совсем с катушек съехать можно...»
Он почти физически ощутил многометровость толщи грунта над собой. Подземелье давило на него железобетонной тушей, сжимало в холодных объятиях.
Полковник тронул его за рукав:
— Пошли. Что должно было быть сказано — сказано. Я здесь за год наслушался таких секретов, что своей смертью умереть и не мечтаю. Когда-нибудь прихлопнут, как муху. Может, тебя это утешит.
Генерал и от него принял обращение на «ты» без возражений.
А Хутчиш повернулся к полковнику:
— Палыч, уходить будешь — свет выключи, будь добр. Все равно заснуть уже не удастся.
Полковник машинально нажал кнопку на пульте ДУ. Свет в камере погас.
— Спасибо, Палыч.
Несколько секунд офицеры наблюдали за тем, как почти в полной темноте прапорщик Хутчиш нацепил большедиоптрийные очки и раскрыл художественный альбом.
«На понт берет, с-сука», — с бессильной злобой подумал товарищ Семен.
«В темноте, да еще сквозь эти жуткие очки видеть тренируется, молодчина», — с гордостью подумал Громов.
Они пошли назад, оба опустив головы.
— Товарищ генерал! — Виноватый голос раздался из мрака апартаментов мичмана Жибы. — Вы уж извините меня за ту выходку... Вот, возьмите назад. — Медаль брякнулась под ноги командирам. — Вы ему теперь весь принадлежите.
25 июля, понедельник, 12.53 по московскому времени.
Конец объекта У-17-Б
Генерал с силой нажал кнопку лифта — ту, на которой была нарисована стрелочка вверх. С ненавистью нажал. Но лифт остался стоять на месте. Полковник, пряча улыбку, поднял руку и банальной азбукой Морзе застучал бурым от «Беломора» ногтем по ярко освещающей лифт лампочке: цок, цок, цок-цок... «Прошу добро на подъем».
Ни к селу ни к городу Громову вспомнилось, сколько нервов было потрачено на достойное оборудование У-17-Б. И ведь почти все кабинеты пришлось обойти своими ногами! Нет, серьезность объекта ни в одном кабинете под сомнение не ставилась. Все и всюду были «за». Однако — то особый отряд стройбата отзовут на чью-нибудь дачу (а простой стройбат по грифу секретности не допущен, и случись что — шишки на Громова); то обнаружится, что в далеких планах метрополитена именно здесь должна пролегать новая ветка... А сколько времени ушло, чтобы найти НИИ, способный разработать необходимую аппаратуру! Сколько пришлось ругаться с докторами наук, желающими примазаться к достижениям мээнэсов! А сколько со строителями, так и норовящими вместо тройного слоя бетона выложить стволы шахты двойным...
Лампочка мигнула и загорелась с прежней силой. Дескать, подъем разрешен. Палыч спокойно ткнул пальцем в кнопку. Лифт утробно заурчал и степенно поплыл вверх.
Товарищ Семен скрипнул зубами. Там, где воротник окантовывал багровую шею и свисали нитки от оборванных пуговиц, ткань намокла от пота и сделалась темной.
Нынче генерал привык совсем к другим лифтам: просторным, чистым, с ковровым покрытием, зеркалами во весь рост, подчас даже с лакеем, назубок знающим, какой этаж тебе надобен. Впрочем, все суета: и ковровые дорожки, и лакеи. Эти же лакеи, оступись он, первыми в спину пальцем тыкать будут.
Эх, постарел ты, генерал Семен. Мальчишка какой-то, даром что десятимегатонник, чуть не уел тебя. А раньше-то, помнишь, на боевые операции ходил и со стокилотонниками, и даже с двухмегатонниками — и ведь держался наравне, в панику не ударялся и лицом в грязь вроде бы не ударял... Годы, генерал, проклятые годы...
С гулким стуком лифт остановился. Створки разъехались. Ерзающий на посту номер один дежурный лейтенант в краповом берете козырнул умеренно подобострастно и продолжил монолог в телефонную трубку:
— Шесть четвертых... шесть без козыря... — Очевидно, играл со штабистами в заочный преф.
Лейтенант был молоденький, похоже, последнего выпуска. Но — уже заметно — с гонором. Чуб отпустил, бачки как-то по-особенному подбриты. Материал формы не из военторга. Интересно, где он краповый берет заслужил?
Не понравился лейтенант генералу. Уже тогда не понравился, когда они с Громовым сорок минут назад, минуя первый пост, направлялись к лифту. Лейтенантик даже не встал, не вытянулся по стойке «смирно». Разве что по телефону не трепался. Таким бы балбесам своими пухлыми губками, карими очами и смоляным цыганским чубом гарнизонных жен охмурять, а не охранять У-17-Б... Кстати, номер-то у объекта какой! Можно подумать, что существуют и У-16-Б, и У-15-Б, и Ф-14-А. Ох, и любят наши секретчики в шпионов поиграть...
Впрочем, ворчал товарищ Семен скорее по привычке и от плохого настроения. Ведь сам же знал прекрасно, сколько потов сошло с сотрудников американских спецслужб, пока они расшифровывали кажущиеся им бессмысленными (и бессмысленными являющиеся на деле) названия и межконтиненталки 8-К99, и управляемой «воздух-воздух» Р-ЗС, и еще много чего...
Полковник, жестом предложив генералу все повторять за собой, подступил к вмонтированному в шероховатую бетонную стену загадочному черному квадрату и приложил ладонь. Генерал повторил.
Сверху механически зажужжало, и на заэкранированном шнуре спустился блестящий металлический микрофон — вроде тех, какие раньше мелькали в «Голубых огоньках», а с недавних пор снова вошли в моду у поп-звезд.
— Раз, раз, раз, — сказал в микрофон Палыч.
— Один, два, три, елочка, гори, — исполнил и генерал ритуал опознания по голосу.
Микрофон исчез, а вместо него из образовавшегося в потолке овального отверстия спустился прибор, похожий на перископ. Громов прижался к перископному стеклышку глазом; следом и Семен. Идентификацию личности по рисунку радужной оболочки зрачка они тоже прошли успешно.
Эту машинку сменила штуковина, отдаленно напоминающая гаишный прибор «а ну дыхни». Товарищу генералу было известно, для чего она, но осторожность еще никому не вредила: мало ли как повернется. Поэтому он напустил на себя мрачный вид и устало проворчал:
— Это что еще за хреновина?
— Идентификатор микрофлоры рта. Новейшая разработка [2], — довольный, что есть чем удивить, похвастался Громов.
— У вас выйти наружу труднее, чем войти, — пробурчал старший по званию достаточно миролюбиво, чтобы эти слова не приняли за выражение недовольства.
— Специфика, — философски пожал плечами младший. Оба без проблем развязались с последним тестом. Вместе с захлопнувшимся под потолком люком преграждающая путь стена отъехала в сторону.
— Под виста ходи с туза! — за их спинами ругался в трубку лейтенант.
Старшие офицеры вошли в комнатушку, заставленную пустыми цинковыми ведрами. На батареях сушились половые тряпки. Стену подпирали окрашенные в голубой цвет деревянные шкафчики, запертые на декоративные навесные замочки. Товарищ Семен задел швабру; та сухо брякнулась о покрытый блекло-зеленым потрескавшимся линолеумом пол. Генерал брезгливо поморщился и не стал возвращать ее на исходные рубежи.
Полковник невольно засмотрелся на путешествующую по стене от потолка к полу муху. Муха не слепо бежала вперед, а двигалась короткими перебежками, словно когда-то прошла курсы молодого бойца. Рывок; остановилась у обнаружившейся серой проплешины в побелке; потерла лапки; не нашла ничего ни съедобного, ни опасного; следующий рывок.
Муха почему-то навела ветерана на печальные размышления о своей в общем-то не вполне благополучной жизни. Рывок, остановка, рывок, остановка. Кому это все надо? На что он молодость угробил?
