Что?
Возможно, я установлю имя того морального урода, приятеля Айзис, который положил глаз на рубины и при первой же возможности прибрал их к рукам. И что мне толку от этой информации? Если только я не пожелаю донести ее до Айзис, чтобы наладить с ней отношения?
Но как это приблизит меня к письмам Гулливера Фэйрберна? Чем поможет узнать, кто убил Антею Ландау? В том мысленном списке у меня было восемь вопросов, но пока я мог получить ответ лишь на один из них: каким образом украшения оказались в номере на третьем этаже?
И все же меня не покидала мысль, что все эти события связаны между собой. Иначе получалось чересчур много совпадений. А если все действительно связано, то любая информация может навести меня на след.
Я натянул перчатки. Пока я не оставил в комнате ни единого отпечатка пальцев и не собирался оставлять их и впредь. На столике стояла медная лампа с зеленым абажуром. Я вспомнил, что уже видел ее во время своего первого визита. Я включил лампу и обошел комнату в поисках предметов, способных помочь мне узнать имя постояльца.
Будь я копом, все было бы проще. На одежде бывают метки из прачечных, которые могут привести к ее владельцу. Кстати сказать, любому копу надо лишь предъявить портье свой жетон и спросить имя и фамилию человека, зарегистрированного в номере 303. Стопроцентной гарантии это не дает, потому что постоялец мог зарегистрироваться под любым именем, вроде Питера Джеффриса, но это еще одна возможность, которая есть у копов и нет у воров. (Если учесть все их преимущества, просто поразительно, что мы вообще можем чего-то добиться.)
Я вошел в гардеробную и принялся изучать одежду — словно надеялся, что мама пришила метки, отправляя дочку в летний лагерь, и перебирал метки прачечных, будто они могли мне чем-то помочь. Вещи я складывал в чемоданчик на колесиках и с длинной выдвижной ручкой. Всего несколько лет назад такие были только у стюардесс, а теперь других и не увидишь. Этот был пуст, я закрыл его, выключил свет в гардеробной и уже собирался уйти оттуда, когда в мозгу что-то щелкнуло. Что-то такое я только что увидел. Черт побери, что же?
Багажную бирку.
Ну конечно. Люди обычно пристегивают к чемоданам бирки со своей фамилией, номером телефона и адресом, чтобы авиакомпания, потеряв багаж, могла найти владельца. (Это удобно и для того, кто украдет ваш багаж. Если ваши вещи ему приглянулись, он будет знать наверняка, где можно взять еще. И совсем хорошо, если вы пристегнете к чемодану свои ключи.)
И я склонился над багажной биркой, но, чтобы разобрать ее, мне не хватало света. Выпрямившись, я включил свет, но едва он вспыхнул, как я выключил его снова.
Потому что услышал, как в дверях поворачивается ключ.
О боже. И что теперь?
Оставаться в гардеробной? Но как же настольная лампа? Я метнулся в комнату и выключил ее, прислушиваясь к скрежету ключа в замочной скважине. Похоже, старый замок непросто открыть даже ключом, и то, что совсем недавно так меня раздражало, теперь казалось подарком судьбы. Назад в гардеробную? Нет, ванная ближе — и, не успев до конца додумать эту мысль, я уже оказался там, закрыв за собой дверь.
Как раз вовремя, потому что услышал, как открывается входная дверь, а через некоторое время — как она закрывается. Щелчка выключателя я не расслышал, но через щель под дверью различил свет.
Хорошо хоть, я не остался в гардеробной. В прошлом мне уже случалось застревать в гардеробной, когда неожиданно возвращались хозяева дома, но мне всегда удавалось уйти незамеченным. Вот только сейчас я едва ли мог рассчитывать на подобное везение. Ночь холодная, хозяйка номера почти наверняка надела жакет или пальто и теперь захочет его снять. Следовательно, в первую очередь она зайдет в гардеробную.
А куда, по-вашему, она зайдет во вторую очередь?
Разумеется, в ванную, и что делать, когда она обнаружит здесь меня? Прикинуться слесарем, которого прислали починить протекающий кран, я не могу. Я не так одет, да и инструментов для этой работы у меня нет.
Может, запереть дверь?
Только как проделать это бесшумно? Заглушить звук громким кашлем или шумом спускаемой воды? Но это она тоже услышит. А если и не услышит, то обнаружит, что ванная заперта, как только попытается ею воспользоваться. Затем она позвонит дежурному, они кого-нибудь пришлют, после чего мне придется, как вы догадываетесь, снова выслушать перечень своих прав. Не спорю, это очень познавательно, но ведь есть предел тому, как часто я готов их выслушивать.
Было еще окно с матовым стеклом, так что я не мог определить, выходит оно на пожарную лестницу или нет. Похоже, его не открывали после последнего ремонта, и нет никаких гарантий, что я сумею его открыть, а тем более что мне удастся сделать это беззвучно. К тому же оно маленькое, и не на что встать, чтобы до него дотянуться, и…
Ручка повернулась. Дверь открылась.
Но в этот момент я уже стоял в ванне, за занавеской, чувствуя себя в такой же безопасности, как Джанет Ли в «Психо».
Входя, женщина зажгла свет. Это не удивило меня, но и не обрадовало. Занавеска была почти непрозрачной. Сквозь нее я с трудом различал лишь смутный силуэт. Чем больше света, тем лучше мне было видно.
Если б эту занавеску придумал изобретатель одностороннего зеркала, я бы только порадовался дополнительному освещению. Но каждое qui имеет pro quo,[14] и чем лучше видел я, тем легче могли увидеть и меня.
Даже при свете я мало что мог сказать про свою гостью. Основываясь на стандартности ее силуэта, я сделал вывод, что она не высока и не мала, не спичка, но и не бочка. Но то же самое я бы сказал, и не видя ее вообще, и в девяти случаях из десяти оказался бы прав. Впрочем, я судил об этом не только на основании ее размытого силуэта. Я ведь видел ее одежду в шкафу.
Но теперь я знал и кое-что еще. Оказывается, она аккуратистка, даже педантка. По меньшей мере, брезгливая.
Потому что едва она зажгла свет, как поспешила закрыть дверь.
Не знаю, быть может, так поступают все женщины, а может, и не только женщины. Но когда я один в своей квартире, признаюсь как на духу, я никогда не закрываю дверь в туалет, чтобы отлить. Не сомневаюсь, есть люди, которые в таких случаях закрывают дверь, — я как раз находился рядом с одной из них, — равно как не сомневаюсь, что есть и такие, кто в подобных случаях включает в умывальнике воду, чтобы не было слышно, как они писают.
Воду она не включила, так что я все слышал вполне отчетливо. Это звучало бы соблазнительно, даже волнующе, если бы я обладал более извращенными наклонностями, чем те, какими наградил меня бог, но в данных обстоятельствах меня это скорее нервировало. И не то чтобы сам звук как-то меня оскорблял. Я просто завидовал. Легкое журчание напомнило мне о том, что у меня тоже есть мочевой пузырь, и мне тут же страшно захотелось его опорожнить.
Я не собираюсь останавливаться на этом подробно, но такие вещи полезно знать, если вы намерены вести преступную жизнь. Она состоит не только из романтики, шика и больших барышей. Безумное количество времени вам придется провести, испытывая острую потребность отлить.
У моей гостьи была такая возможность, и она ею воспользовалась. Затем она встала, спустила воду и помыла руки, как и следовало ожидать от человека, который не преминул закрыть за собой дверь.
Потом она открыла дверь, вышла, а в следующий миг у меня кровь застыла в жилах, потому что самым спокойным и непринужденным тоном она произнесла: «Твоя очередь».
Не то чтобы я возражал против такого предложения. Как я уже объяснил, я еще не переминался с ноги на ногу, но эта стадия была уже не за горами. Однако когда она успела меня заметить и как ей удалось скрыть свое открытие, чтобы теперь так небрежно сообщить мне о нем? «Твоя очередь» — и пока я воспользуюсь ее предложением, она снимет телефонную трубку и попросит дежурного внизу набрать 911.
И она оставила дверь открытой.
Замечу, что все произошло очень быстро и у меня не было времени хорошенько все обмозговать. Иначе, сами понимаете, я бы что-нибудь придумал, но, прежде чем закрутились шестеренки в моем пьяном/похмельном (выбирайте, что вам больше нравится) мозгу, в дверном проеме возник силуэт повыше и слегка задержался, чтобы прикрыть за собой дверь. Затем он решительно подошел к унитазу, нагнулся, чтобы поднять сиденье, выпрямился и приступил к делу.
Здесь я бы задернул занавес, если бы уже не стоял за ним. Он сделал то, за чем пришел, спустил воду, вымыл руки, вытер их полотенцем и, выходя, погасил свет. Дверь за собой он не закрыл.
Поэтому мне пришлось слушать, как они занимались любовью.
Несколько лет назад, когда я был еще подростком и лишь начинал воровскую карьеру, это занятие само по себе (стыдно признаться) имело для меня отчетливый сексуальный подтекст. Возможно, это стоит отнести на счет моей юности: тогда, кажется, все имело для меня сексуальный подтекст.
