а взамен, вместо любимого лакомства, Серж услышал вопрос.
– Сережа? Сереженька, это ты?
Сердце замерло и снова забилось с утроенной силой… Узнала? Эта старуха узнала его? Ничего страшного, после Революции в Париже много русских, стоит ли удивляться, встретив знакомого? Знакомую. Да и кто сказал, что старуха ему знакома? Она обозналась.
– Простите, мадам, но вы обознались.
– Нет, не обозналась, Серж Хованский. А ты, ты узнал меня?
– Простите мадам…
– Нет, Сережа, не прощу. Ни тебя, ни ее.
– Чего ты хочешь? – Притворяться дальше не было смысла, Серж никогда не умел притворяться. Если эта женщина – кто же она? Призрак далекого прошлого? Тень гнева? Просто одна из многочисленных парижских теней? – назвала имя, давно позабытое, погребенное на российских просторах имя, значит, она и вправду узнала.
– Мести. Смерти. Расплаты. – Рука-клешня – сплошные морщины на коричневой коже – вцепилась в рукав. – Не узнал меня, Сережа? Я ведь жена твоя, Стефания, графиня Хованская.
Жареные каштаны отвратительно пахнут, в голове не осталось ничего, кроме запаха, этого ужасного, выворачивающего нутро наизнанку запаха. И блеклых глаз Стефании Хованской.
Якут
И снова Верочка победила. Она и в сопливом детстве всегда одерживала победу, пусть Кэнчээри и старше на три года, пусть сильнее физически, пусть умнее – во всяком случае, ему хотелось думать, будто он умнее – зато у Верочки было умение убеждать и та самая пресловутая наглость, которая города берет. И Верочка вытянула все, до самой мельчайшей детали, до цвета кафеля в ванной, формы бокала и марки шампанского.
– Теперь ты, – Кэнчээри смахнул капельки пота со лба. Оказывается, быть по ту сторону допроса весьма утомительное занятие. – Давай, выкладывай, откуда ты знала Сумочкина.
Верочка ответила не сразу, сначала она поправила прическу, подкрасила губы, тщательно осмотрела колготы, в общем, тянула время по максимуму. Еще одна детская привычка – ничего не делать по первой просьбе, ей казалось, что стоит отринуть все эти мелкие ритуалы, и ей «сразу сядут на шею». Исключений Верочка не делала даже для родного брата. Особенно для брата.
– Ну… Ромочку все знали.
– Все – это кто?
– Все – это все. Люська, Машка, Ирка опять же. Ирка к нему даже по первой подкатывалась, ты же знаешь, как она на подиум рвется, перед любым мало-мальски значимым типом тут же на спину падает и ноги раздвигает. А Ромочка с самого начала себе цену набивал, с порога заявил, будто он – ведущий модельер, будто «л’Этуаль» лишь на нем одном держится, и вот-вот авторская коллекция выйдет. Ну Ирка и запала, а оказалось, что Ромочка не по этому делу. Да и трепло он конкретное, никакой он не ведущий, и до собственной коллекции ему еще пахать и пахать, а понтов выше крыши.
– Верочка! – взмолился Эгинеев. Пулеметная речь сестры не вызывала ничего, кроме головное боли. Кто такая Ирочка? А Машка? Машка – это, наверное, однокурсница, отвязная девица с мелированными волосами и страстной любовью к ультракоротким юбкам. Люська… Люська, надо полагать, из этой же компании, тоже какая-нибудь восходящая звезда российской журналистики, а в придачу заядлая охотница за сплетнями, что, впрочем, одно и тоже. Журналистские потуги сестры Эгинеев всерьез не принимал. Какая из нее журналистка, когда в голове одни шмотки да скандалы.
– Ладно, ладно, успокойся. Машка – это Купринцева, Люська – Якушева, а Ирка – Святцева. Первый раз с Ромочкой мы познакомились у нее на дне рожденья. Кажется, это был именно день рожденья, но не поручусь, ты же Ирку знаешь, она по любому поводу готова вечеринку замутить. Как туда попал Ромочка – понятия не имею, на этих тусовках вечно полно левого народа, каждый хочет примазаться. А у Ирки так вообще проходной двор. Ну Ромчка сразу в компанию вписался. А, стой, кажется, вспомнила, его Лелька приволокла. Лелька – это какая-то давняя Иркина не то подруга, не то родственница, не то случайная знакомая. Прикольная такая девица, тоже в модели метит, а не пускают, на этой почве они с Иркой и сошлись, а Ромчку она приволокла, чтобы похвастаться, вот, дескать, какие крутые у меня знакомые. А Ирка, не будь дурой, попыталась Ромку отбить…
Эгинеев хмыкнул, вот вам еще один замечательный пример женской дружбы. Хотя в данном конкретном случае дружбой и не пахло, сошлись два одиночества с одинаковыми проблемами, комплексами и мечтами о будущем, а потом одному повезло – появился шанс в лице Романа Сумочкина. Реакция второй стороны предсказуема.
– А дальше-то что?
– Да ничего. Ирка распсиховалась, но с Лялькой отношения рвать не спешила, вроде как хорошая мина при плохой игре. Надеялась, что Лялька ее за собой потянет, ну и Ромочка, значит, чтобы рядом был. Только Ромочка не спешил способствовать Лялькиной карьере. При каждом удобном случае знакомства свои поминал, а делать ничего не делал. Вот мы с девчонками и решили, что нет у него никаких связей, трепло он и понтовщик голимый. – Верочка вздохнула, словно сожалея, что Сумочкин не оправдал ее надежд. Конечно, дело не в порушенных мечтах подруги, а в том, что и сама Верочка не прочь была бы воспользоваться помощью Романа, проникнуть в закрытый для нее мир высокой моды, посмотреть, пощупать, и если получится поучаствовать в каком-нибудь скандале. Верочка просто обожала скандалы. А Ромочка ее разочаровал, именно поэтому она столь охотно делится информацией, это своего рода месть за обманутые надежды. И одновременно обмен: информация на информацию. Баш на баш.
– Ну, что еще тебе рассказать?
– Все.
– Все – это чересчур много, Кэнни. Давай поконкретнее.
Эгинеев и сам был бы раз «поконкретнее», но проблема в том, что он совершенно не представлял, о чем спрашивать. О тайном романе Сумочкина с конкурентами «л’Этуали»? Вряд ли Ромочка, при всей его хвастливости, трепался об этой стороне жизни. Но тогда о чем? Да ни о чем, Верочкина информация оказалась пустышкой. Снова она провела его, снова вместо конфеты подсунула камешек в яркой обертке. Пора бы уже привыкнуть, а все равно обидно, и Эгинеев, чтобы совсем уж не разочаровываться, попросил:
– Расскажи о Романе. Что он из себя представлял, как личность. Сильные стороны, слабые стороны. Ты же у нас наблюдательная, все замечаешь.
Лесть благотворнейшим образом повлияла на Верочку.
– Ну он как бы тебе объяснить, ненадежный. Вроде бы нормальный парень, а все равно ненадежный, скользкий, точно угорь, ни на один вопрос прямо не ответит, все вокруг да около, все с каким-то подтекстом, чтобы сразу понимали – он человек непростой, с большими связями и прекрасными перспективами. Вечно себе цену набивал, но
