острый, а наполнитель, состоящий из какой-то органики вроде сухой соломы, со временем совсем пересох и легко крошился.
– Как бы мне его весь не выкрошить.
Но совсем скоро Фима столкнулась с новой проблемой. Резать стало гораздо труднее, и к тому же падающие на пол обрезки стали какие-то не такие. Создавалось впечатление, что внутри соломы вложен плотный лист бумаги или даже картона, который Фима сейчас и кромсает.
– Ничего не понимаю. Что они туда запихнули? И зачем? Для поддержания формы, что ли?
Сначала Фима хотела оставить все, как есть, тем более что в целом сделанная ею работа уже выглядела удовлетворительно. Но потом ей стало любопытно.
– Да что же у них там такое?
И она потянула картонку на себя.
Оказалось, что это конверт. Не обычный почтовый, а большой, склеенный из плотной желтоватой бумаги, которая со временем стала почти коричневой. Внутри конверта что-то шуршало и перекатывалось.
– Шарики от моли? Нафталин? Вот индусы дают!
Но потом Фима поняла, что конверт наш, отечественный, напечатан в типографии «Красный Октябрь».
– Что-то непохоже, чтобы это было приветом из далекой Индии.
Фима открыла конверт, внутри была вложена довольно большая свадебная фотография, на которой была запечатлена сама чета новобрачных, а также их гости. Сделана она была в каком-то ресторане, а костюмы и прически этих людей говорили, что дело происходит где-то в середине девяностых годов прошлого века. Также было понятно, что тут собрались отнюдь не рядовые граждане, а почти исключительно деловые люди и их крыша.
– М-м-м… И кто они такие?
Помимо фотографии в конверт была вложена горсть женских украшений. Тут были золотые часики с бриллиантами, браслет с теми же камешками, несколько колец с очень крупными бриллиантами, серьги, брошь и ожерелье из жемчуга. Все изделия, кроме часиков, были изготовлены из платины, о чем говорили поставленные на них пробы еще советского образца.
– Если платина, то и камни недешевые. Синтетику могли поставить в золото, но в платину никогда. Да еще недостатка в алмазном сырье в СССР не было. Вот цветных камешков было маловато, на Урале изумрудные рудники порядком выработали еще раньше, прежнего объема они уже не давали, а вот с алмазами после открытия кимберлитовых трубок в Сибири проблем в стране не возникало.
Камни, вставленные в эти украшения, были просто огромными. И настолько прозрачными и чистыми, что Фима, как ни старалась, не могла найти в них ни малейшего изъяна.
– Дорогие украшения, интересно, чьи же они?
Вернувшись к фотографии, Фима убедилась, что данные украшения принадлежат виновнице торжества. И кольца, и ожерелье, и браслет с часиками являлись собственностью невесты и украшали именно ее персону. Увы, обратная сторона фотографии не имела никакой подписи. На ней красовалась лишь одна фраза: «Прости и прощай!»
Но кто и у кого просил прощение, а также за что он его просил, оставалось лишь гадать. Также эта надпись не вносила ясности, как могли звать жениха и его невесту.
Фима еще раз присмотрелась к чертам лица молодой, и внезапно ее осенило.
– Да я же ее знаю! Это наша соседка – Татьяна! Убитая! Только тут она моложе лет на тридцать, чем та, которую я знала. Значит, это ее драгоценности! А мужчина рядом с ней – это один из ее мужей.
Скорей всего, это был тот самый пострадавший от действий своих коллег бандит. Морда у него была соответствующей ширины, плюс толстенная цепь на шее.
– Надо бы побольше узнать про этого товарища, – прикинув на весу тяжесть найденных ею ювелирных украшений, сказала Фима. – Хоть он нам всем совсем и не товарищ, но все-таки такие цацки на дороге не валяются, их нужно было где-то заработать, а точнее, украсть.
Работа над пуфиком как-то застопорилась, Фиме она стала больше не интересна. Она отправилась звонить Арсению.
Тот ее звонку неподдельно обрадовался.
– Фима! А чего ты вчера не появилась? Мы же договаривались, что ты придешь!
Фима уже открыла рот, чтобы сказать, что она приходила, да его самого не было, но решила, что много чести. Пусть этот Арсений не воображает, что она станет за ним бегать, как эта Лена с ее пирожками-пирожными.
– Не могла! – отрезала она.
– Ну, это и к лучшему. Я ведь только что вспомнил, что тоже отсутствовал.
– И где был?
– Приходила ко мне одна ненормальная, наплела с три короба, а когда кинулись проверять, то оказалось, что все пшик. Только время даром потерял.
– Ну, хотя бы накормила тебя вкусно.
– Чего?
– Ничего! – огрызнулась Фима, с удивлением понимая, до чего зло звучит ее голос. – Я к тебе вот по какому вопросу звоню, подкинь мне информацию про первого мужа Татьяны. Хочу понять, чем он занимался и почему его посадили.
– Его не просто посадили, его расстреляли. И я тебе говорил, что расстрелян он был за педофилию.
– Значит, конфискации имущества не было?
– Его же судили не за хозяйственное преступление, думаю, что не было.
– И кто был наследник?
– Жена. Татьяна.
– А второй муж, которого сплющили?
– Тот тоже был одинокий. От него Татьяна унаследовала бизнес, но быстро его продала, сама понимаешь, воспоминания и все такое. Продала выгодно, в убытке не осталась, все деньги ей достались. А вот у третьего…
– Который бандит?
– Вот у него была сестра, которая на свою долю в наследстве вздумала претендовать. Конечно, ничего ей не отломилось от каравая. Жена все взяла себе.
– Понятно, спасибо.
Фима и сама не знала, за что благодарит. Ясней ей не стало, зато появился стимул – расправиться с двумя другими пуфиками. Как знать, возможно, внутри них предприимчивая Татьяна также устроила свои тайники?
– Так ты вечером придешь? – спросил Арсений. – Видак починился, работает отлично.
– Еще не знаю. Я очень сильно занята.
Арсений не стал допытываться, чем таким занимается его подруга, и Фима вернулась к своему занятию.
Увы, работа не принесла Фиме удовлетворения. Внутри двух других пуфиков не оказалось ничего, кроме трухлявого изъеденного каким-то жучком наполнителя. В своих поисках Фима совершенно его разворошила, пришлось сгрести его веником в мусорное ведро, а самой отложить перетяжку пуфиков до лучших времен и до покупки нового наполнителя.
Вернувшаяся домой тетя Римма буквально окаменела. Ей вид трех бывших пуфиков, превратившихся стараниями Фимы в скелеты, совсем не понравился.
– Дорогая моя, это уже слишком! – воскликнула она, обретя дар речи. – Теперь стало еще хуже, чем было! И зачем ты взяла мои портьеры?
Фима объяснила, и тетя окончательно выпала в осадок.
– Мое наследие? – заголосила она. – Пустить их на обивку этих
