Если у нас депрессия — мы выпьем отвар травок, нашептав на него успокой, и все как рукой снимет. Если у нас проблемы — мы почитаем Богородицыны Сны, лютые заговоры от напастей — и солнышко вновь засияет над небом.
— Говорят, парень ее обрюхатил да бросил. А приворожить его она не смогла, женатый он уже был.
— И что, из-за мужиков травиться? — недоуменно спросила я.
— Много ты понимаешь, — строго сказала Пелагея. — Сердечная боль — самая сильная. Так жжет, что никаким успокоем ее не унять.
Мы помолчали, сидя на крыше, как две канарейки на жердочке. Женька бродил по полю, его светлые волосы мелькали как желтый флаг. А я вспоминала. Про то, как выла после смерти Димки бродила по дому, ничего не видя из-за слез. Успокой и правда не помогал.
А если бы он не умер? Если бы я просто узнала, что он женат, принадлежит не мне, что у него есть дети, и он никогда, никогда не станет мне мужем?
Сердце на миг кольнуло острой, непереносимой болью, я вздрогнула, с трудом выдохнула и сказала:
— Поняла тебя.
— Вот с тех пор та ведьма и шалит, — как ни в чем ни бывало, продолжила Пелагея. — Сначала-то люди не поняли, что к чему. Похоронят дедушку, а вечером он с ними ужинать садится. Психиатричка туда только ездить успевала, полдеревни в диспансере закрыли, от белой горячки лечили.
— А остальные? — тихо спросила я.
— Там остались, — снова махнула она на северо-восток.
— На кладбище, что ли?
— Ну а где еще?
— Хоть я и некромант, но что-то мне нехорошо, — изрекла я. — Три-четыре мертвых, это еще куда ни шло. Но против целого кладбища мертвых мне не выстоять, толпой завалят.
— Да не, тридцать лет уж прошло, давно уж плоть истлела, — равнодушно отозвалась Пелагея. — Неотпетая ведьма наверняка там еще, так что лишний раз соваться не стоит. А вот у обычных покойников уже и косточки рассыпались, не встанут.
— Но все равно не по себе, — поежилась я.
— Точно, — согласилась старушка.
Я нервно покосилась на часы. Без пяти четыре. Потом смерила расстояние до виднеющейся вдали сожженной деревеньке. Километра три. Час ходьбы даже по такой грязи, но кладбище наверняка дальше.
Зазвонил сотовый. Я посмотрела на дисплей — номер высветился какой-то незнакомый.
— Кто там? — доброжелательно спросила я.
— Иван, — слегка замешкавшись, ответил чарующий мужской голос.
— Мы знакомы? — воодушевилась я.
— Конечно. Вчера в церкви среди ночи встречались.
— Иоанн? Ты, что ли? — разочарованно протянула я.
— Послушай, надо срочно поговорить.
— Говори, — согласилась я.
— Лично.
— Ну тогда завтра встретимся.
— Магдалина, ты не понимаешь. Мне СРОЧНО надо с тобой поговорить, — в голосе его мне послышались панические нотки.
— Слушай, Иоанн, тут такое дело, — вздохнула я. — Машина моя застряла за Богандинкой, и я сижу, как муха в варенье. Так что не выбраться мне.
— Господь послал тебе меня, — радостно перебил он. — Еду на выручку! Говори подробнее, где ты стоишь!
— Да не стоит, — заотнекивалась я.
— Стоит! — пресек он все возражения. — Как раз и поговорим.
— Ну, коль тебе так срочно — то езжай после Богандинки по дороге на карьеры. На полпути я и кукую.
— Жди! — велел он и отсоединился.
А я запоздало удивилась — а на чем он меня вытаскивать собрался? На велике, что ли?
— Ты не поверишь, кто нас сейчас спасать приедет! — обернулась я к Пелагее. — Батюшка Иоанн!
— А что, у тебя и правда с ним шашни? — загорелись ее глаза.
— Чего??? — челюсть со стуком брякнулась на серебристую крышу джипа.
— Все знают, — снисходительно ответила она. — Полюбовница ты его!
Я в растерянности уставилась на нее, не зная, то ли смеяться, то ли плакать. В принципе, мне совершенно без разницы на такие слухи, но если это дойдет до начальства Иоанна — ему придется несладко. Могут не только выпереть с работы, но и от церкви отлучить.
— И с чего это вы так решили? — беспомощно выдохнула я.
— Ну так а как? — пожала она плечами. — Он же от девок шарахается как от чумы, а с тобой вечно приветлив, в уголок отводит, шушукается. Неспроста!
— Да я как раз единственная на него не вешаюсь! — взвыла я. — Понимаешь? Мы с ним друзья! Он знает, что я его домогаться как другие не стану, вот и рад общению со мной.
— Попова дочка, Алеська, уж как перед ним хвостом крутила, а он на нее и не смотрит, — укоризненно поведала ведьма. — А ведь Алеська уродилась красы невиданной да нрава тихого и скромного, чем ему не пара? Ну-ка, признавайся, приворожила Иоанна?
— Да уж, нрава тихого да скромного, — рявкнула я. — Эта Алесенька, красавица ваша, на исповедь пришла в юбке до пят и с во-от таким разрезом. Так что Иоанну строение ее ног теперь доподлинно известно!
— Ревнуешь! — всплеснула она руками.
— Да ну вас, — махнула я рукой. — За парня обидно. Налетели все на него, так каждая и старается от него отщипнуть. Думаешь, ему легко, когда столько красивых девушек ему чуть ли не прямо обещают секс без всяких обязательств? Он ведь не каменный, Пелагея. Только вот он — священник от Бога, понимаешь? Не пойдет он на грех. Потому и мучает его плоть.
— Это все он тебе сам сказал? — подозрительно сощурилась она.
— Да сама не слепая, вижу, — хмыкнула я. — Мы же друзья, понимаешь?
— Эх, была б ты нормальной девкой, так пожанили б вас, и делу конец, — она взглянула в сизое небо и задумчиво добавила: — Как раз осень, славно свадьбу играть.
— Э, — возмутилась я. — А сейчас я ненормальная? И вообще — какое «пожанить»? У меня Дэн!
— Сейчас ты — ведьма, а он — поп, — разъяснила Пелагея. — Так что ему сроду не разрешат на тебе жаниться.
— Да я и не настаиваю.
— А что касаемо этого Дэна, так не смеши народ, а?
— В смысле? — опешила я.
— Не пара вы, — жалостливо глядя на меня, произнесла она. — Ведь поиграет он и бросит, Марьюшка. Не женится он на тебе.
— Вы чего, сговорились? — тихо сатанея, спросила я.
— А что, я не первая? — с удовлетворением в голосе осведомилась она.
— Пелагея, мы с ним родные, как ты не поймешь. То, что мы будем всю жизнь рядом — это да и аминь.
— А чего же он тогда не женится?
— Вы дадите мне самой сделать выбор или нет? — гневно рявкнула я. — Что вы все меня провоцируете? Мне же с ним всю жизнь жить, детей растить, хоть присмотреться дайте! А то мы с ним и знакомы-то менее полугода, а вы уж все уши прожужжали — не женится да не женится!!! Да он уж давно мне предложение сделал, ответа ждет!
Пелагея испуганно посмотрела на меня снизу сверху, отняла ладони, которыми инстинктивно прикрыла ушки, и мелко закивала головой:
— Так бы сразу и сказала, теперь поняла!
«Врет», — хмыкнул внутренний голос.
«Точно», — согласилась я.
На дороге тем временем показалась какая-то машина, бодро подкатила к нам и оказалась джипом «Шевроле». Из него вылез батюшка Иоанн и радостно нам улыбнулся:
— А вот и я.
— Так быстро! — всплеснула руками Пелагея.
— Спешил, — коротко сказал он, взглянул на меня и мне отчего-то стало неуютно. — Магдалина, мне надо с тобой поговорить.
— Говори, — разрешила я, и дурные предчувствия охватили меня.
— Ну не при людях же, — смешался он.
Глаза Пелагеи победно блеснули. «А еще отпиралась», — читалось в ее взоре, обращенном на меня.
— Говори, — с нажимом велела я. — Все равно мне с этой крыши сойти затруднительно.
— Я помогу, — вызвался он.
Пелагея просто блаженствовала, глядя за нашим воркованием. Как же, Иоанн все бросил, полетел на выручку любимой, да еще и срочно что-то желает ей сказать! Некстати вспомнилось, что сплетница она еще та.
— Говори, милок, я уши-то закрою, — хитро велела бравая бабулька.
— Вань, если ты не скажешь, люди невесть чего подумают, — вздохнула я.
Он потоптался, собираясь с духом, и наконец помотал головой.
— Нет, Магдалина. Не могу. Боюсь.
— Чего? — хором воскликнули мы с Пелагеей.
— Да вдруг откажешь, — признался он.
Тут уж и я была заинтригована. Что же такое он мне собрался предложить?
— Да ладно тебе, — доброжелательно улыбнулась я. — Мы же друзья, забыл?
— А я уши уже заткнула, — сообщила Пелагея. — И ни-че-го не услышу. Беседуйте на здоровье.
Он нерешительно посмотрел на меня.
— Говори, — кивнула я. — Раньше выйдешь — раньше сядешь.
— Ну и шуточки у тебя, — пробурчала «ничего не слышащая» бабулька.
— Марья, — выдохнул он наконец, — выходи за меня замуж.
У нас с Пелагеей синхронно отвисли челюсти.
— Чего-чего? — недоверчиво протянула она. — Повтори-ка, милок, чегой-то я не расслышала.
Иоанн тем временем взял себя в руки, взглянул мне в глаза и спокойно сказал:
— Я понимаю, время неподходящее, и место тоже. Но я прошу тебя, Марья, выйди за меня. Ты единственная, кто стал мне душевным другом, единственная, с кем мне есть о чем поговорить, чьим умом я восхищаюсь, — он запнулся, окинул меня внимательным взглядом и неожиданно закончил: — И ты так прекрасна в лучах заходящего солнца, что любые слова тут бессмысленны.
