А теперь у него в штанах зашевелилось, медленно и нарочито, словно развертывались кольца проснувшейся змеи. Предвкушая эрекцию, мать всех эрекций, Чаз с отчаянием смотрел в будущее, в котором ему не с кем ее разделить. Часы неумолимо приближали миг полной боевой готовности, но выбор партнера был прискорбно ограничен. В отличие от многих его друзей, у Чаза не было безотказных подружек, которых можно вызвонить в случае внезапной необходимости. Женщины, с которыми он спал, как правило, рвали с ним, как только его гнилое нутро выплывало на свет – обычно через два-три месяца после первого свидания. В результате имена в Чазовой записной книжке делились на две категории: бывшие подружки, которые ненавидят его, и текущие подружки, которые рано или поздно возненавидят его.
Поскольку сегодня Рикка неким мистическим образом вышла из строя, единственной заменой ей была слегка тронутая любительница нью-эйдж и рефлексологии, которая откликалась на имя Медея. Чаз познакомился с ней, играя в гольф в северном Бока, где она предлагала массаж возле сокового бара между девятой и десятой лункой. Чаз всего три раза спал с Медеей, и впечатления она оставила смешанные. Она была довольно алчная (и гибкая, как обезьяна-ревун), однако у нее обнаружилось несколько досадных привычек, в том числе склонность во время соития напевать себе под нос. Любимой ее мелодией был «Племенной сон» – Медея утверждала, что его втайне написал для нее какой-то Янни[38]. Еще она любила ритуально намазывать себя (и в результате Чаза) теплым маслом пачули, и мерзкая вонь приставала к коже намертво, как терпентин. Не меньше раздражала ее сорочья манера одеваться. Чаз вздрогнул, вспомнив ту ночь, когда ее сережки (которые могли бы служить дельтапланами) сначала запутались в растительности на его груди, а потом выдернули из нее изрядный пучок.
И, наконец, ее наркотическое пристрастие к рефлексологии, в которой Медея настойчиво практиковалась на Чазе после каждой сексуальной схватки, жестоко выкручивая ему руки, ноги и пальцы и грубо выворачивая шею. После каждой встречи с нею Чаз по несколько дней глотал болеутолители, как попкорн.
Вот какой была Медея. Она обрадовалась звонку Чаза по самые уши.
Когда она приехала к нему домой, Чаз ждал у двери с бутылкой вина и стояком мирового класса.
Воспоминания Джои о семье несколько выцвели от времени, но в душе она всегда лелеяла неизгладимый образ родителей – рука об руку, улыбаются. Именно так они выглядели на большинстве фотографий, которые она хранила, – неразлучная счастливая пара. Она помнила, что в доме вечно смеялись; особенно ее мать умела находить смешное в повседневности. Такая наблюдательность, наверное, была полезна для владелицы казино, фабрики человеческой глупости.
Теперь Джои представляла, как Хэнк и Лана Уилер смотрят на нее с небес и недоумевают, неужели их единственная дочь опять сгоряча напортачила. Что уж тут отрицать, положение презабавное – она лежит под кроватью, пока ее муж пытается назначить свиданку.
– У меня для тебя сюрприз, – сказал Чаз в телефонную трубку.
Несмытый унитаз, очевидно, не предупредил его о вторжении незваной гостьи. Джои смотрела, как его бледные, покрытые синими венами ноги расхаживают по ковру. Как легко было бы протянуть руку и вонзить нож в его пухлый безволосый палец.
– Да ну, приезжай, – приставал Чаз – этот тон его невидимая супруга отлично знала. – Поговорим, когда приедешь. Я все исправлю.
Джои изучала ногти у него на ногах в надежде, что под ними незаметно произрастает какая-нибудь экзотическая болотная гниль из Эверглейдс.
– Не сегодня. Пожалуйста, – настаивал Чаз. – Ради меня.
«Ха! – подумала Джои. – Она его динамит».
– Погоди, Рикка, это из-за того, что случилось в обед? Все снова нормально, киска, я о том и говорю. Лучше и больше, чем раньше, обещаю…
Теперь у Джои появилось имя, которое можно связать с девицей на том конце телефонного провода. «Рикка. Что-то знакомое. Это, часом, не его парикмахерша?» – Миссис Чарльз Перроне лениво сжала деревянную рукоятку столового ножа.
– Вот дерьмо, – пробормотал Чаз. Рикка явно бросила трубку. Пружины жалобно взвизгнули, когда он тяжело сел на кровать.
«Дуется», – догадалась Джои. Она смотрела на его костлявые розовые лодыжки с размытыми границами загара. На одной босой пятке был ужасный волдырь – натер, туфли для гольфа не подошли. «Лопнул и наверняка очень болит», – думала Джои, рассеянно пробуя кончик лезвия ногтем большого пальца.
Чуть раньше был шанс сбежать, десятиминутное окно, пока Чаз принимал душ, а его гость – тот, который топал, как слон, – убрался в гостевую комнату. На секунду Джои захотелось ускользнуть, выползти из-под кровати и пулей рвануть через заднюю дверь. Это было бы мудро, и она серьезно об этом подумывала. Но когда еще у нее появится шанс понаблюдать за мужем, обманщиком и убийцей, в действии?
Она услышала, как пищит клавиатура телефона – Чаз набирал новый номер.
– Медея? – спросил он.
«Ну, вот теперь позабавимся», – подумала Джои.
– Что ты делаешь сегодня вечером, конфетка? – поинтересовался он. – Если хочешь, приезжай, послушаем музыку. Да… ко мне домой.
«Ко мне домой?» – Джои заскрежетала зубами. Она заметила, что Чаз непроизвольно притопывает ногой – ублюдок явно хочет бабу.
– Адрес сейчас скажу, – пообещал он. – Карандаш взяла?
Джои внимательно слушала, как он одевается и наводит красоту. Она знала наизусть весь саундтрек: резкий щелчок крышки дезодоранта, мягкое жужжание машинки для стрижки волос в носу, ритмичное пиликанье зубной нитью по молярам, заунывный йодль полоскания.
Когда до Джои дошло, что последует дальше, ей полагалось ощутить, что она в ловушке, если не в панике, потому что она, разумеется, не имела ни малейшего желания слушать, как ее муж пыхтит и подпрыгивает на другой женщине. Но она оставалась странно спокойной, будто что-то предчувствуя. Разве это не идеальный повод вернуть ему обручальное кольцо, которое она таскала за собой, как фальшивую монету, с тех пор как Мик Странахэн ее спас? Очень важно Для столь символичного жеста выбрать подходящий момент, и Джои надеялась произвести сокрушительное впечатление на Чаза Перроне и его гостью.
Которую, как выяснилось, действительно звали Медея.
Джои услышала, как муж открывает парадную дверь, задушевный щебет в гостиной, хлопок пробки. Потом заиграла музыка – кельтские народные баллады, неопровержимое доказательство Чазова похотливого отчаяния.
Меньше четверти часа, и ему удалось затащить Медею в спальню. Она зажгла ароматические свечи, воскурила благовония, и Джои чуть не чихнула. Пока Медея порхала по комнате, обустраивая любовное гнездышко, Джои рассматривала то немногое, что могла видеть, – золотой ножной браслет с бирюзой, рудиментарная татуировка розы, бледно-лиловый лак на ногтях, ноги загорелые, но далеко не изящные.
– Я кое-что принесла, – сказала Медея, и через несколько секунд они оба стали сбрасывать одежду двумя кучками. Джои углядела бирку платья в крестьянском стиле (десятый размер); интересно, эта женщина такая же высокая, как она сама?
Когда Чаз сбросил трусы, Медея сказала:
– Привет, малыш!
– Я же говорил, что мы по тебе скучали, – с невыносимым самодовольством заявил Чаз.
– Сюда. – Медея похлопала по кровати. – Давай-ка я тебя разотру.
– Не надо. Я и так расслаблен.
– Нет-нет, не спорь. Мамочка лучше знает.
Джои зажала рот руками, чтобы не засмеяться.
– Но я уже готов, – нетерпеливо возразил Чаз.
– И ты по-прежнему будешь готов, когда мы покончим с растиранием, – сказала ему Медея, – и я тоже буду готова. А сейчас будь настоящим бойцом и полежи тихо, пока я разогрею масло.
– Сладенькая моя, не надо. Эти простыни – из чистого шелка.
– А ну замолчи.
Чаз растянулся на кровати, и пружины запищали, словно воробьи. Джои занервничала: сколько может весить Медея? Икры вроде не толстые, но это еще ничего не значит. И что за здоровенный мужик бродит по дому? Джои не слышала, о чем они с Чазом говорили в кухне, но отнюдь не исключала, что ее муж наконец собрался осуществить давно лелеемую фантазию и заняться любовью втроем.
«Прискорбная ирония судьбы, – подумала Джои, – если кровать сломается и меня до смерти раздавит оргия».
– Ух ты, – услышала она голос Медеи.
– Ага, – гордо согласился Чаз.
– Это нормально?
– Только не говори, что тебе не нравится.
– Нет, просто он… – Медея запнулась, – я что-то не припомню, чтобы он был таким…
– Счастливым.
– В точку.
«Чаз умер и попал в рай для свиней, – подумала Джои. – Он может трепаться о своем члене всю ночь напролет».
Джои съежилась, когда Медея забралась на кровать, но никаких сейсмических последствий это не возымело. На минуту или две разговор затих, но потом Чаз внезапно застонал:
