Продолжая ворчать, он, тем не менее, принялся отодвигать засов, закрывавший дверь.
– Это вы, шеф? Вам что-то нужно?
Едва Чарли отворил замок, как дверь сильным ударом оттолкнула его в сторону. То и в самом деле был Барзюм – бледный и мрачный, как сама смерть. Он стремительно прошел в купе. Секретарь к тому моменту уже окончательно проснулся.
– Что случилось, патрон? – спросил он.
Барзюм ударом ноги захлопнул дверь и, положив обе руки на плечи Чарли, посмотрел на него каким-то диким и в то же время растерянным взглядом.
– Вы проснулись? – спросил директор. – Вы меня слышите? Понимаете?
В эту секунду Чарли показалось, что импресарио довольно сильно тронулся. И он не на шутку перепугался. Но возможно ли, чтобы такого сильного, стального человека охватило безумие? Ведь он всегда казался хладнокровным, даже флегматичным и в любых ситуациях великолепно владел собой.
– Да, конечно, – ответил Чарли, – я проснулся, вы же сами видите, патрон. Но что случилось?
Секретарь почувствовал, как ногти Барзюма невольно вцепились в его плечи и даже немного поцарапали кожу.
– Нет, черт возьми! – прорычал Барзюм. – Я вижу, вы еще спите. Сделайте же усилие, ну!
С этими словами он мощно встряхнул Чарли и с силой швырнул его на кровать.
– Погодите же, я вас приведу в чувство!
Бедный секретарь и рта не успел раскрыть, как разгневанный директор наполнил целую кастрюлю водой и выплеснул ему на голову.
– Ну что? – спросил Барзюм. – Надеюсь, вы больше не спите?
После такого душа Чарли, ясное дело, стало не до сна. Плюс к тому, он еще и порядком обиделся на шефа.
– Да что вы себе позволяете, в конце-то концов! Я же сказал, что не сплю, значит, не сплю, что еще надо?
Он поднялся, желая оттолкнуть Барзюма и взять полотенце, чтобы вытереть лицо и голову. Но патрон преградил дорогу и крепко сжал его в руках.
– Дорогой мой, – сказал импресарио, – ради Бога, не сердитесь, этот душ и ночное пробуждение будут вам оплачены отдельно и сверх зарплаты. Просто мне необходимо, чтобы вы были в состоянии меня слушать и отвечать на вопросы.
Но в этот момент терпение покинуло бедного Чарли. В свою очередь, он тоже вцепился в шефа и порядком тряхнул его.
– Вы! – воскликнул он. – Вы начинаете меня бесить! Так невозможно работать! Ни секунды покоя! Говорите, что надо, или проваливайте восвояси!
Между тем, гнев Чарли заставил Барзюма улыбнуться. Он даже чуть не прыснул от смеха.
– О'кей! Вы сердитесь – значит, вы проснулись, вы в ярости, стало быть, и в здравом уме. Вы меня слышите, Чарли?
– Ну разумеется!
– Посмотрите на меня.
– Смотрю – дальше что?
– Вы уверены, что это в самом деле я перед вами?
Вопрос прозвучал более чем странно. Чарли даже не понял, как на него и ответить-то.
Но Барзюм повторил:
– Узнаете вы меня или нет, черт возьми? Посмотрите внимательно – это точно я, Барзюм, директор цирка?
– Естественно… а почему вы спрашиваете?
– Наверное, не без причины, а? – нервно отреагировал Барзюм.
Импресарио несколько минут молча ходил по купе взад-вперед, затем остановился перед секретарем. Он выглядел еще более встревоженным.
– Чарли! Вы в состоянии доказать, что действительно проснулись как следует?
И так как секретарь глядел на него с возрастающим ужасом, Барзюм добавил:
– О, прошу вас, не смотрите на меня такими глазами! Если б вы знали, каково мне сейчас! И как я нуждаюсь в вашем хладнокровном и трезвом суждении…
Но, не закончив фразы, импресарио призадумался.
– Вот что, мой дорогой Чарли, – сказал он, – садитесь-ка за ваше бюро. Так. Хорошо. Возьмите перо. Вы готовы писать?
– Да, – ответил секретарь, взволнованный не на шутку и начинавший сожалеть, что в вагоне нет специальной кнопочки для сигнала тревоги.
– Итак, – продолжал Барзюм, – обмакните перо в чернила, берите лист бумаги и пишите то, что я попрошу.
– Хорошо, но что именно, шеф?
– Да так, пустяковину. Напишите, что вы делали сегодня вечером.
Чарли, полагавший, что имеет дело с сумасшедшим, что Барзюм, вероятно, тронулся от сильного переутомления, приготовился уже обмакнуть перо в чернильницу, но чуть не подпрыгнул от поставленного перед ним странного вопроса.
– Патрон, – произнес молодой секретарь, – успокойтесь, я вас умоляю! Вы меня, ей-Богу, пугаете. В чем дело? Я смотрю, происходит нечто из ряда вон…
Директор пожал плечами.
– Да-а, – проронил он удрученно, – вы, верно, также считаете меня сумасшедшим.
Тут на него вновь нахлынул припадок гнева:
– Но нет, дьявол меня побери! Ни хрена я не спятил, ясно?! В том-то и штука – я в полном здравии и рассудке!
И, немного успокоившись, он заявил:
– Чарли, в общем, пишите, что вы делали сегодня вечером.
– Но, мсье, вы это знаете так же хорошо, как и я, поскольку…
– Пишите, пишите! – настаивал Барзюм.
Чарли понял – так или иначе, а все равно придется подчиниться.
– Бедняга, – подумал секретарь, – вот и поди ж ты! Даже самый светлый разум порой мутнеет.
Между тем, решив, что с помешанным спорить бесполезно, и не желая поэтому лишний раз нервировать своего шефа, он проговорил:
– Ладно, так и быть, уже пишу.
И он действительно написал то, что уже не требовало никаких объяснений:
«Я работал с вами, мсье Барзюм, до половины одиннадцатого или, может, до одиннадцати без четверти, потом вернулся и около полуночи лег спать».
Секретарь протянул бумажку Барзюму.
Однако тот даже не взглянул на нее. Капли пота выступили у него на лбу, глаза зажглись лихорадочным светом, и он буквально затопал ногами на месте.
– О, Господи! – вскричал импресарио. – Я был уверен, что вы это напишите… Ну, конечно, мы весь вечер проработали вместе, вы ушли от меня около полуночи… Я вовсе не псих…
Но посмотрев на подчиненного, он выпалил с раздражением:
– И все же я – ненормальный, и вы также, Чарли! Это бесспорно, это совершенно точно. Так как я не работал сегодня с вами и не находился в этом поезде.
После этих слов Барзюм расхохотался каким-то зловещим смехом. А затем, не успел секретарь сделать и движение, как шеф бросился к выходу из купе, открыл дверь, вышел, и Чарли услышал, как он закрывает с той стороны замок на ключ.
Что же произошло на самом деле? Почему Барзюм вел себя таким, более чем странным образом? И что означали все эти загадочные слова? Может он и вправду обезумел, в чем все больше убеждался бедный Чарли?
Когда Соня Данидофф подошла к поезду (в то время, как сам Барзюм направился в ближайшую жандармерию отвезти лжеконюха, так, впрочем, им и не узнанного), она, повинуясь указаниям своего возлюбленного, прошла в специальную квартиру хозяина цирка.
Соня Данидофф действительно была любовницей Барзюма. Эта связь не особо скрывалась, но все же была неофициальной.
Хорошенькая русская княгиня за свою жизнь поучаствовала во многих авантюрах и приключениях, следовательно, имела кое-какой опыт и не стремилась афишировать свою страсть к американцу, директору всемирно известного цирка.
Барзюм, в свою очередь, очень даже заботился о собственном реноме серьезного человека, равнодушного ко всем посторонним вопросам, не относящимся непосредственно к работе. Поэтому, подойдя к поезду, Соня Данидофф старалась все делать тихо и незаметно.
Пробравшись в квартиру Барзюма, она скинула красную шелковую мантию, обшитую золотом, а также кофточку из колючей шерсти, потом поочередно стянула с пальцев многочисленные драгоценные кольца, которые обожала.
Она находилась одна всего несколько минут. Вдруг за ее спиной открылась дверь, и знакомый голос спросил:
– Как, это вы, мой друг? Вы здесь? Какой приятный сюрприз!
Княгиня резко обернулась и посмотрела на Барзюма. Ее лицо выражало беспредельное изумление.
Почему Барзюм, покинувший Соню минут десять назад и договорившийся с ней о встрече в этой квартире, теперь так удивился, увидав ее?
Соня смекнула, что, видно, импресарио решил пошутить, и с улыбкой ответила:
– Мой дорогой друг, этот сюрприз – ничто по сравнению с тем, что мы испытали совсем недавно. Вы согласны?
Ее прервал невозмутимый голос директора:
– Извините, Соня, но я не совсем понимаю. Какое испытание вы имеете в виду?
Вопрос показался ей, по меньшей мере, нелепым. Княгиня даже прыснула от смеха.
– Ну и ну, – сказала она, – да вы, я погляжу, настоящий оригинал! Неужто я должна напомнить, что каких-то полчаса назад мы чуть не оказались начисто ограбленными?
– Ограбленными? – повторил Барзюм.
Он посмотрел на нее с нескрываемым беспокойством.
– Несомненно, – продолжала Соня, – разве вы забыли, что на нас напал жуткий бандит? И если б не ваша отвага, дорогой Барзюм, я бы лишилась машины. Ведь этот подонок нам угрожал…
– Простите, – произнес импресарио, – но я, право, не понимаю, о чем вы говорите, Соня. На что вы намекаете?