«Что я туда полезу? Человек принимает душ… Подожду ее здесь, потом объяснимся».
Она прошлась по комнате, осматривая мебель в сельском стиле, и не удержалась от соблазна потрогать каждую баночку с кремом и даже примерить пару сережек из белого металла с блестящими камешками. Аня оценила серьезную классическую литературу, книги стояли за стеклом в шкафу, который был очень древним и ценным. Правда, тут же на прикроватной тумбочке лежала пара женских детективных романов. Анна уселась в кресло рядом со столом, заваленным всяческим, и подтянула под себя ноги.
«Что-то долго Кристина моется, хотя это не мое дело. Вот будет неудобно, если они выйдут оттуда вдвоем с Маратом. Обнаженные и довольные, а тут картина „Не ждали“.
Аня посмотрела на часы и зевнула. Именно в это время зазвонил телефон, настолько резко и пронзительно, что Аня даже подпрыгнула в кресле.
«Господи! Ну и звоночек! Как еще Кристина заикой не стала? Кому надо звонить в два часа ночи?» — недовольно подумала Аня и взяла трубку.
— Алло? — спросила она по-немецки, ведь, кто бы ни звонил Кристине так поздно, он явно не ожидает услышать русскую речь.
— Деньги собрала? — раздался грубый и какой-то неестественный голос.
— Деньги? — растерялась Аня, переходя на английский язык.
Ответом ей было исполнение припева песни «Аббы» «Мани, мани, мани».
— Миллион готов или ты дуришь меня? — не меняя интонации, произнес голос.
— Готов, — почему-то ответила Аня, не зная, к чему это может привести.
— Очень хорошо, а то я уж думал, что твоему Марату голову придется снести.
Анна даже закрыла рот рукой, чтобы не вскрикнуть.
— Что с Маратом?
— Он жив, пока… но чувствует себя плохо. Принесешь деньги завтра утром в договоренное место и тогда, возможно, спасешь жизнь своему любовнику. Поняла? — Голос был грубый и неприятный, а уж если принимать во внимание все, что он говорит… — Поняла?! — Угроза в голосе мужчины усилилась.
— Поняла… только…
— Что?!
— А где место нашей встречи? Я что-то запамятовала.
— Ты, Кристина, издеваешься, что ли? — Голос от возмущения даже изменился.
— Вы только ничего не делайте с Маратом, хорошо? — запаниковала Анна, проклиная себя за то, что взяла эту злосчастную трубку. — Я все сделаю, только скажите, куда принести деньги?
После минутного замешательства мужчина назвал адрес, пояснив:
— Это лес. Деньги надо положить в большой, пустой внутри пень, и чтобы никаких полицейских. Тебе не удастся меня провести, я буду за тобой следить.
Мужчина отключился, а Аня поняла, что снова куда-то вляпалась. Главное, что теперь стало понятно, почему они давно не видели Марата.
«Зачем я ответила на этот звонок? Я же в чужом доме! По инерции? Вдруг этот мужчина понял, что я не Кристина, вдруг он причинит вред Марату? И все из-за меня? Какой ужас! Нет уж, Кристине придется объяснить мне все, и очень подробно. Что-то она долго моется…»
Анна, которую трясло от нервного возбуждения, подошла к двери в ванную комнату и громко постучала.
— Кристина! Кристина, выходи! Это я, Анна!
Ответа не последовало, и Аня решительно рванула дверь на себя. Белоснежный кафель, дорогая сантехника, какой-то неприятный, едкий запах и задернутая занавеска с веселыми рыбками, закрывающая ванну. Аня холодной, словно не своей рукой отодвинула занавеску и едва не потеряла сознание. Даже труп не мог бы произвести такого впечатления, но она увидела не труп, а скелет. Самый настоящий скелет с одутловатым и страшным лицом Кристины, голова которой торчала из жидкости. Аня не успела ни о чем подумать и благополучно отключилась.
Ане стало радостно только оттого, что она хотя бы вспомнила, как ее зовут. Больше она ничего вспоминать и знать не желала, хотя сидящий напротив мужчина, очень похожий на полицейского Симона Хаса, явно хотел ее объяснений. Это-то и пугало Аню.
— Надеюсь, мне приснился страшный сон? Самый страшный за всю мою жизнь!
— Если вы имеете в виду труп, то есть скелет Кристины, то это — жестокая явь! — ответил Симон, выглядевший весьма неважно. У него заметно дрожали руки и даже щеки.
— Этого не может быть… — прошептала Анна, беспомощно водя руками по атласному покрывалу, которым ее укрыли, — вы мне тоже снитесь.
— Могу вас ущипнуть.
— Не надо… я вам верю, — сразу же сказала Анна, приподнимаясь на подушках и осматриваясь. Ужас в душе усиливался с каждой минутой. Небольшая, но уютная комната со стенами, обитыми панелями из светлого дерева, под потолком лампа с матерчатым абажуром, по краям которого шевелились от сквозняка шелковые кисточки. Совершенно незнакомая мебель, незнакомая кровать и навязчиво красивый пейзаж за окном, как, впрочем, все в Австрии. Анна вернулась мыслями и взглядом к единственно знакомому пятну в этой комнате, лицу Симона Хаса.
— Вы обманываете меня, со мной что-то случилось, мне не могло это привидеться… Где я? Я ничего не узнаю! Это явно не больница, но я не помню, как сюда попала! — У Анны начиналась истерика.
— Успокойся. — Полицейский взял ее беспомощную и все еще холодную ладонь в свою руку. — Ты и не можешь ничего помнить. Насколько я понимаю, ты находишься в этой комнате в первый раз.
— Где я? Господи, что за боль в голове? Меня пытали? Вы ставили надо мной опыты? Меня похитили инопланетяне? Хотя я такая бестолковая и в последнее время так часто попадаю в глупые ситуации, что вряд ли я нужна инопланетянам, — сама спросила и сама же ответила Анна.
Симон усмехнулся:
— Трудно сказать, кто из нас стал бы хорошим экземпляром для полноценного изучения человечества. Но ты не была похищена… Когда ты увидела труп…
— Скелет?
— Вот именно! Ты потеряла сознание и сильно стукнулась головой о раковину. Когда тебя нашли, картина выглядела устрашающе. Бледная, фактически бездыханная девушка, как выразился наш патолог… кхе, врач, с пульсом слабого наполнения — и вокруг головы ореол красной крови. Мы сначала подумали, что у нас два трупа, а потом поняли, что ты жива.
— Спасибо и на этом.
— Врач сказал, что тебя лучше не трогать и не транспортировать. Поэтому тебя и положили в одной из пустующих комнат. Кристина была очень хорошая хозяйка, у нее в доме очень чисто и прибрано.
— Она была … значит, она умерла. — Анна сделала только один вывод из всей его речи.
— А ты сомневаешься?
— Значит, я все еще в ее доме?
— Именно. Ты спала сутки.
Анна недоуменно посмотрела на полицейского.
— Тебе кололи успокоительное и обезболивающее, — пояснил Симон.
— Что случилось с Кристиной? — спросила она, чувствуя, как язык прилипает к небу.
— Я у тебя решил об этом спросить, как только врачи позволили, — усмехнулся полицейский.
— Я не скажу ничего, пока вы мне не ответите, что за чудище обглодало Кристину до костей. Или вы мне сейчас и людоедство припишете?
— Не смешно! Ее не обглодали, как ты выражаешься, ее растворили.
— Что?
— Понятно, что не в стиральном порошке. Ванна, где лежало то, что осталось от Кристины, была наполнена кислотой…
— Не сама же она ее наполнила… — прошептала Аня.
— На самоубийство не похоже, если ты об этом, — ответил Симон.
— Какой ужас… — прошептала Аня и посмотрела на огромную люстру с тканевым абажуром, напоминавшим гигантскую морскую медузу, шевелящую своими щупальцами-кисточками.
«Абажур здесь, а хозяйки уже нет», — подумала Анна.
— Что ты можешь мне рассказать? — вырвал Анну из ее мыслей полицейский.
— Что именно? Не наливала ли я Кристине кислоту в ванну? Такая банщица с приветом… Нет… к сожалению, я ее уже застала в таком состоянии, отчего и потеряла сознание.
— Я не об этом, — сказал Симон, — что ты вообще делала у нее в доме ночью? Да еще в ее ванной? Как-то странно….
Анна наморщила лоб, пытаясь принять серьезный вид, но даже это незначительное движение бровей вызвало дикую боль в голове.
— Она пригласила меня сама…
— Когда? Кто это может подтвердить?
— На вечере молодого вина я получила записку. Кристина просила немедленно прийти к ней, а я, балда, особо не спешила… А когда вспомнила и принеслась, было уже поздно… А следы сопротивления есть? — внезапно поинтересовалась Анна. — Хотя кто на такую странную смерть идет по доброй воле?
— Если они и были, эти следы, то их уничтожила кислота. Так что такого важного хотела сообщить тебе Кристина?
— Не знаю, я не успела…
— А вот фраза, что опасность грозит ее любимому человеку? Она тебе о чем-то говорит? — допытывался Симон. — И почему Кристина именно тебя попросила прийти?
— Я не знаю, — честно ответила Аня, не понимая, почему все-таки этот дотошный полицейский ее пытает. Неужели не ясно, что каждое шевеление мысли в ее голове дается ей с большим трудом и сопровождается физической болью вкупе с тошнотой?
