– Прости, но это единственный способ спасти невиновного человека, – жалобно сказала она.
– Невиновного? А ты уверена, что он невиновен?
– Господи, но я же тебе говорила. Я думала, что ты меня понял. Или ты все же думаешь, что я это придумала?
Он полностью справился со своим гневом, лицо стало холодным и отстраненным.
– Не важно, придумала ты или нет, главное, что ты мне лгала, – сквозь зубы почти с презрением произнес он.
– Ошибаешься, я кое-что от тебя утаила, но лжи не было.
– Ты лгала мне, когда говорила, что любишь меня. А я, дурак, поверил. На самом деле ты продолжаешь любить этого Никиту, черт бы его побрал!
Он допил оставшийся в стакане коньяк и тут же налил себе еще. Пульхерия молчала. Она с горечью подумала, что Герман не так уж далек от истины. Конечно, он хороший человек, любит ее до самозабвения, она же не слепая и видит, что причинила ему нестерпимую боль, поэтому он так груб с нею. Впрочем, нет, это еще не грубость. Человек попроще, оказавшийся на его месте, подошел бы к ней и вмазал промеж глаз или оттаскал хорошенько за волосы, а Герман пытается ее понять, беседует с ней. Интересно, как бы она себя вела, окажись на его месте? Даже не стала бы с ним разговаривать. Повернулась бы и ушла, громко хлопнув дверью. А они сидят и как цивилизованные люди тихо выясняют отношения. Катя и домработница даже не догадываются, что они ссорятся.
Подсознание вытолкнуло на поверхность вопрос, который она в последние дни боялась задать себе: любит ли она его на самом деле? Если Герман от нее уйдет, испытает она такую же нестерпимую боль, которую причинил ей в свое время уход Никиты? Впадет она в такую же депрессию? Нет, он прав, с этим приходится согласиться. Она пыталась создать семью, свить уютное гнездо, которое на поверку оказалось золотой клеткой. Впрочем, не золотой, а бумажной.
– Понимаю, что я не смогу остановить тебя, но прошу об одном: сведи, пожалуйста, общение Кати с ментами до минимума.
Герман уже взял себя в руки, только голос его был ледяным и надменным.
– Пойду спать. Мне завтра рано надо быть на таможне.
Тяжело вздохнув, Пульхерия стала переодеваться, потом долго читала Кате книжку, оттягивая момент возвращения в спальню. Девочка уснула, а она все еще лежала рядом с ней и смотрела, как мечутся по потолку тени. Наконец встала и с тяжелым сердцем покинула детскую.
Глава 21
Еще один свидетель
Прежде чем пойти в спальню, Пульхерия позвонила Штыкину.
– Игорь Петрович, у меня есть доказательство моих слов.
Она рассказала о Кате. Штыкин внимательно выслушал ее. Когда она умолкла, спросил:
– Сколько лет девочке?
– Шесть, нет, почти семь.
Он тяжело вздохнул:
– Завтра около одиннадцати буду у вас.
– Хочу вам кое в чем признаться…
– Без сюрпризов не можете? – насторожился Штыкин.
– Не волнуйтесь, он небольшой, – поспешила она успокоить следователя.
– Слушаю вас внимательно.
– Мы с подругой побывали на месте преступления.
– Наконец-то! – торжествующе воскликнул он. – А я-то думаю, что с вами случилось? Перестали свой нос совать, куда вас не просят, искать приключений на свою голову. Решил, что обеспеченная жизнь пошла вам на пользу, да, видно, ошибался. Горбатого могила исправит…
– Не ругайтесь, Игорь Петрович. Я там заметила кое-что любопытное.
– Криминалисты пропустили важную улику? – язвительно спросил Штыкин.
– Вы обратили внимание на то, что постель мокрая?
– Слава богу, а то я и впрямь подумал, что мы там что-то не углядели, а вы, наша глазастая мисс Марпл, нос нам утереть хотите.
– Хватит иронизировать, Штыкин, – рассердилась Пульхерия. – Советую быть более серьезным. Что вы думаете по поводу этого?
– Все очень просто: преступник решил сбить с толку судмедэксперта. Он обложил труп льдом и сверху положил подушку. Считал, что тело остынет быстрее, следовательно, время смерти будет определено неверно. Но мы нашли под окном специальные пакеты из-подо льда и разгадали его уловку. Судебный медик скорректировал время смерти на два часа.
– Сколько всего было пакетов?
– Два или три.
– Вам все это не кажется странным?
– Нет, по-моему, вполне логично. А вы, конечно, думаете иначе? – усмехнулся он.
– Да, иначе. Сейчас осень, на улице холодно. Придя домой, вы мечтаете о горячем чае, а не о газировке со льдом. У вас, Штыкин, в холодильнике много льда?
– Да у меня и летом он не всегда бывает.
– У остальных такая же ситуация. У нас климат холодный, но сейчас на улице снега пока нет. Морозилка в холодильнике забита пельменями и мясом до отказа, следовательно, преступник принес лед с собой. Кстати, о преступлении в состоянии аффекта и речи быть не может. Далее, в специальной форме для льда помещается около стакана воды или чуть больше. Таких форм было две или три. Получается максимум два литра воды. Да еще подушка сухая, только наволочка слегка влажная.
– А подушка здесь при чем? – не понял Штыкин.
– Если бы подушку положили на лед, она была бы влажной. Из своего личного опыта знаю, что подушки сохнут очень долго. Следовательно, льда не было, а было около ведра горячей воды. Я подчеркиваю – горячей воды.
– А формы для льда?
– Это для отвода глаз. Если бы на самом деле был лед, вы форм не нашли бы. А преступник их из окна выбрасывает, чтобы они вам на глаза непременно попались. Вот вы их и обнаружили да еще обрадовались, что разгадали хитрый план убийцы.
– Хорошо, я переговорю с экспертами, – серьезно сказал Штыкин.
– Тогда до завтра.
Пуля долго расхаживала по комнате, не решаясь войти в спальню. Спать не хотелось, но и бессмысленное кружение по периметру гостиной вскоре ей опротивело. Забравшись с ногами на диван, она включила телевизор и под его невнятное бормотание не заметила, как уснула. Она так устала за день, что проспала до утра, не просыпаясь.
Ее разбудил тихий шорох. Даже не открывая глаз, она поняла, что в гостиной Герман – терпкий запах туалетной воды витал в воздухе. Она притворилась, что спит, и натянула на голову плед, которым он заботливо укрыл ее ночью. Разговаривать с ним не было желания. Его удаляющиеся шаги она скорее почувствовала, чем услышала, и открыла глаза только тогда, когда хлопнула входная дверь. На часах было около девяти. На мгновение произошедшее накануне показалось ей ночным кошмаром. «Хорошо бы так оно и было», – с горечью подумала она. Но действительность в лице Галины Матвеевны убедила ее, что она ошибается. Домработница, с видом оскорбленной добродетели, спросила:
– Герман Александрович велел у вас спросить, когда прокурор заявится ребенка допрашивать, а то мы сегодня с Катенькой в зоопарк собирались.
– К одиннадцати.
– Так после часа там самый народ будет. К клеткам не протолкнешься, – недовольно проворчала Галина Матвеевна.
– Пойдете завтра.
– На завтра у нас другие планы.
– Интересно какие?
– У нас билет на экскурсию по зоологическому музею.
– В субботу на живых зверей любоваться собирались, а в воскресенье на их чучела? Какие у вас странные пристрастия, Галина Матвеевна. Не боитесь, что девочке кошмары будут сниться?
– Глупости, она должна жизнь со всех сторон узнать.
– Не забудьте ее на кладбище сводить, для полноты ощущений, – посоветовала Пульхерия.
– Чем по ментовкам ребенка таскать, лучше уж на кладбище дышать чистым воздухом, – привела Галина Матвеевна убийственный в прямом и переносном смысле аргумент.
– Если следовать вашей логике, тогда детские площадки лучше всего устраивать возле крематория, – усмехнулась Пуля.
– Сразу видно, что вы, Пульхерия Афанасьевна, плохо спали, – мстительно заявила домработница, намекая на то, что Пуле пришлось провести ночь не в постели, а на диване, – поэтому шутки у вас несмешные, даже глупые.
С гордым видом и с почти удовлетворенным чувством мести Галина Матвеевна удалилась.
