— Братец Иванушка любовницу приволок, — соврала я, краснея. — В смысле муж. Хочу его с поличным застукать, да никак через забор перелезть не могу. Помоги, а? Я, конечно, понимаю, мужская солидарность, то да се… Но ведь обидно же! — Я вполне натурально всхлипнула.
Парень с полминуты раздумывал, а потом, к моей радости, согласился. Правда, перед этим он взял с меня обещание, что никакого рукоприкладства с моей стороны не будет.
— Я и так мужику не завидую, — хохотнул борец за право мужчин ходить «налево».
— Ни боже мой! — для убедительности я даже перекрестилась.
Парень поверил, кивнул и подставил мне сложенные вместе ладошки, а в качестве ступеньки предложил использовать его колено. Таким вот образом я вознеслась на верхушку забора. Мой добровольный помощник пожелал удачи и ушел по своим делам. Мне же осталось самое «простое» — спрыгнуть вниз с полутораметровой высоты. Страшно, конечно, но не сидеть же на заборе, как курица на насесте!
— На счет «три» прыгаю, — сказала я сама себе. — Раз, два, три…
Приземление было не совсем удачным. Мне показалось, что от удара о землю мои прекрасные длинные ноги стали короче сантиметров на сорок. С такими короткими ногами быстро ходить невозможно, оттого я, кряхтя и охая, присела на корточки и оглядела вражескую территорию. Ничего особенного! Запущенный сад, трава по пояс, полное отсутствие каких либо огородных культур. Посреди дикой растительности, в основном крапивы и лопухов, стоял кособокий деревянный домик в один этаж.
— Нет, это не Кутузовский проспект, — разочарованно покачала я головой, содрогаясь от предстоящей встречи с крапивой.
Первое окно, в которое я заглянула, принадлежало убогонькой кухне. Ее главным украшением служила белая и чистая четырехконфорочная газовая плита. При взгляде на нее не возникало ощущения, что ею часто пользуются. В кухне никого не оказалось. Через два других окна я увидела просторную комнату, обставленную в стиле «а-ля русская изба начала прошлого века». Даже ходики имелись! И что самое удивительное: они работали. В последнее окошко удалось разглядеть крохотную комнатку, служившую, очевидно, спальней. Чудесным образом в ней уместился шкаф, узенькая кровать и книжная полка. Странно, но присутствия людей в доме я не обнаружила, хотя и видела собственными глазами, как отец Валентин вошел на участок. Может быть, он в какой-нибудь хозяйственной пристройке? Оглядевшись, я вынуждена была констатировать, что никаких пристроек здесь не имелось. Разве только туалет. Но дверь деревянной будочки была распахнута настежь. Это давало возможность убедиться в отсутствии внутри кого бы то ни было. Впрочем, буквально через секунду я заметила добротный гараж. Его ворота выходили на соседнюю улицу, поскольку сам дом являлся угловым. Но, насколько я могла судить, в гараже никого не было: дверь закрыта, а изнутри не доносилось ни звука.
— А где же святой отец? — шепотом удивилась я.
Ответом послужил внезапный грохот, раздавшийся из гаража и заставивший меня рухнуть в густые заросли крапивы. Ее «пиявки» мгновенно впились в оголенные участки тела, но я мужественно терпела укусы этого вредного растения. Подобная самоотверженность воздалась мне сторицей: из гаража через неприметную дверцу вышел отец Валентин. Но боже мой! Тип, открывавший сейчас ворота, вовсе не был отцом Валентином! Вернее, лицо-то его, но… Дорогой костюм тысячи за две долларов, дорогие ботинки! Это, к сожалению, все, что мне удалось разглядеть с моего НП. Но все равно — было отчего впасть в столбняк!
Из гаража донесся негромкий рык мощного двигателя. По опыту знаю, так рычат только очень дорогие машины. Подталкиваемая любопытством, я без посторонней помощи преодолела забор и смогла убедиться, что в очередной раз оказалась права. Отец Валентин выгонял из «стойла» шикарный «Ягуар» черного цвета. Скромно живет святой отец, ничего не скажешь! Машинка-то о-го-го сколько стоит!
Пока батюшка пересаживался в «Ниву» и заводил ее в гараж, где еще недавно дожидался своего часа «Ягуар», я пробралась к своему автомобилю.
Все тело зудело и нещадно чесалось от крапивных уколов. Мама когда-то говорила, что крапивой лечат множество самых разнообразных болезней — от радикулита до выпадения волос. Если это действительно так, то, судя по волдырям, покрывавшим тело, я проживу еще лет двести и зарасту густой шерстью с ног до головы.
Пока я чесалась, «Ягуар» пропылил мимо, увозя своего хозяина в неизвестном направлении. Пришлось и мне в спешном порядке покидать переулок. С трудом ориентируясь в пыли, я попыталась догнать мощную машину, но потерпела неудачу.
— Вот, блин! Пыль есть, а автомобиля нет! Мистика какая-то. Впрочем, чего еще можно ожидать от святого отца? Ему положено чудеса творить…
Продолжая раздраженно бубнить себе под нос, я принялась плутать по поселку в поисках таинственно исчезнувшего «Ягуара», хотя особых надежд его отыскать не имела: уже темнело, да и место незнакомое. Кончилось тем, что я окончательно заблудилась. Очень хотелось разреветься, но тут в сумочке зазвонил мобильник. Пришлось отложить переживания на потом.
— Веселишься? — мрачно спросила подруга.
— До слез, — призналась я. — Мань, кажется, я заблудилась.
— В лесу?
— В Малаховке.
— С ума сошла? Как там можно заблудиться? И вообще, чего ты в Малаховке забыла?
— Я следила за нашим батюшкой. У него здесь берлога. Тут такое…
Далее я коротко поведала Маньке и о волшебном преображении отца Валентина, и о его таинственном исчезновении. Не забыла, кстати, рассказать и о лишениях, выпавших на мою долю, а напоследок даже всхлипнула.
— Наплюй, — после непродолжительного молчания посоветовала подруга. — В конце концов, нам теперь известно, где нора Валета. Двигай домой, а то Игнат уже сомневается. Вопросы задавать начал… А я ужасно не люблю, когда он задает вопросы. Все пытался телефон подруги твоей разузнать…
— Это ты при нем так спокойно разговариваешь?
— Нет. Я в туалет отпросилась. Ты, Славик, все-таки возвращайся. Очень уж я сомневаюсь в своих силах.
С этими словами подружка отключилась, а я недовольно проворчала:
— Легко сказать, возвращайся! Кто бы сказал, как мне отсюда выбраться? Да ладно, все равно все пути ведут в Рим. В нашем случае, на дачу…
В истинности древнего изречения я убедилась минут через сорок, когда выехала на нормальную дорогу. Но тут произошло что-то непонятное: вместо того чтобы повернуть направо, в сторону дачи, руки как-то сами собой вывернули руль влево.
— Интересно, куда это я еду? — озадачилась я. Оказалось, в Люберцы. Я вздохнула:
— Инстинкт сыщика!
Беспокоило одно: не слишком ли позднее время для визита к господину Онищенко? Более чем вероятно, что Макарыч уже спит глубоким алкогольным сном. Однако следствие не ведает ни дня, ни ночи, к тому же интерес к беседе между отцом Валентином и Константином Макаровичем был по-прежнему велик.
К дому на Октябрьском проспекте я подъехала в начале первого ночи. В уже знакомом дворе было тихо, что неудивительно: нормальные люди спят или смотрят интересные фильмы, или… Впрочем, не буду углубляться!
На кухне словоохотливого Николая Федоровича, соседа Онищенко, горел свет, а вот окна самого Макарыча, увы, были темны и неприветливы.
— И чего я сюда приперлась? Ехала бы лучше на дачу… — приступила я к самобичеванию и занималась бы этим еще какое-то время, но вновь затрезвонил мобильник. В окошечке высветился Манькин номер.
— Успокой своего мента: со мной все в порядке. Я в Люберцах, загляну к Онищенко — и назад. Так что пусть не психует, — сердито прошипела я в трубку.
— А я и не психую, — спокойно ответил Игнат. Услыхав его голос, я пискнула и заткнулась, а капитан тем временем продолжал: — Я ни на секунду не поверил в мифический день рождения какой-то подружки. Тебя еще не убили?
— Нет, как видишь, — буркнула я.
— Странно. Судя по всему, ты даже на свободе. Что ж, это не может не радовать. Значит, я смогу спокойно отправляться спать. Да, кстати, когда вернешься… Ну, если вернешься, конечно… Постарайся не слишком шуметь…
Высказав это пожелание, Игнат глумливо хохотнул и отключился, а я помянула недобрым словом Маруську — наверняка подружка разомлела после сытного ужина, совсем утратив бдительность. Только так можно объяснить, что Манька допустила своего неуемного жениха до телефона.
Надо заметить, до звонка капитана я совсем уж было собралась отправиться восвояси. Но теперь назло ему вылезла из машины и уверенным шагом направилась к подъезду, одолеваемая решимостью побеседовать с господином Онищенко. Если понадобится — то и с пристрастием!
Перед дверью Макарыча от моей решимости мало что осталось, а вместо нее в душе поселились сомнения. Ну, в самом деле, зачем, спрашивается, я приперлась? Но, с другой стороны, не уезжать же обратно, как говорится, несолоно хлебавши?!
